Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 35

— Почта, господин, — сказал Кноссо, — протягивая мне опечатанный ларец.

— Ну что там? — нетерпеливо сломал я печать. — Это от Филона… Это от Короса, отчет по стройке храма… Это отчет от кузнецов… Это вести с Пароса об осеннем лове рыбы… А это что такое?

Я развернул свиток, явно запечатанный женской брошкой вместо печати, и погрузился в чтение.

— «Господин мой. Семь раз и семь припадает к вашим ногам верная служанка и родственница. У меня хорошо все, за что благодарна я. Госпожа приняла нас, приютила и обогрела. Она как богиня Атана, на своих плечах город держит. Благословляю ее каждый день и за ее доброту жертвы Великой Матери приношу. В нетерпении жду, когда война закончится и мой сын своего отца увидит. Молюсь о возвращении господина и жертвы приношу за его здоровье. Феано.»

Что это за фигня? — не понял я и перечитал еще раз текст, изобилующий ошибками и пропусками букв. — Молодец девчонка, быстро выучилась. Но что все это значит? Она в Спарту собралась? И при чем тут Креуса? Ладно, потом разберусь.

— Кноссо! — повернулся я к критянину. — У меня для тебя поручение будет. Если выполнишь, хорошо заработаешь.

— Сколько? — моряк сделал стойку, как охотничий пес.

— Сколько унесешь, — усмехнулся я. — Доли так поделите: моя пятая часть, Храму — десятина, тебе десять частей, кормчим — пять. Остальным поровну.

— Что делать надо, господин? — жадно смотрел на меня капитан.

— Удачно притворяться, — усмехнулся я. — Чем лучше притворитесь, тем больше заработаете. Слушай…

* * *

В день отплытия Кноссо с Сифноса.

Феано вернулась из класса окрыленная. Она теперь с купцами и их детьми училась, и единственная из всех получила сегодня пятерку. Ох и смотрели на нее мужики! Она думала, насквозь прожгут. Буквы и цифры давались ей на удивление легко, ведь у нее оказалась на редкость цепкая память и острый ум. Таблицу умножения она уже выучила, а цифры складывала и вычитала без камушков, как вначале. Она считала эти камушки день и ночь, пытаясь постигнуть смысл странных значков. А потом она все поняла, да так быстро, словно ее молния поразила. Только вот написать письмо у нее пока не получалось, и она попросила ей помочь мальчишку Короса, который смотрел на нее, как кот на рыбу. Он несколько раз подсказал ей верные значки, и она, наконец, справилась. Феано уже разобралась, как устроена жизнь в этом дворце. Осталось понять только одну вещь, и она только что ее поняла.

— Дорогая, — обратилась к ней вдруг царица Креуса, случайно столкнувшись в переходах дворца. — Зайди-ка сегодня ко мне на ужин. А потом я вязать буду. Приходи и ты. Посплетничаем!

— Вот как? — удивилась Феано. — Непременно буду. А чем обязана чести такой, госпожа?

— Так ты же родня мужу моему, — ласково посмотрела на нее царица. — Как же иначе? Приходи непременно!

— Слушаюсь, госпожа, — низко склонилась Феано, едва скрывая злую улыбку, кривившую ее губы.

Она ворвалась в свою комнату и скомандовала рабыне.

— Пиерис! Мое платье с синей полосой на подоле приготовь. И не уходи никуда. Волосы мне уложишь.

Феано взяла на руки сына, крепко прижала его к себе и прошептала ему на ушко.

— А ведь мамочка все правильно сделала, мой царевич. Мамочка сущую глупость в том письме написала, а совсем не то, что на сердце у нее. Зачем? Да затем, что эта корова толстомясая, царица наша, знает, что в том письме было. А принес ей его сам сиятельный Филон. Это я точно знаю, ведь он его из моих собственных рук получил. И он же ей его прочитал, потому как читать эта ткачиха так и не выучилась. Ну вот, мы с тобой теперь знаем, кого надо бояться, мой дорогой. И мы не будем делать глупых ошибок.

Глава 16

Неделю спустя. Где-то у побережья о. Самос.

Кноссо вглядывался в скалы, заросшие кустарником, и неласковым словом поминал всех богов. Скоро море закроет свои воды, а везение вдруг оставило его. Хозяин дал ему поручение, пообещав хорошую награду, и Кноссо уже строил радужные планы, равно как и все его парни, мечтающие о горсти серебра помимо обещанного жалования. А тут вон чего! Ну хоть бы одна сволочь на разбой вышла. Но ведь он же не зря сюда заявился!

Самос, тесно прижавшийся к побережью Арцавы, не обойти никак, если плывешь на север с Родоса или Кипра. Он закрывает своим телом путь купцам, оставляя лишь две дороги. Первая — с востока, между островом и берегом материка. И вторая — с запада, там, где щедрая рука Морского бога высыпала целую пригоршню островков и скал. Обойти Самос слева или справа означало нелегкий выбор между пастью волка и пастью льва. И там, и там нечего и думать пройти одинокому кораблю. Но, тем не менее, Кноссо бороздит эти воды уже третий день, притворяясь раненой куропаткой. Точнее, купцом, который попал в шторм и отбился от каравана с охраной. И хоть бы что! Вот невезение!

— Вижу! — бросил кормчий, стоявший на правом весле.

— Ну, наконец-то! — обрадовался Кноссо. — Ванака, создатель сущего, я тебе жертву богатую принесу! — Он подошел к трюму и прокричал. — Эй, бездельники! Доспех нацепили и вздели тетиву. Драхмы идут прямо на вас!

Надо сказать, господин смог удивить Кноссо. Ну, скажите на милость, какие могут быть доспехи на море, когда тяжелая бронза вмиг утянет на дно самого умелого пловца. Пятьдесят гребцов и дюжина лучников, сидевших сейчас в трюме, щеголяли в сплетенных из льняной веревки нагрудниках и в таких же шапках, которые нипочем не пробьет простая стрела. Только если граненая, бронзовая, да еще и выпущенная из сильного составного лука с роговыми накладками. А откуда возьмется такая роскошь у прибрежных босяков?

— А ну, покажите мне, как вы их боитесь, парни! — скомандовал Кноссо, и по палубе забегали пятеро матросов, заламывая руки и оглашая все вокруг горестными воплями. Это было так весело, что Кноссо едва держался, чтобы не расхохотаться в голос. Но нельзя ведь. Три лодки, набитые серьезно настроенными личностями, были уже шагах в ста.

— Кто громче всех заплачет, получит двойную пайку! — подбодрил своих людей Кноссо, и те зарыдали в голос, протягивая руки к небесам.

Разбойники должны поверить, потому что слишком уж непривычен вид этого корабля. Он больше похож на волка, чем на барана. Если хоть малейшее сомнение возникнет, лодки развернутся и уйдут туда, где преследователь точно поймает днищем острую скалу, прикрытую пенными барашками волн. Карийцы мастера на такие проделки. Они и сами могли притвориться жертвой, чтобы попасться на пути какому-нибудь особенно жадному купцу. И тогда, наведя его на мель, они бросались на него из засады, словно стая голодных гиен на раненого быка.

— Не спать! — крикнул Кноссо, и лучники в трюме выстроились в затылок, приготовившись занять положенные места на палубе. Гребцы тоже повскакивали со своих скамеек. В ближайшие минуты корабль точно никуда не поплывет, а они тоже бьются, когда приходит нужда.

— Пошел! — заорал критянин, когда бронзовые крюки впились в борта корабля, а лодки, на которых сидели десятки полуголых карийцев, стали стремительно приближаться. Те размахивали длинными ножами и короткими копьями, а луков у них было около дюжины на всех. Они требуются только вначале, когда нужно перестрелять корабельную стражу, которой редко бывает больше, чем десяток человек. Это ведь торговец, а не кебенет, пограничный корабль его величества Рамзеса III.

— Лучников бей! — заорал Кноссо, опасаясь, что бестолковые земляки, вошедшие в раж, перестреляют вообще всех, а это деньги, как-никак. Чистое серебро.

Критяне сделали всего лишь один залп, и карийцы с ужасом увидели, что они из охотников превратились в добычу. Лучники, их главная боевая сила, лежали на дне лодок, уставившись в небо стекленеющими глазами, в которых навсегда застыло изумление. Те из них, кому особенно повезло, поймали сразу три, а то и четыре стрелы.

— Оружие бросайте и останетесь жить! Богами клянусь!