«СМЕРШ»: операции и исполнители - Телицын Вадим Леонидович - Страница 59

Советское политическое руководство имело «внул — ренний отдел», который руководил слежкой за советскими военнослужащими и гражданами в послевоенной Западной Европе, возвращением репатриантов и «предателей». Этому служила армейская контрразведка «СМЕРШ». Это гестапо в квадрате. «СМЕРШ» играл такую роль, как военно-полевой суд в армии в военное время.

Если по сталинской терминологии НКВД — это обнаженный меч пролетариата, то «СМЕРШ» — это острие меча.

Рука об руку со «СМЕРШ» работал отдел по репатриации советских граждан. Все без исключения работники этого отдела являются кадровыми офицерами «СМЕРШ» (или НКВД). Почетная задача водворения заблудившихся советских граждан в лоно матери-родины находится в надежных руках. Офицеры репатриационных миссий на территориях союзников по совместительству выполняли функции более щекотливого характера: шпионов-резидентов, шпионов почтовых ящиков и шпионов-курьеров, если уж говорить профессиональным языком. Функции упомянутых «штатных должностей» ясны и без дополнительных объяснений.

Об организации репатриационных комиссий было официально объявлено 24 октября 1944 года, то есть через неделю после того, как англичане пообещали наркому СССР В. М. Молотову лично проследить за возвращением всех потенциальных репатриантов на родину.

Главой комиссии был назначен генерал-полковник Филипп Голиков.

Это назначение представляется весьма любопытным. Ведь с точки зрения советских руководителей, все советские солдаты, попавшие в плен, заслуживали сурового наказания — ибо в плен их могла привести либо трусость, либо нерадивость. Но тогда не странно ли, что руководство репатриационными операциями Сталин поручил одному из самых трусливых и несостоятельных советских генералов? Более того, Голиков был из тех военачальников, на ком лежала главная вина за неподготовленность СССР к войне — за неукомплектованность армии, вследствие чего, в первую очередь, и попали в 1941 году в плен большинство советских солдат и офицеров. Будучи с июля 1940 года начальником разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, он совершил на этом посту множество непростительных ошибок, повлекших потерю сотен тысяч человеческих жизней. Позже, во время обороны Сталинграда, Н. С. Хрущев подал рапорт о том, что Голиков панически боится немцев, и Голикова с поста сняли.

Под стать начальнику был и заместитель Голикова по репатриационной комиссии — генерал-майор К. Д. Голубев. Он был настоящий гигант — под два метра, но, как отмечал современник, «его умственные способности никак не соответствовали размерам его тела».

Впрочем, роль Голикова и Голубева в реальной работе комиссии была ничтожна, они являлись всего лишь представительными марионетками. Настоящую же работу выполняли кадровые офицеры Главного управления контрразведки «СМЕРШ» — за границей, и НКВД — внутри страны.

Советские репатриационные комиссии (читай: филиалы «СМЕРШ») растеклись по всей Европе. Западные офицеры, столкнувшиеся с полковниками и генералами, возглавлявшими эти миссии, вспоминали об одном и том же: в разговорах о военных делах советские офицеры проявляли полное невежество и приходили в полное замешательство.

Так, глава репатриационной комиссии в Париже генерал Вихорев бормотал:

«Я не служил во время войны в авиации… Я был в других войсках»…

Ларчик открывается просто. Как объясняет бывший офицер «СМЕРШ», «все сотрудники этих миссий были профессиональными чекистами». Голиков и Голубев были хотя бы еще и профессиональными военными. Но подавляющее большинство смершев-цев и вовсе не нюхало пороха. Их участие в военных действиях сводилось к обезвреживанию агентов-диверсантов (как правило в пропорции двадцать чекистов на одного парашютиста) или, что было крайне редко — к коротким перестрелкам с теми же диверсантами.

И вот таким людям было дано право запихивать героев войны в вагоны для скота, покрикивая на них:

«Почему попал в плен?»

«Почему не застрелился?»

«Почему не бежал?»

«Почему не убивал власовцев?».

В репатриационных миссиях смершевцам был предоставлен небывалый простор для выполнения их разнообразных задач. Там же, где полной свободы действий не было, прибегали к внедрению тайных агентов, запугиваниям, угрозам, шантажу. Впрочем, для поимки тех, кто был признан советским гражданином, никаких сверхъестественных усилий не требовалось: англичане и американцы с величайшей готовностью выдавали их сами, задача же сотрудников миссий сводилась к тому, чтобы склонить максимальное число пленных к «добровольному возвращению» на родину.

Это было важно по нескольким причинам.

Во-первых, многочисленные отказы могли вызвать опасные настроения среди союзных солдат, назначенных проводить репатриацию.

Во-вторых, английским политическим деятелям было проще оправдывать свою политику, утверждая, что число русских военнопленных, отказывающихся вернуться на родину, невелико. Кроме того, имелись еще и лица со спорным гражданством, которых англичане и американцы и вовсе не могли репатриировать без добровольного согласия.

Агенты «СМЕРШ» и НКВД действовали по-разному: открыто, через своих аккредитованных представителей, и тайно, через секретных сотрудников, внедренных или завербованных среди военнопленных. Для выяснения имен уклоняющихся от репатриации допрашивали репатриированных пленных. Допрашивали и тех, кто решительно отказывался вернуться на родину. В других случаях оказывалось достаточно менее суровых мер.

В мае 1945 года среди тех, кто добровольно согласился вернуться, оказался некий Владимир Оленич. Позже он рассказывал, как допрашивающий его сотрудник «СМЕРШ» напомнил ему о семье, живущей в СССР. Одного этого упоминания оказалось достаточно. Оленич понял, что угрожает его близким, если он откажется вернуться, и согласился назваться советским гражданином, хотя и был поляком.

В лагерях для военнопленных «СМЕРШ» быстро организовал «внутренний круг» агентов и информаторов во главе с «комиссарами». Информаторы составляли «черные списки» тех, кто не желал репатриироваться, сообщали о планируемых побегах. Иногда этих действительных или мнимых пособников «СМЕРШ» убивали. Так, в лагере под Веной один пленный застрелил своего товарища, заподозрив его в составлении списков для «СМЕРШ». В рядах РОА и казачьих частях наверняка было множество советских агентов еще до сдачи в плен. Вообще же, в репатриационных операциях наравне с офицерами «СМЕРШ» нередко принимали участие и бывшие пленные. Во Франции, например, из шестидесяти чекистов, работавших в миссии генерала Драгуна, половина была штатными смершевцами, присланными из СССР, остальные же — бывшие военнопленные, рассчитывавшие заслужить прощение.

Следующим шагом «СМЕРШ» и НКВД в работе с пленными, после отбора и перевозки их домой, был прием репатриантов в СССР. Однако многие пленные расставались с жизнью, едва ступив на контролируемую советскими войсками землю.

«Таймс» 4 июня 1945 года писала, что в Берлине «с изменниками из власовской армии советские расправляются скопом».

Об обменном пункте в Торгау говорилось:

«Целое крыло тюрьмы было выделено для приготовленных к смертной казни, большинство которых составляли солдаты армии Власова. Они кричали из зарешеченных окон: «Мы умираем за Родину, а не за Сталина». Огромное множество казаков, выданных в Австрии, — в том числе большая часть офицеров — были расстреляны в первые же дни после выдачи на Юденском металлургическом заводе, на сборном пункте в Граце [Австрия — В. Т.], по дороге в Вену».

С пленными расправлялись и другими способами: одного из них привязали к двум березам и разорвали, другого пристрелили «при попытке к бегству», третьего… впрочем, был бы человек, а способ его уничтожить найдется. Сколько из пленных погибло вот так сразу после выдачи — неизвестно, но, верно, счет идет на сотни тысяч. Возможно, покончившие с собой и вправду выбрали не самое худшее.