Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 24

Неоржа от ужаса и возмущения молчал.

— Им мало того, что они нас, судей, придавят и сделают рабами закона, — жаловался Грох. — Они хотят все вверх дном перевернуть. Ведь какими здоровыми жилищами были наши деревянные дома… Эх! Король приказывает строить из камня… А жить меж каменных стен — это смерть! Он хочет нас погубить. Господь Бог дал соль для всех. Когда-то можно было ее получить в Величке каждому, сколько нужно было, а теперь!.. Эх! Завели счета, жиды отмечают каждую мерку и записывают в книги.

— А моих коней вон из Велички! — заикаясь, простонал огорченный Неоржа. — Вот оно… Вот что… Дворян и рыцарей, — начал он бормотать, — король обиж… Они ему не по вкусу… Он лишь расположен к хлопам и жидам… Этот Левко из Велички, эта скотина, рассказавшая о моих лошадях, — он арендует соляные копи, и все, что он скажет, то свято… Моего мужика, хитрого разбойника, король фамильярно хлопает по плечу… а мы? Что мы такое? Кто мы?

— Светопреставление? — произнес Грох, глядя на дно кубка, в котором ничего уж не осталось.

В это время в комнату вошел ксендз Марцин Баричка, простоявший несколько секунд у порога, не замеченный разговаривавшими.

Грох, относившийся к духовенству с большим уважением, поцеловал в руку прибывшего. Неоржа встал, уступив место гостю. Ксендз Баричка, бледный, с пасмурным, угрюмым лицом, уселся.

— Я слышу, что вы, господа, жалуетесь на его величество, — произнес он, качая головой.

Неоржа, разводя распухшими руками, обратился к нему с болезненным выражением лица.

— Вы слышали о том, что случилось с моими лошадьми в Величке? Что? Ведь это вопиющее дело! За это Господь должен его наказать!

Ксендз Баричка изумился.

— А какое же у вас право было их там держать! — спросил он.

— Право? — с возмущением воскликнул Неоржа. — Такое право, что испокон веков такие люди, как я… там кормили по две и по четыре… Дьявол не взял бы за это жида, да и с кормом ничего не случилось бы.

Ксендз Баричка покачал головой.

— Это еще не все, — подхватил хозяин. — Послушайте, о чем рассказывает Грох: волосы дыбом становятся.

Ксендз повернулся к судье.

— Ужасно! — произнес Грох. — Я слышал, что собираются писать новые законы.

Баричка улыбнулся.

Грох начал свои нарекания, все более и более увлекаясь, но на духовного слова его не произвели никакого впечатления, и он равнодушно слушал.

— Это еще не самое скверное из того, что делает король, — молвил он строгим голосом.

Оба собеседника замолчали. Лицо ксендза стало грустным.

— Он хотел иметь наследника, в этом не было ничего плохого, он сватался к этой чешке, которая вскоре умерла… В этом был перст Божий! Вскоре после этого король Ян и его сын сосватали ему Аделаиду Гессенскую… Долго ли он с нею жил? А что теперь делается?

Грох покачал головой.

— Эта немка, которая ему даже двух тысяч копеек в приданое не принесла, а вдобавок еще уродлива…

— Он ведь знал об этом и все-таки женился, — прервал ксендз.

— Я ее видел, — пробормотал Неоржа, — и хотя я короля не люблю, но я его не обвиняю. Она безобразна, не знает по-нашему ни слова, и говорят, что она не совсем нормальная…

— Однако, она его жена.

— За эту жену вам нечего так вступаться, — произнес Грох, — она ни в чем не терпит недостатка. Король питает к ней отвращение, и ее устроили в замке, в Жарновце, где она живет, как подобает королеве, но мужа не видит. Она уж больно уродлива…

Грох покачал головой.

— Он не мог с нею жить, — произнес Баричка, — хотя по церковному уставу он должен был… Потому что человек не рожден для роскоши. Он ее удалил… Пускай так… Но зачем же он ищет других женщин… И вводит людей в искушение и соблазн?

Эти слова, отчетливо и строго произнесенные ксендзом Баричкой, не нашли сочувствия и подтверждения в его слушателях, отнесшихся к ним так же, как Баричка раньше отнесся к жалобам на законы.

Неоржа и Грох опустили глаза. Они тоже не были без греха, а в те времена, когда людские страсти проявлялись с особенной силой, редко кто мог похвалиться праведной жизнью. Поэтому строгий суд ксендза Барички приняли с молчанием.

— Это вина короля, — продолжал духовный, — зачем он дает себя склонить к плохому… Почему он поддается своим страстям; но не меньше виноваты и наши капелланы, которые с ним имеют сношения, живут вместе с ним, видят все его безобразия и не хулят, и не порицают его за это. Об его излишествах вероятно знает епископ гнсзнинский, потому что он часто бывает при короле, знает и ксендз Сухвильк, который почти из королевского замка не выходит, знают и ксендзы… Но ничего не говорят.

Слушатели хранили упорное молчание.

Грох находил, что составление новых законов это самый страшный грех короля, а Неорже казалось, что изгнание из Вслички его коней — еще большее преступление.

— Если б я был при дворе, — прибавил Баричка, — я не потерпел бы этих любовниц, о которых все знают и на которых указывают пальцами.

— Но в Кракове их нет, — шепнул Грох, указывая рукой в различных направлениях. — Они сидят в королевских поместьях, в Опочне, в Чехове, в Кжечове…

— Везде их полно, — говорил Баричка, продолжая возмущаться, — найдутся и в нашем городе… Это еще не все! — воскликнул он: — Люди рассказывают о еврейках!

Грох и Неоржа, услышав это страшное известие, заломали руки от волнения.

— Этого не может быть, — вставил Грох.

Неоржа молчал… Разговор о короле прекратился, потому что по двору проскользнула какая-то фигура, и никто из них не желал быть подслушанным.

Один лишь мужественный Баричка готов был всегда и перед всеми повторить свои слова.

Хозяин дома поднялся со своего места и ожидал появления в комнате человека, только что прошедшего через двор.

Двери медленно раскрылись, и на пороге показался хороший знакомый Неоржи, один из семьи Яксов Меховских; это была одна из богатейших семей в прежние времена; некоторые из них и по сию пору сохранили свои богатства; другие обеднели, и к числу последних принадлежал вошедший в комнату Якса Микула.

У Неоржи была единственная дочь: говорили, что Микула намерен был к ней свататься, но… Якса принадлежал к двору короля, и на него косо глядели. Когда он вошел, наступило молчание.

По лицу вошедшего сразу можно было узнать о его знатном происхождении, хотя одет он был бедно. У него была красивая рыцарская внешность, но черты его лица были слишком нежными и мягкими для мужчины. В нем было что-то барское, несмотря на его скромную одежду.

Неоржа его холодно принял; он догадывался, что Якса, находившийся при дворе короля, принес ему какой-нибудь выговор или неодобрение. Он предпочитал не говорить с ним о происшедшем.

— Я пришел с вами попрощаться, — отозвался Якса, — потому что боялся, может быть вы уедете. Мне так казалось!

Хозяин пристально на него посмотрел.

— Конечно, мне здесь делать нечего, — произнес он, — но и торопиться мне не хочется, потому что я не желаю, чтобы кому-либо показалось, что я скрываюсь от разгневанного короля.

Якса в ответ молча на него взглянул.

— А что же король? — угрюмо спросил Неоржа.

— На охоте.

— Сердитый?

— Я его почти никогда не видел сердитым, — возразил Якса. — Он на секунду вспылит, но быстро сдерживает себя.

— А вероятно он на меня гневается! — воскликнул Неоржа.

Яксе не хотелось прямо высказать то, о чем он думает.

— Я этого не знаю, — проворчал он, — однако я полагаю, что если вы на некоторое время сойдете с его горизонта, то по вашем возвращении забудется обо всем происшедшем.

— Но я об этом не забуду, — пробормотал Неоржа.

Ксендз Баричка встал и, попрощавшись с дядей, ушел.

Грох и Якса остались.

Воспоминание о короле снова взволновало Неоржу; он расхаживал по комнате и ворчал. Хотя он и узнал, что Якса находится в свите короля, однако он дал волю своему языку в надежде на то, что гость, сватавшийся к его дочке, примет его сторону и будет с ним одного мнения.