«СМЕРШ»: операции и исполнители - Телицын Вадим Леонидович - Страница 61

Люди подумали, что началась дебольшевизация, и это подтверждалось присылкой во Францию Симонова, Оренбурга, многих киноактеров, изданием газеты, открытием двух кинотеатров. Когда на Парижскую конференцию в 1946 году приехал Молотов, то с ним обедали адмирал Вердеревский, князь Оболенский, Ремизов, тот же Бердяев. Был такой всеобщий патриотический порыв. И малое утешение этой наивности, почему даже не сказать глупости, — то, что в среде советской интеллигенции (и этому есть литературные свидетельства: у Твардовского в последней части «Теркина», во многих текстах и стихах Пастернака) тоже появились надежды на то, что и этот союз с Западом, и страдания военные, фронтовые приведут к дебольшевизации и возврату к национальному государству. Дальше не стоит рассказывать — все знают, как сложилось на самом деле.

Было несколько выездов, несколько пароходов. Среди взявших советские паспорта была волна насильственно высланных французской администрацией, боявшейся распространения коммунистической пропаганды. В такую первую волну высылок попал и мой покойный отец — впоследствии французское правительство признало высылку ошибочной и отменило постановление 1947 года.

Но очень быстро советская власть перестала пускать эмигрантов: люди оставались с советскими паспортами во Франции, часть из них потом шумно отказалась от советского гражданства, часть так и доживала, избавляясь от них постепенно.

— Какой был смысл этой акции Сталина?

— Смысл был двоякий: выудить из Франции и заманить наиболее активную, политически действенную часть эмиграции и свести с ней счеты по прибытии. На осуществление этой акции были пущены огромные усилия очень успешно сработавшей пропагандной машины.

По прибытии всех распределяли по провинциальным городам, и практически сразу, с лета 1949 года, начались аресты, массовые посадки, многие посаженные, конечно, в лагерях погибли. После смерти Сталина практически все выжившие были реабилитированы[18]».

Франция.

Подлежащих репатриации русских со всей Франции собрали в центральном сборном пункте в Париже. Отсюда они разъехались по транзитным лагерям, крупнейшим из которых был Боригар, под Парижем. Первые несколько месяцев с будущими репатриантами обходились очень мягко: охрана в лагерях была поставлено плохо, и работники миссии генерала Драгуна в разговорах с пленными постоянно подчеркивали, что дома их всех ждут теплый прием и амнистия. Один из пленных, хлебнувший страшных немецких лагерей, вспоминает, как многообещающе звучали речи советского посла Богомолова. Правда, дело несколько портили мрачные угрозы, которые в подпитии бормотал старший офицер «СМЕРШ», но к ним мало кто прислушивался…

Лагерем Боригар в течение нескольких месяцев управляли двое пленных, Иванов и Титаренко, которые ранее тесно сотрудничали с немцами, но в лагере пользовались покровительством «СМЕРШ». В данном случае, как и в ряде других, смена хозяина прошла безболезненно. Но в конце мая 1945 года охрана внезапно ужесточилась, лагерь обнесли проволокой, число охранников увеличили вдвое.

Репатриация из Франции по морю уже шла полным ходом (из Марселя пленных везли в Одессу), теперь же начиналась подготовка к первому этапированию по суше. Один украинец, решивший вернуться на родину, оставил нам описание такого путешествия. Он рассказывает, как пленных «с торжественными речами, музыкой и знаменами посадили в грузовики… затем отвезли в сборный пункт под Лейпцигом и поместили за колючей проволокой. Здесь вместо музыки нас встретили заряженные ружья, а приветственные речи свелись к угрозам и ругательствам. Потом начались допросы: тут уж за дело взялся «СМЕРШ». Следователь задавал бесконечное количество вопросов и после каждого ответа кричал: «Все врешь». Кормили ужасно. Пленные вели мрачные разговоры: обсуждали судьбу предыдущих партий».

За пределами лагерей оперативники Драгуна установили настоящее «царство террора». Французская полиция их совершенно не контролировала — вероятно, по распоряжению свыше, — и они развязали в Париже буквально оргию шпионажа, похищений людей и убийств. В марте 1946 года из своей парижской квартиры исчез при загадочных обстоятельствах молодой русский беженец, скрывавшийся под польской фамилией Лапчинский. Бывший «остарбайтер», освобожденный американцами, он приехал во французскую столицу в ноябре 1944 года. Однажды вечером Лапчинский пришел к своим знакомым на обед в страшном смятении. Он обнаружил, что за ним следят. Хозяин дома и гости решили, что его страхи сильно преувеличены, но все же посоветовали быть поосторожней. Лапчинский, впрочем, вовсе не нуждался в этом — последнем — совете. По словам тех, кто его знал, он и без того был крайне осторожен и никогда никому не открывал дверь, да никто к нему и не ходил. Первые посетители появились за несколько дней до этого вечера. Как рассказывала потом консьержка, к молодому человеку заходили «три поляка», но не застали его дома. В следующий раз «полякам» повезло больше, хотя что именно произошло — осталось неизвестно. В комнате пропавшего Лапчинского полиция обнаружила страшный кавардак, пятна крови, которые явно старались затереть. Случайный прохожий оказался свидетелем того, как в большой черный автомобиль втолкнули нетвердо державшегося на ногах человека и машина тут же унеслась прочь в неизвестном направлении. Лапчинского больше никто и никогда не видел, а досье парижской полиции пополнилось еще одним нераскрытым преступлением. Но вряд ли можно сомневаться в том, что это преступление было совершено «СМЕРШ»…

Бельгия

В газете «Скотсмен» появилось следующее сообщение:

«Нам стало известно об осложнениях, возникших из-за того, что офицеры «СМЕРШ»-НКВД, работающие для репатриационной миссии, по крайней мере в одном случае прибегли ради достижения своих целей к похищению людей посреди бела дня на улицах Брюсселя. Советские офицеры, занимающиеся репатриацией, несколько раз проникали в лагеря для интернированных, чтобы «убедить» русских заключенных вернуться. Такого рода деятельность заставила бельгийское министерство юстиции 28 декабря издать циркуляр для полицейских и жандармских властей, запрещающий советским офицерам посещать лагеря без письменного разрешения. Если они все же проникнут в лагерь, циркуляр предписывает вывести их, при необходимости — с применением силы. Полицейским властям вменяется в обязанность также охранять от насилия штатских лиц».

Финляндия

Советский Союз потребовал — и получил — целый ряд старых русских эмигрантов, имевших финские либо нансеновские паспорта, так что советскому правительству вновь представилась возможность свести старые счеты. Бывший царский генерал Северин-Добровольский был казнен в Москве через несколько месяцев после выдачи. Степан Петриченко, возглавлявший в 1921 году Кронштадтское восстание, умер в советской тюрьме через два года после выдачи.

Лагерь для русских перемещенных лиц в Гисе-не… Стало известно, что 4 июля район займет Красная Армия. За несколько дней до этого в лагерь явились люди в штатском (несомненно, сотрудники «СМЕРШ») и начали принимать дела. Показательно, что одним из первых пострадал от их недовольства некий активист, назначивший себя в лагере «комиссаром». Он постоянно превозносил советский режим и уговаривал обитателей лагеря вернуться на родину, но ничего не помогло: первую ночь пути на родину он провел среди своих соотечественников во рву. Его дальнейшая судьба нам неизвестна.

Норвежское пассажирское судно «Конг Даг» имело на борту шестьсот русских военнопленных.

Едва спустился трап, как один из пленных вырвался из толпы и бросился к набережной, где его поджидала машина. Как выяснилось впоследствии, это был секретный сотрудник «СМЕРШ», несомненно, подготовивший обычные в таких случаях списки. В отличие от прежних конвоев, которым устраивали торжественную встречу, «Конг Даг» избавили от этого потемкинского представления. На причале было полно военных и милиции, район высадки был обнесен колючей проволокой. После томительного ожидания — во время которого ни один советский представитель не подошел к кораблю — было дано разрешение на высадку. Все личные вещи приказали сложить в одну кучу на причале. После поверхностного медицинского осмотра всех пленных построили группами за колючей проволокой. Человек двадцать отделили от общей массы и посадили в грузовик с охраной. Затем, после очередного ожидания, всех пленных увели под вооруженной охраной — в проверочно-фильтрационный лагерь, как объяснили британским военнослужащим их переводчики. Больше они своих подопечных не видели.