Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 46

Он ошибался.

Вечность спустя, когда бесконечный вопль изорванной плоти затопил в нём всё остальное, откуда-то поднялась прохладная, спокойная ясность, и в угасающем сознании пронеслись мысли — несвязанные и несвязные.

'Гисилентилы вырываются из своей темницы. Боги, почему я об этом вообще теперь думаю? О вечности, которую они там провели… Мне ли не плевать? Кто они мне? Кто вообще хоть что-то для меня значит? Силана? Джаргас? Анселма? Даника? Им будет лучше без меня. Воскресну ли я, когда снова умру? Вновь окажусь на той поляне с порталом или обрету забвение? Обрёл ли я ультиму или это была одноразовая акция спасения? Наверное лучше просто уйти. Время воспоминаний, сожалений и осознаний миновало. Пойми же это, глупый верс. На той стороне… они все ждут меня там. Ребята из Полос, Маутнер, Килара, Грайс, Фолторн, Гаюс с генералом Эдли, и Райнаб Лодж, и Сэдрин с Дунорой. А ещё Ская, Ресмон и Люмия. Я ухожу из этого мира туда, где ждут старые спутники и друзья.

Так говорят жрецы.

Это последний дар. Хватит с меня этого мира, ибо я устал от него. Устал…'

Перед его внутренним взором возникло странное лицо. Фантастически красивая женщина, чьи глаза пылали бесконечной тьмой. Лицо, которое он никогда не видел прежде, но сразу понял, кто это.

Гис. Один из них. Женщина, если можно так сказать. Но что она хочет? Почему в этих нечеловеческих глазах такая радость? Радость лицезрения, постепенно переходящее в мучительное сострадание. Сострадание, которого Изен не мог понять.

«Зачем горевать, гисилентилу? Разве они не должны радоваться всем людским страданиям? Разве не должны они быть чудовищами, которые использовали людей для своего наслаждения? Или это сочувствие тому, кто как и она, оказался скован в ожидании смерти?»

Перед взором мага пронеслась старая сцена соития со жрицей культа Амманиэль. Тогда, ещё в Кашмире, когда он только добирался до Нанва.

«Избранный!» — услышал он голос, великолепный, как и его обладательница.

«Так это тебе я был посвящён? — улыбка против воли искривила лицо юного волшебника. — Какая… ирония судьбы… На пороге смерти я узнаю… что был… посвящён гисилентилам…»

Мысли крутились в его голове, понемногу затихая.

«Я вытащу тебя!» — снова этот голос. Она продолжила говорить, что-то про измерения, про проходы и какие-то червоточины. В голове Изена всё расплывалось. Путалось.

«Я не буду мучиться вечно, как ты, — постарался мысленно проговорить маг. Получалось плохо. — Я не вернусь сюда, не буду вновь переживать все страдания, которые терпит смертный при жизни. Скоро смерть примет меня в свои объятия. Я уверен в этом… Уверен… Не нужно горевать, Амманиэль, твой избранный получит свою награду».

Эти мысли ещё миг отдавались эхом, пока искажённое болью лицо прекраснейшей женщины таяло во тьме, что окутала мага, сомкнулась и поглотила его.

И в ней — иссякла всякая мысль.

Окрестности Магбура, взгляд со стороны

Княгиня Лия Мэглис удерживала коня, стоя во главе обширного подкрепления, которое спешило на встречу Кердгару Дэйтусу. Только теперь Лия поняла: то, что она поначалу приняла за покатые камни, усыпавшие снежную равнину, было мёртвыми телами, гниющими на зимнем солнце. Они выехали на поле боя, где разыгралось одно из последних столкновений между Кердгаром Дэйтусом и Тольбусом Логвудом.

Снег почернел от засохшей крови. Над распухшими телами летали падальщики — мелкие птицы, ворóны и даже зимние бабочки. Несмотря на холод в воздухе стояло ужасающее зловоние.

— Души в клочья, — проговорил старый седой советник, Фарен Харнасс, едущий рядом.

Княгиня, одна из дальних родственниц царя Велеса, формально посланная на усиление, а в реальности — чтобы возглавить новый захваченный регион, посмотрела на старика, а затем жестом подозвала тысячника, Бальдара Валтира.

— Возьми разъезд, — приказала она. — Разведай, что там впереди.

— Смерть там впереди, — пробормотал Фарен и поёжился, плотнее кутаясь в рунный плащ.

Бальдар хмыкнул на его слова:

— Нас она уже окружает.

— Нет. Это… это ничто. — Старик посмотрел на Лию Мэглис своими неожиданно зоркими глазами. — Кердгар Дэйтус — что же он наделал?

— Это мы скоро узнаем! — раздражённо рявкнула она и взмахом руки отпустила тысячника и его отряд.

Подкрепление прибыло с моря, через Монхарб и Светлый Залив. Против привычной тактики Сайнадского царства, объединяющей магов, княгиня распределила их поровну, по всем батальонам — так, как предпочитала сражаться Империя. Безопасность солдат Лия ставила превыше всего.

Ныне женщина пристально смотрела вперёд и чувствовала, что увиденное ей не понравится. Какое-то предчувствие точило изнутри.

— Я чувствую в тебе смятение, девочка, — пробормотал советник Фарен, который когда-то обучал и наставлял её. — Ты наконец-то сожалеешь о сделанном выборе? О том, что решилась пойти на военную службу?

— Сожалею? О, да. Я о многом сожалею, начиная с той жуткой ссоры с родителями, которые не хотели, чтобы я становилась сионом. Наверное я была неправа. И жених, которого они навязывали был не так уж плох. А теперь… теперь всё это зашло слишком далеко.

— Первый твой выход сразу обернулся побоищем.

— Зато теперь у меня есть дочь, — слабо улыбнулась Лия.

Княгиня почувствовала, как всё внимание Фарена вдруг сосредоточилось на ней. Старик удивился такому странному повороту мысли, удивился, а затем — медленно и с болью — понял. Лия добавила:

— И я наконец-то дала ей имя.

— Я его ещё не слышал, — негромко произнёс Фарен, так, словно каждое слово катилось по тонкому льду.

Она кивнула.

Бальдар и его разъезд скрылись за ближайшим холмом. Там поднималась призрачная завеса дыма, и княгиня задумалась над значением этого предзнаменования.

— Я собираюсь дать ей то, чего не было у меня. Свободу.

— Свободу, говоришь… Дар для тебя, но для неё он рискует обернуться проклятьем. Излишняя свобода всегда приводит к вседозволенности. Люди должны носить цепи, должны ограничивать себя. Ты, Лия, тому пример. Лишь благодаря цепям ты стала той, кто есть сейчас. Пойми, некоторые люди вызывают восхищение и трепет, хотят они того или нет. Такие люди часто становятся очень одинокими. Одинокими внутри себя.

На гребне показался тысячник. Он не махал рукой, чтобы они ехали быстрее, а просто смотрел, как княгиня вела свою армию вперёд.

В следующий миг рядом с Бальдаром появилась другая группа всадников. Знакомая форма, чужие лица. Внимание Лии привлекли двое. До них ещё было слишком далеко, но женщина уже поняла, кто это: Пилекс Зарни и Кердгар Дэйтус.

— Она не будет одинока, — сказала Лия Фарену.

— Тогда будь осторожна в своём выборе, а не восхищайся им, — ответил он. — Иначе твоей дочери будет свойственно скорее наблюдать, чем принимать участие. Тайна идёт рука об руку с такой отстранённостью.

— Я не умею восхищаться, Фарен, — бросила ему Лия. И улыбнулась.

Они подъехали к всадникам. Внимание советника оставалось прикованным к ней, даже когда кони начали подниматься по пологому склону.

— И я понимаю отстранённость, — добавила она. — Очень хорошо.

— Ты назвала её… в свою честь, не так ли?

— Да. — Лия повернула голову и посмотрела в зоркие старческие очи. — Это ведь красивое имя, верно? В нём есть такое… обещание. Новорождённая невинность, какую родители хотели бы видеть в своём ребёнке, яркие, живые глаза…

— Откуда мне знать? — тихо ответил Фарен.

Княгиня видела, как углубились маленькие морщинки вокруг его век и отстранённо чувствовала их значимость, понимала, что в этом замечании не было обвинения. Лишь чувство потери.

— Не стоит горевать об этом, Фарен, — сказала она. — То, что у тебя никогда не было детей и семьи, значит лишь то, что так было угодно судьбе. Ты вырастил и воспитал меня. Сложись всё иначе, быть может, я бы не ехала сейчас с тобой.

Если бы она подумала над своими словами ещё мгновение, то поняла бы, что именно они — прежде любых других — сломают старика. Он словно рухнул в себя, тело его содрогнулось. Она протянула руку, которая почти коснулась его, но убрала — и в этот миг осознала, что момент исцеления упущен.