Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 20

Путник прислушивался внимательно к словам Вядуха.

— А как же устроить так, чтобы справедливость была оказана всем? — спросил он. — Потому что и мужик должен ею пользоваться.

Вядух даже привстал со скамьи, до того этот вопрос показался ему странным.

Взглянув на спросившего, он произнес:

— Милостивый государь, я простой человек, но мне кажется, что это невозможно. Я бываю в костеле и слушаю, о чем проповедует ксендз; так заведено с тех пор, как свет существует, и так оно и останется.

Гость задумался; в это время Гарусьница и Богна начали расставлять на столе принесенное ими кушанье. Хотя оно было не изысканное, а мужицкое, голодный путник со смехом, как будто в первый раз в жизни видя такие блюда, принялся за еду.

Все ему пришлось по вкусу.

Вядух, взяв чашу и поместив ее у себя на коленях, задумчиво ел. Богна поставила перед гостем кувшин с пивом и простой деревянный кубок, инстинктивно выбрав самый красивый, желая выказать гостю свое внимание. Кубок был новый, гладко выструганный, точно выточенный, и на светлом дереве были нарисованы красные ободки.

Гость налил кубок и, кивнув головой глядевшей на него красивой девушке, приложил напиток к губам; Богна покраснела и, закрыв лицо руками, убежала к очагу.

Они несколько минут молчали, затем путник возобновил прерванный разговор.

— Расскажите мне, прошу вас, о вашем сословии и о его нуждах, — произнес он. — Об этом нужно знать для того, чтобы пособить.

— Знание знанием, — рассмеялся он, — но помочь нам даже и сам король не сумеет…

— Даже и король? — подхватил гость с удивлением, оставив еду и устремив глаза на говорившего. — А это почему? Ведь он обладает силой и может поступить по своему желанию!

— Да, но он должен щадить своих рыцарей, не раздражать дворян, потому что он царствует при их поддержке. Дворяне и рыцари заслоняют собою мужика, и его не видно из-за них. Он стоит на самом конце, последний.

— Ведь король, — пан для всех, — запротестовал слушавший, — как для рыцаря, так и для мужика.

— Это верно, — произнес Лекса, — это на словах, а в действительности выходит то, что мужик всем служит и повинуется и никто, кроме Бога, ему не покровительствует.

— Но ведь вы на такого опекуна жаловаться не можете, — со смехом сказал молодой гость.

— Я не жалуюсь, — отрезал старик, по-видимому недовольный оборотом разговора.

Наступило молчание. Гарусьница принесла новую чашу и придвинула ее к гостю; Богна подала ему ложку, предварительно вытерев ее своим передником; в благодарность он ей снова улыбнулся, и смущенная девушка вторично спряталась. Гость, утоливший уже первый голод, раньше чем приняться за новое блюдо, задумался, как будто какая-то тяжелая мысль его угнетала.

— Так вы не особенно хвалите свою жизнь? — спросил он.

— Я не хвалю ее и не хаю, — произнес Вядух. — У меня уж такой нрав, что принимаю с благодарностью все, что Господь дает; потому что если б я огорчался, то только себе бы повредил…

Он сделал движение рукой, как будто желая что-то от себя отогнать.

— Вы бываете в Кракове? — спросил путник.

— Иногда езжу в костел и на рынок, — ответил Лекса, — я нелюбопытен…

— А ведь там найдется, на что посмотреть?

— А в доме всегда найдется работа! — произнес Вядух.

Путник усмехнулся.

Через секунду старый крестьянин добавил:

— Это правда, что есть на что смотреть, когда вора ставят под позорный столб, а шулеров и обманщиков из города плетьми вон изгоняют. И мужик не прочь был бы выпить свидницкого пивца, да за столом для него места не найдется, потому что все занято панами и рыцарями.

— И в замке можно найти, к чему приглядеться, — произнес гость.

— О! В замок-то уж нам нечего лезть, — рассмеялся Вядух, — там место для панов, а не для мужицкой сермяги… И чего ради?

— Чего ради? — возразил путник. — А почему же вам не пойти бы к королю искать защиты, когда вас обижают? Ведь он ваш высший судья.

Лекса поднял глаза к небу.

— Сохрани Боже! — воскликнул он. — А если бы король плохо рассудил, его нельзя было бы порицать, потому что и соболя не хватило бы, чтобы за это заплатить, и к кому после него обратиться? К Богу…

— Вы, значит, не особенно доверяете королю? — спросил любопытный гость.

Этот вопрос удивил крестьянина и даже испугал его.

Он задумался, долго собираясь с ответом.

— Король! Король! — начал он. — Он о другом должен думать, а не о нас.

— И о вас он должен… — произнес путешественник.

Вядух с удивлением присматривался к нему, желая узнать, с кем он имел дело.

— Вы его не любите? — спросил гость.

При этом вопросе лицо Вядуха стало серьезным.

— Он нам ничего плохого не сделал, — произнес он. — Я думаю, что у него добрые желания, но он ничего не может сделать… Покойного старого Локтя мы не знали, а молодого трудно увидеть… Тот был добрый… и с простым мужиком часто разговаривал, как со всяким другим.

Слабый румянец выступил на лице путешественника.

— Того, — прибавил Лекса, приблизившись к гостю, — мы неоднократно спасали, когда он, оставленный рыцарями, бродил по стране, укрываясь в оврагах и ущельях… Вступаясь за него, мужики брали оружие в руки и проливали свою кровь… Мы об этом помним!

— И сын его, вероятно, не забудет об этом, — возразил гость, задумчиво подперев голову рукой. Он сделал несколько глотков пива и устремил свой взор на Вядуха, продолжавшего говорить.

— В этом старике мы как бы чувствовали отца и брата. Он жил так же, как мы: к рыцарям относился строго, а к нам был снисходителен… Господь его за это наградил, потому что он добился короны…

Путник поднялся со скамьи сильно взволнованный и тронутый… Оглянувшись по сторонам, он заметил, что наступает вечер.

— Спасибо вам, хозяин и хозяюшка, и вам спасибо, — добавил он, повернувшись в сторону Богны.

Говоря эти слова, он медленно потянулся за кошельком, в котором зазвучали монеты.

Вядух насупился.

— Вы меня не обижайте, — произнес он спокойно. — За гостеприимство никто платы не берет…

— Почему? — спросил путник.

— Потому что это не дозволено нашими старыми обычаями, — прервал Лекса. — Крестьянская хата — это не гостиница… Не обижайте нас. Я крестьянин, и хотя Неоржа лжет, говоря, что я ему принадлежу, я был и останусь свободным…

Он начал смеяться, желая все обратить в шутку. Гость был чем-то озабочен и раздумывал…

Наконец, он снял с пальца перстень и, позвав Богну, которая, вместо того чтобы подойти, испуганно спряталась в угол, промолвил:

— Я хотел бы оставить что-нибудь на память вашей девочке; пускай это останется для нее к помолвке или когда замуж будет выходить…

С этими словами, не желая насильно заставить девушку взять в руки, он положил золотой перстень с большим бриллиантом на стол и, поклонившись, переступил порог, а Вядух последовал за ним.

Цярах побежал за лошадью, которая, хоть немного еще и хромала, но после отдыха и корма, могла уж тронуться в путь. Гость снова поблагодарил всех вышедших его провожать и, бодро усевшись на лошадь, выехал из ворот и рысью поехал дальше, вскоре скрывшись за кустарниками.

Когда Вядух возвратился в хату, он застал всех разглядывающими перстень Богны… Он был из чистого золота с камнем, переливавшимся на солнце.

Вся семья была очень довольна и не могла налюбоваться подарком, один лишь Вядух был чем-то озабочен и глубоко задумался, тщетно стараясь отгадать, кто был этот гость, не пожелавший о себе ничего сказать, и перед которым он так откровенно высказался… Он не был похож на духовное лицо, хотя они в то время носили кроме духовного платья и светское; за мещанина его тоже нельзя было принять, потому что слишком большим барином был; а от принадлежности к рыцарскому сословию он сам отрекся. Загадку эту было трудно отгадать. Притом это был человек не бедный, потому что подарок, хоть и не из сплошного золота (они не оценили стоимость этого драгоценного камня), все-таки казался им дорогим.