Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 57

— Освященной земле, — подсказал Моргенштерн, хмурясь. — Но вы неверно смотрите на вещи герр Ясенецкий. Наш мир — поле боя между человеком и адскими тварями. И Господь — наш самый верный и могущественный союзник и защитник. Он дает силу своим слугам и наполняет благодатью любое место, куда его призывают. Без его милости даже такие слабые создания, как птицы, крысы и кошки, представляли бы для человека огромную опасность! И говорить, что Господа нет, это просто… бессмыслица какая-то! Все равно что утверждать отсутствие солнца или воздуха, которым мы дышим! — Он одним махом допил оставшийся кофе и подался вперед, удивленно и возмущенно глядя на Стаса. — Уж не хотите ли вы сказать, что у вас эта безумная теория имеет последователей?!

— У нас нет Той Стороны, — со вздохом напомнил Стас. — Демоны и говорящие коты, оборотни и ведьмы — это все для нас только сказки, понимаете? Нет никаких достоверных свидетельств, что в мире существует хоть что-нибудь, невозможное для объяснения наукой. Соответственно, и божья сила, она… ну никак не проявляется. Верить в бога или нет — личное дело каждого, но если у человека есть вера, то она просто есть… бездоказательная и основанная на его личных взглядах.

— Ужас какой! — искренне выдохнул патермейстер. — Мир, в котором благодать Господа не явлена зримо… Как же вы живете?!

— Ну вот как-то так! — Стас развел руками. — Но я вас понял. Действительно, простая логика подсказывает, что если существует некая сила, враждебная человеку, то должна быть и сила, человека защищающая… Раз уж люди до сих пор уцелели! Но вы сказали, что не все ведьмы и ведьмаки служат Той Стороне! Получается, это врожденный дар, который не обязательно имеет э-э-э… темную окраску? «Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя!» — процитировал Стас любимое стихотворение. — Так?

— Истинно! — Моргенштерн даже слегка улыбнулся. — Прекрасно сказано! Только очень вас прошу не упоминать имя Врага всуе. Здесь, на освященной земле, это не опасно, однако… крайне дурной тон.

— Извините, не буду, — покаянно согласился Стас и сделал про себя заметку больше не допускать такой оплошности. — А как же тогда клирики вроде вас? Они бывают только праведные? Или тоже возможны варианты?

Моргенштерн медленно поставил чашку на стол и посмотрел на Стаса так пронзительно, словно пытался что-то рассмотреть у него внутри. А потом, после нескольких мгновений выразительного молчания, попросил с такой убедительной вежливостью, что Стасу немедленно захотелось прижать уши и вообще куда-нибудь деться с линии этого снайперского взгляда:

— Герр Ясенецкий, будьте любезны никогда не высказывать таких предположений в разговоре с другими людьми. Поверьте, настолько не разбираясь в обсуждаемом предмете, вы рискуете вызвать крайнее неудовольствие моих собратьев по Ордену. Как и любого священнослужителя, до которого это дойдет. Сила клирика совершенно отлична от силы ведьмака! Ничего общего, слышите? Любые аналогии в лучшем случае не применимы, в худшем — преступны. Хорошо, что вы мне это сказали, а не кому-то еще!

— Понял… — Стас поймал себя на том, что даже голос немного сел от волнения. — Запретная тема, значит.

Но не смог избавиться от мысли, что если для представителя Ордена это такая болевая точка, что у Моргенштерна, вон, даже кончики ушей снова покраснели от возмущения, то что-то с этой идеей нечисто…

— Богословские диспуты — это не мое, — признался он с тщательно рассчитанной долей смущения, и инквизитор согласно хмыкнул.

Потом искательно заглянул в чашку, где остался только осадок, разочарованно вздохнул и вдруг прояснел лицом:

— Герр Ясенецкий, — начал он так осторожно, словно вступал на такую же непростую территорию, что и Стас со спорами о блаженном Августине и сущности клириков. — Не желаете ли вы сменить род занятий? Конечно, метельщик нужен капитулу, но расточать такое умение, как ваше, на этой должности, доступной, в сущности, любому… Это попросту бессмысленно! А я мог бы предложить вам работу кофешенка с жалованьем не хуже, чем принято для этого в Виенне, и уж точно выше, чем вы получаете сейчас. К тому же эта служба, в отличие от нынешней, никак не умалит вашего достоинства!

Последнюю фразу он добавил так поспешно, словно Стас подозревал капитул в наличии собственной джезвы дентата, способной поубавить достоинство бариста!

Кстати, кофешенк — это ведь и есть старинное европейское название бариста? Или туда входило что-то еще? Впрочем, неважно!

«Ну вот, Станек, — усмехнулся он про себя, — что ты там говорил про устроиться в кофейню? Личный бариста его сиятельства звучит куда лучше, чем дворник, правда? И никаких тебе бочек с метлой, знай только вари да подавай кофе… Работа, приятная во всех отношениях! Но есть нюанс…»

— Ну что вы, герр патермейстер, нынешняя служба меня более чем устраивает, — улыбнулся Стас. — А кофе… кофе я варю исключительно по любви! — И добавил с исключительной серьезностью, но про себя понимая, что ходит по краешку допустимого: — По любви к хорошему кофе, разумеется!

— То есть вы отказываетесь? — разочарованно уточнил патермейстер и как-то даже потускнел изнутри.

Теперь, когда Стас немного изучил его едва заметную, но очень характерную мимику, читать эмоции Моргенштерна стало гораздо легче.

— То есть я предлагаю просто варить вам кофе, — пояснил Стас. — Без всякой оплаты и привилегий. Герр патермейстер, я все-таки не слепой и вижу, сколько вы уже для меня сделали. Время от времени сварить чашку кофе — такая мелочь, о которой и говорить не стоит, а если я смогу ответить вам хотя бы этим, то мне самому будет гораздо легче и приятнее.

Патермейстер, у которого уши почему-то загорелись еще сильнее, облегченно выдохнул:

— Я прикажу Фридриху Иерониму и фрау Марте предоставить вам все необходимое! — заверил он. — И, разумеется, прошу вас тоже пользоваться моими запасами как своими. На правах гостя!

— Любимые рецепты есть? — деловито уточнил Стас, поднимаясь и предвкушая налет на баночки со специями и пряностями — натуральными, никакой химии и подделок!

Моргенштерн только неуверенно пожал плечами, и стало ясно, что работа предстоит немалая, но увлекательная!

…К вечерней трапезе фрау Марта лично приготовила фрикадельки с каким-то сложным соусом, в котором Стас не опознал и половины душистых трав. Герр патермейстер, между прочим, отдав фрикаделькам должное, попросил экономку следующие три дня готовить для него исключительно постное, что все, кроме Стаса, восприняли как должное, а Стас, конечно, с бестактными вопросами не полез. Хватит, на сегодня лимит уже выбрал!

Итак, после ужина он еще раз пробежался по двору, убрав и заперев нехитрый инструмент, проверил бочки, в том числе и банную, и со спокойной душой отправился к себе. А едва войдя в комнату, замер на пороге.

В нескольких шагах от него прямо посреди стола сидела черная мохнатая клякса и с упоением толкала к краю баночку с драгоценными чернилами! К счастью, плотно закупоренную, но если от удара откроется или разобьется… Вся комната будет в чернилах!

Стас моргнул, набрал воздуха рявкнуть на честную божью тварь… Кошка посмотрела на него с самодовольным ехидством и согнутой лапой двинула банку так ловко, словно была восходящей звездой хоккея, за огромные деньги купленной в ведущий клуб НХЛ.

Баночка скользнула по столу, сорвалась с края — и Стас прыгнул!

Длинным броском он пролетел над полом, вытянул вперед руки… и вдруг с абсолютной точностью понял, что ошибся, и траектория баночки заканчивается совсем не там! Как будто увидел, где сверкающая стеклянная посудинка будет через мгновение!

Это было настолько четко и ясно, что Стас просто сдвинул протянутую руку в сторону почти не глядя и… поймал банку так легко, словно она сама прилетела ему в ладонь.

А потом, конечно, всем телом шлепнулся на пол, рассерженно зашипев, потому что упал неправильно, слишком выставив локоть.

Но это было уже неважно, потому что миг упоительной ясности, объединившей разум и тело, растворился, оставив после себя ощущение довольства и правильности.