Золото Кёльна - Шир Петра - Страница 13

— Алфавитный замок? — полномочный судья удивленно поднял брови.

Да, это устройство, в котором несколько подвижных колец с буквами…

— Я знаю, что такое алфавитный замок, — перебил он ее. — Почему бы вам не позвать кузнеца, чтобы он разбил его на части?

— Мы обсуждали это с Вардо, — пожала плечами она.

— Вардо — это ваш слуга?

— Да, так вот он сказал, что покойный супруг не зря навесил на сундук такой сложный замок. Он не хотел, чтобы кто-то добрался до содержимого. Даже я.

— И вы из уважения к его памяти желаете сохранить его тайну?

— Нет.

Алейдис сделала шаг к письменному столу и, не спрашивая разрешения, устроилась на мягком кресле, которое обычно предлагали посетителям.

— Скорей я хотела бы доказать, что достойная жена своего мужа. Разбить замок было бы самым простым. Но Николаи никогда не скрывал, что видит во мне человека, способного разделить с ним его ремесло. Он доверил мне вести все книги и даже часть переписки. Кто знает, не открыл бы он мне со временем другие секреты, если бы его не убили.

— Вы имеете в виду, что он был намного старше вас и прекрасно понимал, что умрет раньше, чем вы?

Алейдис ответила ему легким кивком головы.

— Я не захватила с собой бумаги и бухгалтерские книги. Для этого потребовалась бы большая телега.

— Если вы не против, я навешу вас завтра и все просмотрю.

Он прокашлялся.

— Сколько колец у этого замка?

— Пять, — сказав она, вскинув голову. — А что, у вас есть идеи, какую комбинацию он мог использовать?

— Нет, — по лицу ван Клеве пробежала бледная тень улыбки. — Но можно предположить, что это какое-то слово. Может быть, имя? Не ваше. Ваше, как и его собственное, состоит из семи букв. Тем более такой код был бы слишком очевидным. Но вы подумайте, что бы это могло быть. Вы говорите, что хорошо его знали, — или, по крайней мере, ту его сторону, которая была обращена к вам. Возможно, кодовое слово родом из той части жизни, к которой у вас имелся доступ.

Она задумчиво пожевала нижнюю губу, и ее лицо просветлело.

— Может быть, вы и правы. Как только вернусь, сразу же проверю.

— Стало быть, у вас уже есть соображения, какое слово может быть ключом? — спросил он, с любопытством глядя на нее.

— Как вы думаете, господин ван Клеве, если и так, то я бы вам сказала? — усмехнулась Алейдис и покачала головой. — Жду вас у себя дома завтра в полдень.

И, выдержав короткую паузу, добавила:

— Будьте здоровы.

— Так это была она, вдова Николаи?

Винценц оторвал глаза от документа, лежавшего перед ним на письменном столе, и посмотрел на высокую черноволосую женщину в аккуратном сером платье и простом белом чепце. Волосы под чепцом были заплетены в улитки. Ее глаза сверкали таким же мрачным и настороженным блеском, как и его собственные.

— Альба? Ты опять подслушивала?

Сестра с самым невинным ведом пожала плечами.

— Как мне еще узнать, что происходит в этом доме? Ты никогда ничего мне не рассказываешь.

— Никогда? — он насмешливо поднял брови.

С тех пор как он взял Альбу в свой дом после смерти ее мужа, она всегда была лучше осведомлена обо всем происходящем, чем он, вернее, ему так казалось.

— По крайней мере, не так часто, как мне хотелось бы.

Альба подошла ближе и плюхнулась в кресло, в котором мгновение назад сидела Алейдис.

— Должна признать, что вблизи она еще более милая куколка, чем я думала.

— Не говори так. Похоже, ей не очень нравится, когда ее так называют.

— Это несмотря на то — или, вернее, потому, — что ее так величал покойный муженек?

— Он единственный, кому это было дозволено.

Он отложил документ в сторону и сложил руки на столе.

— Чего ты хочешь, Альба? Ты же видишь, я занят.

— Чем?

Альба пододвинула к себе документ и пролистала его.

— Это договор о продаже плодового сада нашего соседа, дорогуша. Он уже давно должен пылиться в одном из твоих сундуков. Или ты снова решил вернуть сад Гозелинам?

Раздраженный тем, что его поймали на вранье, он схватил договор и положил его в стопку с другими документами.

— Я размышлял.

— О куколке? — усмехнулась Альба.

— О заботах, которых у меня прибавилось из-за ее иска.

— Отец не слишком обрадуется, когда узнает, что именно тебя выбрали для того, чтобы найти и предать суду убийцу Николаи. Он сам с радостью отправил бы этого старого мерзавца на небеса.

Она перекрестилась.

— Когда я услышала, как ломбардец был найден за воротами, мне даже на мгновение подумалось, что это сделал отец.

— Отец мог избить его до смерти в пылу ссоры, но не задушить, а затем подвесить на дерево.

Альба слегка склонила голову набок.

— Ты уверен?

Уверен Винценц не был, и это причиняло ему боль. Поэтому он промолчал и решил при первой же возможности отправиться к Грегору ван Клеве, чтобы прояснить этот вопрос.

— Она тебе нравится?

— Прости, что? — смущенно сдвинул брови Винценц.

Альба снова улыбнулась.

— Алейдис Голатти. Я хочу знать, нравится ли она тебе, брат. Ведь это, в свою очередь, очень обрадовало бы нашего отца. Ты же знаешь, что он однажды…

— Я знаю, что он намеревался сделать, Альба.

— К сожалению, Йорг де Брюнкер дал ему от ворот поворот. Но теперь, судя по всему, это можно будет исправить. Вот почему я спросила, Винценц, нравится ли она тебе…

— Нет, Альба.

— Нет, нельзя исправить — или нет, не нравится?

— И то и другое.

Он демонстративно извлек из-под груды бумаг и пергаментов бухгалтерскую книгу в кожаном переплете и открыл ее. К сожалению, на Альбу этот жест, как и всегда, не произвел никакого впечатления.

— Какая жалость. Она действительно очень милое дитя.

— Возможно.

— И, вероятно, неглупа. Не зря же Николаи доверил ей вести свои книги.

— Мне что, выставить тебя силой или ты сама уберешься?

Альба театрально вздохнула.

— Это было бы так кстати, ты не находишь? Отец в конце концов успокоится; ну, небольшого скандала, наверное, будет не избежать, но рано или поздно все встало бы на свои места. А в этом доме спустя годы снова появилась бы хозяйка…

— Здесь уже есть ты.

— А у тебя была бы красавица-жена.

— Мне не нужна красавица-жена.

— Ты и понятия не имеешь, от чего отказываешься, братец.

— Мне не нужна жена, Альба.

— Ага, вот тут мы и подобрались к сути вопроса. Тебе она не нравится, но ее внешность тут ни при чем. Значит, дело в чем-то другом, Винценц, и я скажу тебе, в чем именно: в твоей проклятой, — тут она полушутя перекрестилась, — упрямой головушке. Если тебе не повезло один раз — точнее, два раза, — это не значит, что ты должен до конца своих дней ходить холостяком. Но ладно, посмотрим, что из этого получится. Увы, мне это доставляет такие же страдания, как и тебе. Так как в случае твоей женитьбы я смогла бы удалиться в бегинаж, чего я давно желала и о чем тебе хорошо известно.

— Отец не позволит тебе потратить приданое на то, чтобы купить себе место у благочестивых женщин.

— Ты хотел сказать, то, что осталось от моего приданого после того, как мой мерзкий муженек растратил большую его часть?

— Не говори о нем так.

— Ты сам отзывался о нем не лучше, даже при его жизни.

— Но я не заявлял об этом во всеуслышание, на весь дом.

Разозлившись, Винценц принялся тереть лицо и понял, что пора уже стричь усы и бороду. Щеки он и так брил ежедневно. Он придавал большое значение тому, чтобы выглядеть ухоженно, так как на собственном опыте убедился, что это в сочетании со спокойным, величественным видом помогает завоевать доверие людей, которое было так необходимо и в его ремесле, и в его работе на посту полномочного судьи.

Альба поднялась со стула и направилась к дверям.

— Со своей стороны, я лишь желала тебе добра.

— Пытаясь свести меня со вдовой Николаи?

— Я лишь указала тебе на некоторые ее качества.