Александр. Том 3 - О.Шеллина (shellina) - Страница 4

– Я бы на твоём месте, Лиза, не дразнил Краснова, обращаясь на иностранном языке к русскому дворянину, – предупредил её Павел. – Здесь ещё и Розин где-то должен быть. Они всё время вдвоём ходят.

– О, Паша, это такая малость…

– Тебе напомнить, что меня сослали в деревню только за то, что я родился и вырос в Париже. Как будто я был в этом виноват, – Строганов покосился на Крюкова, притворившегося на время глухим.

– Так ты поэтому отдал своего Сашу в Пажеский корпус, а не отправил учиться за границу? – Елизавета смотрела на брата так, словно впервые видела.

– Саша ещё слишком мал, чтобы отправлять его далеко от нас, – Павел снова посмотрел на Крюкова. – Пойду поздороваюсь с Красновым, – и он, коротко кивнув поклонившемуся Леониду, направился к адъютанту его величества в надежде узнать хоть какие-то новости.

***

Леонид Крюков, известный в узких кругах как Лёнька-граф, проследил за Павлом Строгановым и снова обратил всё своё внимание на Елизавету Александровну. Сегодня его отправили на этот вечер, чтобы он показал себя. И Лёнька больше всего боялся провалить простенькое задание: войти в высшее общество, да так, чтобы никто не заподозрил в нём марвихера.

А вот то, что сам Александр попросил организовать ему приглашение, стало для бывшего вора большим сюрпризом. И он сейчас не понимал, как с такими условиями можно завалить дело.

– Элизабет, – к Елизавете подошла невысокая изящная блондинка, – вы должны упросить графа Павла позировать мне.

– Он уже позировал вам, дорогая, – Демидова улыбнулась. – Разрешите представить вам господина Крюкова. Леонид Иванович, госпожа Виже-Лебрен. Она прекрасная художница. Пишет чудесные портреты.

– Очарован, мадам, – Лёнька знал французский язык не так хорошо, как немецкий, но всё же достаточно, чтобы поддержать светскую беседу. Он обозначил поцелуй над ручкой художницы и выпрямился, обведя цепким взглядом зал.

Дамы же на время потеряли к нему интерес и теперь негромко переговаривались, делясь свежими сплетнями.

– Я так скучаю по Парижу, – простонала Демидова. – Но сейчас нельзя покидать пределы России без разрешения императора Александра. Не понимаю, что происходит у него в голове. Сотни дворян чувствуют себя словно в тюрьме.

Лёнька, услышав эти слова, навострил уши, превратившись в слух. При этом он делал вид, что внимательно осматривает гостей.

– О, Элизабет, – мадам Виже-Лебрен схватила Демидову за руки. – Это ужасно! А я так надеялась, что смогу составить вам компанию, и мы отправимся во Францию вместе. Я получила приглашение от самого Наполеона. Он предлагает мне вернуться. Жану-Батисту даже вернули наше поместье в Лувесьене. Но с чем связан этот странный приказ?

– Никто не знает, – вздохнула Демидова. – Граф Кочубей, в салоне княгини Багратион, еще до того, как бедняжка уехала с мужем в это ужасное путешествие по Российской империи, как-то упоминал об этом запрете. Вроде бы он связан с большой ревизией, которую граф готовит. Что император Александр однажды даже пошутил, сказав, что если у кого-то на землях ревизоры найдут множество несоответствий, а то и нарушений закона, то Макарову будет гораздо проще забрать негодника из салона в Петербурге или Москве, чем отлавливать где-нибудь в Вене или в Париже.

– Звучит как несмешной анекдот, – пробормотала мадам Виже-Лебрен.

– Я тоже так думаю.

В дальнем углу большого зала раздался взрыв смеха. Женщины посмотрели в ту сторону. Смеялись адъютанты Александра и присоединившийся к ним Павел Строганов.

– Леонид Иванович, а вы что думаете о запрете его величества покидать страну без особого разрешения?

Лёнька посмотрел на Демидову, быстро соображая, что же ответить. Макаров вскользь упоминал при нём об этом запрете, но в то время немного дезориентированный Лёнька не воспринял то, что говорил Александр Семёнович всерьёз. Сейчас же нужно было что-то отвечать, и он напряг память, одновременно говоря, с лёгкой полуулыбкой на губах.

– Меня этот запрет пока не касается. Я не собираюсь уезжать в ближайшее время за границу. Но я думаю, это связано с тем, что многие дворяне не просто едут в путешествие или по делам, а натуральным образом селятся за границей, оставляя при этом свои земли, крепостных, поместья и предприятия на произвол судьбы. Я слышал, что его величество не устраивает именно это. Говорят, – сказал он интимным полушёпотом, и женщины наклонились к нему, чтобы хорошо расслышать, – его величество в сердцах сказал, что скоро начнёт всем нерадивым хозяевам государственную опеку назначать. А если не поможет, то и вовсе конфисковать земли будут. И для этого-то все помещики должны пока оставаться на территории Российской империи. Таких крупных промышленников, как Демидовы, это тоже касается.

Лёнька не знал, правда ли то, что он озвучил, или же нет. Про Демидовых он вообще всё придумал. Но, судя по тому, как переглянулись дамы, такая версия пришлась им по душе, и скоро новость пойдёт гулять по салонам. И была эта новость далеко не радостной. Вместе с вестями о казни заговорщиков и грядущем сокращении двора уже даже самый недалёкий дворянин понимал, что ни о каких вольностях дворянства речи быть не может.

Вроде бы император на них сильно и не давил. Ну подумаешь, дома приказал временно оставаться! Не навсегда же их к Российской империи привязал. А всё равно в головы многих стала заползать странная мысль, что это только начало, и что дальше всё будет только хуже. Не сразу. Нет, упаси боже! Но постепенно, по одному шажочку они будут отходить от того, чтобы считаться настоящим европейским просвещённым государством.

– Что вы обсуждаете? – к ним снова подошёл Павел Строганов. – Лиза, на тебе лица нет!

– Мы пытались понять, что двигало его величеством, когда он запретил мне возвращаться в Париж. И не только мне, к слову, – Елизавета Александровна заломила руки.

– Да что здесь понимать! – Павел посмотрел на неё с жалостью. – Макарову нужно понять, зачем это кому-то так рваться жить в Париж. А что, если это рвение не родилось на ровном месте, и кто-то хочет организовать заговор? А деньги получает прямиком от Талейрана на это далеко не благое дело? Давно ли Палена казнили за подобные шалости? – добавил Строганов с мрачной усмешкой. – И я прекрасно понимаю, почему его величество разрешил Александру Семёновичу поступать с вами настолько жестоко. Ведь это настоящая беда, устраивать вечер в Московском салоне, а не в Париже, Не так ли, дорогая моя Елизавета?

– Ах, Павел, оставьте свою мизантропию, – Елизавета всплеснула руками. – Ни в Москве, ни в Петербурге не умеют так веселиться, как в Париже. Здесь нет и никогда не было того шика, той лёгкости…

– Его императорское величество, император Российской империи Александр Павлович! Её императорское величество, императрица Российской империи Елизавета Алексеевна! – выпучив глаза, объявил дворецкий, находящийся в предобморочном состоянии.

– Ого! – прошептал Лёнька, как и все поворачиваясь к дверям. Он не видел императора после того дня в дознавательской на Лубянке, где решалась его судьба.

– Ты знал, что их величества прибудут сюда? – зашипела Елизавета Александровна на брата. – Паша, ты знал и ничего не сказал?!

– Я не знал, – Строганов слегка растерялся, переводя взгляд с дверей на сестру. – Клянусь, не знал! И Краснов мне ничего не сказал. У, морда гнусная! Он-то точно был в курсе!

Лёнька проследил за его взглядом и увидел, как адъютанты стукнули друг друга по ладоням. Ну точно знали, да ещё и поспорили на что-то. Судя по довольной морде Розина и кислой Краснова, Филипп только что выиграл спор.

– Ну что, Лиза, теперь тебе достаточно весело? – Павел весело улыбнулся, глядя на сестру, бросившуюся к дверям, чтобы встретить Александра и Елизавету.

Мадам Виже-Лебран сложила руки на груди и обратилась к слегка растерявшемуся Крюкову.

– Как вы думаете, его величество позволит мне написать его портрет? Мне говорили, что он похвалил портрет Великой княгини Анны, вышедшей из-под моей кисти, – она так разволновалась, что схватила Лёньку за предплечье.