Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 31

2 В это время в Ассирии (его выделяют как Среднеассирийское царство) закончился период смут, и она начала наступление на касситский Вавилон, отняв несколько областей на севере Месопотамии. Также в это время пошел натиск на Междуречье со стороны восточного соседа — Элама, который кризис Бронзового века почти не затронул. Вавилон же в описываемое время находился в серьезном упадке.

3 В это время у евреев, пришедших в Палестину, не было царской власти. Народом правили старейшины племен (те самые библейские 12 колен).

4 Приведена фраза из реального письма периода Нового царства. Египтяне не знали поцелуев и выражали свою привязанность прикосновениями. Пиво в Египте считалось священным напитком, символом жизни, радости и близости. Значение фразы «Ты — мое пиво» примерно таково: «Ты избавляешь меня от грусти».

5 Ур-маау-эн-Джехути — титул верховного жреца бога Тота.

Глава 14

Год 1 от основания храма. Месяц девятый, не имеющий имени. Сифнос.

Корос, младший сын Филона, получившего титул гипарха, наместника Сифноса и прилегающих островов, вошел в класс, плавясь под взглядами двух десятков мальчишек от шести до шестнадцати лет.

— Здравствуйте, господин учитель! — нестройно произнесли дети.

Кое-кого из них для получения нужного результата пришлось в свое время вразумить ивовыми прутьями. По-другому они здороваться не желали. Что с них взять! Диковатые отроки, не знающие ничего, кроме того, как пасти козу, ловить рыбу и давить масло. Корос, с которым не один месяц занимался сам господин, смотрел на них с презрением. Уж его-то горизонты раздвинулись до таких пределов, что им и не снилось. Даже родной отец открывает рот, когда пятнадцатилетний парень рассуждает о Вавилоне, далекой Нубии, где много золота, и непонятных островах на западе, где олово валяется прямо под ногами. И Корос быстрее всех научился читать и писать, а таблицу умножения и вовсе выучил за несколько дней, поражаясь, как вообще можно было столько лет вести дела без нее.

Это еще один класс. Его только что собрали из детей островной знати, которую то и дело везли сюда после очередного похода господина. Всех их приказано научить чтению, письму и счету, выделив по возможности самых умных. Корос обвел взглядом учеников чуть быстрее, чем нужно. Ведь здесь сидела женщина, при виде которой он жутко смущался. Это родственница господина, которую недавно привезли из Микен. Она наложница спартанского царя и мать его сына. И вот зачем она сюда ходит? Корос проглотил слюну и покраснел. Он несколько раз сталкивался с госпожой Феано в коридорах дворца, и в тот момент мечтал провалиться сквозь землю, будучи не в силах оторвать взгляда от ее прекрасного лица.

— Класс! — пришел он наконец в себя. — Кто выучил таблицу умножения на два?

Все молчали, ненавидяще сверкая глазами, и только один человек поднял руку.

— Прошу вас, госпожа Феано, — сказал он, и та встала, без запинки пробарабанив цифры. Она даже в лежащий перед ней папирус при этом не подглядывала, чем удивила Короса невероятно.

— Замечательно, — совершенно искренне ответил Корос. — Кто еще? Никто? Позор вам, мужи! Женщина умнее вас. Ну что же, — вздохнул он. — Домашнее задание не выполнено, а это значит, что сегодня все остаются без ужина. Я объясню еще раз…

Корос подошел к стене, выглаженной каменотесами до состояния зеркала и кусочком известняка начал писать цифры.

— Ноль, один, два, три, четыре, пять…

Отроки водили стилосами по вощеным дощечкам с выражением полнейшей обреченности на лицах. Они уже поняли: пока не выучат урок, жрать не дадут. Тут заведено так. И ведь не сбежать с этого проклятого острова. Стража в порту лютует, обыскивая каждый корабль, а лодку не украсть ни за что. Побьют палками и вернут назад, такое случалось не раз. А вот почему второй класс, который живет здесь уже почти год, не стремится бежать, они пока понять не могли. Почему на них, не умеющих читать, смотрят так, словно они засохшее овечье дерьмо? Это для мальчишек так и осталось загадкой. Им что-то такое говорили про богатство, власть и дальние земли, но пока для них это лишь пустой звук. Они же не видели в этой жизни ничего, кроме родного острова и ненавистного Сифноса, будь он проклят.

— Ноль, один, два, три… — покорно бубнили они, прислушиваясь к урчанию в пустом брюхе. Каши сегодня не дадут, а значит, придется выучить эти проклятые цифры. А если не выучить домашнее задание три дня подряд, то вместо каши дадут десять палок и переведут на урезанную пайку. Горсть проса с утра и вода. И так, пока не сдашь все хвосты. Что за хвосты и зачем их сдавать, ребята пока не понимали. Они просто хотели жрать.

— Пять, шесть, семь…

* * *

Урок закончился, и Феано вышла из класса, обжигаемая жадными взглядами мальчишек, многие из которых были чуть младше ее самой. Она поняла, как ей устроиться в этой новой жизни. И она уже точно знала, что ни за что не вернется в опостылевшую захолустную Спарту. Новые знания лились на нее рекой, и ей это ужасно нравилось. Она словно губка впитывала их день за днем, ловя на себе удивленные взгляды сыновей писца Филона, которые учили местную молодежь. Они не ожидали от нее такой прыти.

Классов было несколько. И те, где из-под палки учились дети-заложники, и те, где осваивали новые буквы купеческие сыновья, и те, куда брали смышленых детишек из бедноты. В школе их сытно кормили, а если не учишься, гнали прочь без всякой жалости. Сыновья рыбаков, рудокопов и горшечников учились с таким пылом, что господа наставники нарадоваться не могли. А родители не могли нарадоваться, видя пухлые щеки своих отроков, такие непривычные в семьях черни.

— Надо догонять остальных, — бормотала Феано, забрасывая кашу в жадный рот сына. — Не хочу с этими олухами в одном классе сидеть. Вот ведь дурни! Просто же все. Цифр всего десять, а букв — два десятка с половиной. Что там запоминать-то! Ты попробуй рисунок на платке запомнить, а потом выткать. Вот бы я посмотрела на них. Ненавижу ткать! И вязать тоже ненавижу. И как госпожа этим целый день занимается? Не понимаю ее.

Надо сказать, отношения с хозяйкой дворца у нее как-то сразу не заладились. Когда ее привели сюда из порта с запиской от господина и отправили на женскую половину, то Феано даже удивилась. Царица Креуса смотрела на нее с таким ужасом, исказившем ее пухлое личико, что немало смутила гостью. Неужели узнала? А от кого? Феано не дура. Она, пока плыла сюда, ни одной живой душе о том случае не говорила. Некому рассказать жене господина, что она спала с ее мужем. В этом Феано была уверена совершенно, а потому причину такой реакции понять не могла.

Поразмыслив, она решила быть осторожнее: друзей не заводить, а подруг тем паче. Она сосредоточится на том, что господин считал важным: на буквах и цифрах. Если он считает так, то кто она такая, чтобы думать иначе. Да если он будет пить по утрам морскую воду, то она, Феано, выпьет целое ведро и даже не поморщится. Что-то ей подсказывало, что не домовитая, покладистая Креуса нужна такому, как царь Эней. Вовсе нет. Не может эта глупая баба, день-деньской сидящая у ткацкого станка и на пальцах считающая горшки с маслом, быть настоящей женой такому человеку. Креуса нелюбопытна до того, что Феано удивляться устала. Царица даже толком не знает, что творится за пределами акрополя. Границы ее интересов проходят по стенам дворца.

А вот сама Феано любопытна до невозможности, ведь мир вокруг оказался так огромен и интересен. В порт каждый день приходят новые корабли со всех концов Великого моря. На рынке множество свежих сплетен. А еще на остром мысе недалеко от порта на глазах растет маяк и статуя бога Поседао, которую возводит чудной египтянин, повадившийся колотить палкой каменщиков-амореев. Он поливает их такой затейливой бранью, что там частенько собираются матросы и слушают, открыв рот и впитывая музыку слов, пришедших на острова из центра мира.