Золото Кёльна - Шир Петра - Страница 3

— Доброе утро, Ирмель, — поздоровался с ней Николаи.

Лицо служанки расплылось в улыбке.

— Доброе утро, хозяин, доброе утро, госпожа. А я тут кур решила покормить. Не хотела вам мешать.

— Ты совсем не мешаешь, — поспешила возразить Алейдис.

— Да? А мне показалось… Ну, так я это, пойду?

Густо покраснев, Ирмель нырнула в курятник, выпустив при этом во двор галдящих птиц.

Алейдис усмехнулась.

— Ну вот, мы ее смутили.

— Ну и что? К завтраку она уже обо всем забудет. Вот увидишь.

Посмеиваясь в усы, Николаи направился обратно к дому. Алейдис тоже усмехнулась, подошла к одной из грядок и окинула взглядом густо разросшиеся кусты петрушки. Срезая петрушку маленьким ножиком, который она захватила на кухне, она думала, как все-таки здорово быть женой ломбардца Николаи Голатти. И что с того, что он старше ее отца? Ее это нисколько не волновало, а если кому и кололо глаза, то это их проблемы. Она уверена, что лучшего мужа и лучшей жизни для нее и представить себе невозможно.

Возвращаясь вечером со слугой Вард о от портнихи, Алейдис еще издали заметила, что перед домом образовалась толпа. В центре толпы что-то происходило. Она разглядела Эльз и молодую служанку Герлин. Обе жалобно причитали, а Герлин даже заламывала в отчаянии руки.

— Что там такое? — удивилась Алейдис и прибавила шагу. — Что там За шум? Ты можешь сказать?

Вардо, крепкий коренастый мужчина с огромными мышцами и редкими светлыми волосами до плеч, неодобрительно покачал головой.

— Опять сцепились языками и болтают без умолку. Всегда так.

— Нет, на этот раз что-то другое. Послушай, похоже, что там драка.

Алейдис почти бегом поспешила по Глокенгассе, энергично расталкивая в стороны мальчишек-подмастерьев, которые собрались поглазеть и так некстати преградили ей путь.

— Что происходит… Ах, боже ты мой!

Она испуганно уставилась на двух детишек, которые отчаянно боролись друг с другом в дорожной пыли. Одним из возмутителей спокойствия был Ленц, девятилетний брат ее служанки Герлин, а вторым…

— Урзель! — охнула Алейдис.

Она опустила корзину с покупками на землю и решительной походкой направилась к детям. Но те были так увлечены, что не заметили ее и чуть было не задели ногами.

— Так, хватит, вы оба!

Она огляделась по сторонам.

— Герлин, а ты что стоишь глазеешь? Почему ты до сих пор их не разняла?

Служанка, которой не так давно миновало шестнадцать, беспомощно развела руками.

— Простите меня, госпожа, но я просто не знаю, что делать. Они набросились друг на друга как сумасшедшие. Я даже не смогла…

— Чушь!

Не обращая внимания на пинки, она схватила первую попавшуюся руку и сильно дернула ее, оттащив Ленца от Урзель. В следующий момент она рывком поставила его на ноги.

— Вы что, оглохли?! Немедленно остановитесь!

Она вложила в голос всю властность, на которую только была способна. А способна она была на многое, иначе как бы она управилась с хозяйством Николаи. Девятилетняя Урзель, почти такая же соломенная блондинка, как и ее противник, перекатилась по земле и тоже поспешно вскочила на ноги.

— Госпожа Алейдис! — испуганно выпалила она, отряхивая испачканное пылью платье. Ее красивые косы совсем расплелись. — Я вас не заметила.

— Это меня мало удивляет. Как вы смеете кататься в пыли на глазах у всех?

Суровый взгляд Алейдис скользил с одного ребенка на другого. Затем она подняла голову и обвела взглядом всех присутствующих.

— А вы чего стоите здесь, и таращитесь, вместо того чтобы положить конец этому недостойному зрелищу?

Она заметила в. толпе Зигберта и Тоннеса, двух подмастерьев мужа.

— Ну? Вы что скажете?

Пятнадцатилетний Зигберт — он был на два года младше Тоннеса — густо покраснел.

— Э-э-э-э, ну я… я вообще только подошел. Правда, госпожа Алейдис, у меня не было возможности?..

— А ты, Тоннес?.

Высокий юноша пожал плечами.

— Я не собираюсь вмешиваться. Если два молокососа считают, что им нужно вцепиться друг другу в волосы, это не мое дело.

— Даже так?

Не отпуская «Ленца, который корчился от боли в ее железной хватке, она шагнула к ученику.

— Подумай-ка хорошенько, прежде чем ответить снова.

Хотя Тоннес был на целую ладонь выше Алейдис, ее пронзительного взгляда оказалось достаточно, чтобы он слегка склонил голову, демонстрируя свое почтение и покорность.

— Да все в порядке, я просто хотел сказать, что лучше подожду, пока они немного устанут, чтобы никто из них меня не пнул или, чего доброго, не укусил.

— Вернемся к этому разговору позже.

Алейдис повернулась к остальным зевакам.

— А вы чего? Здесь не на что больше смотреть. Убирайтесь отсюда.

Крепко схватив Урзель за руку, она потащила обоих детей за собой в дом. Эльз и Герлин последовали за ней, прихватив корзину.

Убранство кухни состояло из кирпичного камина, такой же кирпичной печи с решеткой и вертелами для жаркого и каменной раковиной, еще одной печи, которая растапливалась со двора, прямоугольного дубового стола и пары массивных скамей. Алейдис молча указала на одну из скамей, и нарушители спокойствия сели. Но она не успела и рта раскрыть, как оба загалдели.

— Это Ленц начал.

— Урзель — мерзкое чудище.

— Никакое я не чудище!

— А я ничего не начинал!

— Нет, начинал! А я девочка, а не чудище!

— Но ты как чудище, и притом такое мерзкое, ни один мужчина не возьмет тебя в жены, потому что ты такая глупая…

— Еще одно слово, и вам обоим не поздоровится! — рявкнула Алейдис, упершись руками в бока. — Вы что, оба рассудка лишились? Урзель, посмотри, на кого ты похожа! Разве так выглядят хорошие девочки? Твои волосы растрепаны и все в пыли. Я уже молчу о платье. Я даже не хочу знать что это за пятна. Ты порвала подол, и у тебя на лбу ссадина.

Рука Алейдис непроизвольно потянулась к шрамику, который красовался у нее прямо над левой бровью. Этот шрам и еще один в форме полумесяца на подбородке, пусть и поблекший за долгие годы, — она заработала не в потасовке, а когда, будучи восьми лет от роду, предавалась не самому приличному для юной особы занятию — лазила по ветвям вишневого дерева в отцовском саду. Алейдис с пониманием относилась к детским шалостям и безрассудствам, но терпеть не могла, когда кто-то использовал кулаки и зубы для разрешения споров. И неважно, были те спорщики женщинами или мужчинами.

— И на руке тоже, — в голосе Урзель уже не слышалось прежней строптивости.

Вероятно, она только теперь заметила, что поранила правое запястье. Маленькая струйка крови стекала в рукав ее потрепанного коричневого платья.

— Дай посмотрю.

Со знанием дела Алейдис осмотрела царапину и кивком указала Герлин на дверь.

— Принеси чистой воды и бинтов. И для своего своенравного младшего братца тоже.

— Да, госпожа, сию минуту.

Склонив голову, служанка убежала.

— У меня ничего нет, — сказал Ленц, сложив руки на груди, но тут же поморщился. Ему тоже досталось несколько ссадин и, разумеется, множество синяков. Кроме того, у него треснула и уже начала покрываться коркой губа.

— А теперь будьте любезны рассказать мне, что послужило причиной столь отвратительного поведения:

Алейдис быстро окунула чистый льняной платок в воду, которую ей принесла Герлин, проявив при этом необыкновенную расторопность, и промокнула им запястье Урзель. Дети мрачно переглянусь и уже собрались было заговорить, как Алейдис предупредительно подняла правую руку.

— Так, не все сразу. Урзель, ты первая. И не дай бог услышу от тебя хоть одно бранное слово. Тебе должно быть стыдно, что ты навлекла такой позор на своего деда.

Ей вдруг подумалось, что если уж на то пошло, то она сама приходится Урзель в некотором смысле бабушкой, пусть не по крови, но через брак с ее дедом. В любое другое время эта мысль вызвала бы у нее приступ веселья, но сейчас ей было не до смеха.

Урзель слегка фыркнула, но мужественно сдержала слезы, хотя было видно, что ссадины причиняют ей боль.