Локомотивы истории: Революции и становление современного мира - Малиа Мартин - Страница 7

Восточная часть Европы, однако, подобной стабильности не знала. С 1100 г. конные варвары-кочевники, жители широкого коридора, который идёт от Монголии и Средней Азии через украинские степи до венгерских равнин, становились все активнее. Пиком их завоевательной деятельности стало нашествие монголов в 1240 г.[18] В оседлом мире не нашлось военной силы, которая могла бы им противостоять. Латинский Запад спасло лишь то, что после разгрома немецко-польского войска в 1241 г. при Легнице в Силезии монголы повернули обратно, узнав о смерти своего Великого Хана. Зато большую часть русских княжеств они сделали своими данниками.

Это примерно на триста лет отрезало Россию от «христианского мира», как завоевание арабами в 712 г. лет на пятьсот отторгло от него Испанию, а турецкое завоевание 1526 г. почти на двести — Венгрию. Точнее, Киевская Русь после 1240 г. разделилась на западные земли (сегодня это территории Украины и Белоруссии), поглощённые Польско-Литовским государством, и Московию (Московскую Русь), которая одна испытала тяготы «татарского ига». Однако, в отличие от Испании и Венгрии, Московская Русь не подверглась ни оккупации, ни колонизации, и, вопреки широко распространённому мнению, никаких монгольских институтов власти там не насаждалось. По сути, ею по-прежнему правили князь, его бояре и дружина. Эти институты функционировали вплоть до конца XV в., образуя «договорную» систему, которую по праву можно отнести к начаткам феодализма[19].

Устойчивый динамизм истории Европы зародился в сердце латинского «христианского мира», после 1000 г. сравнительно безопасном под защитой упрочившегося феодализма[20]. Процесс начался с аграрной революции, перехода к технологии глубокой распашки, к применению хомута, который позволил использовать лошадей не только для верховой езды дворян, но и в более «низменных» целях — как тягловую силу, и к трёхпольной системе земледелия[21]. К 1300 г. эта революция сделала заальпийскую Европу богаче и многолюднее, чем когда-либо было античное Средиземноморье. Она также положила конец крепостному праву, возникшему в Европе в позднеримский период при Диоклетиане и Константине. Благодаря новообретённому богатству оживилась торговля, появились мануфактуры. Количество и размеры городов росли от Средиземного до Северного моря, даже на балтийском побережье вплоть до русского Новгорода.

Феодальная организация власти и развитие экономики создали условия для строительства в латинском «христианском мире» прочной институциональной структуры. Она была создана «сверху», посредством радикального реформирования слабой половины каролингской системы — монашеско-папской церкви, благодаря чему в средневековой Европе возникло нечто наиболее близкое к единому «правительству» за всю её историю. Собственно религиозный аспект этой трансформации вскоре будет рассмотрен ниже; в настоящий момент достаточно указать некоторые её последствия для общества в целом.

Осуществляя своё руководство обществом, панъевропейская теократия способствовала возрождению высшего образования. Она разработала изощрённую правовую систему, базирующуюся на римском праве, сделала церковную администрацию профессиональной. Кроме того, многие достижения церковного «правительства», равно как и обученные им служители церкви, находили применение в зарождающихся монархиях Англии и Франции, благодаря чему в этих землях примитивный феодализм переходил на новый, более высокий уровень[22].

XII–XIII вв. стали периодом упрочения и расцвета «первой» Европы. Следы её институтов можно найти и сегодня в современных представительных ассамблеях и законодательстве крупнейших европейских государств, в организационной структуре и философской терминологии их университетов. Материальное наследие той эпохи обнаруживается в известняковых романских и готических церквушках европейских деревень, где после 1000 г. леса зачастую подвергались вырубке, в запутанной планировке улиц и вздымающихся ввысь соборах городов. Его отпечаток, хоть и менее заметный, несут на себе кирпичные готические церкви в городах бывшего Ганзейского союза от Любека до Таллина. Даже облик ландшафтов далёкой Московии надолго определили каменные храмы византийского стиля, построенные в XII в.

Изначальная Европа 1000 г. не осталась в тесных границах каролингского ядра и развивалась не равномерно. Она претерпевала постоянный процесс расширения и изменения, благодаря чему к 1300 г. её территории удвоились в размере, а внутренний состав стал разнообразнее. В 1066 г. законченный, зрелый феодализм вкупе с более строгим подчинением папскому Риму в результате завоевания был перенесён в Англию. Чуть позже другие нормандские бароны отобрали у Византии Южную Италию, а у сарацин — Сицилию. В те же годы при содействии франкских рыцарей началась двухвековая испанская Реконкиста. Самым впечатляющим, хотя и самым эфемерным аспектом расширения в данном направлении, конечно, стали крестовые походы.

Одновременно германская колонизация перешагнула старую каролингскую границу по Эльбе и Заале, богемским лесам и Инну (примерно там же в 1945 г. опустился «железный занавес»). По сути, именно угроза со стороны немцев заставила языческие западнославянские королевства принять римское христианство — в основном для того, чтобы обрести легитимность, защищающую от Германской империи. К 1300 г. немцы в ходе своего «натиска на восток» (Drang nach Osten) пересекли Одер, достигли Вислы и спустились по Дунаю до Вены. Самая дальняя граница их продвижения усилиями рыцарей-крестоносцев протянулась вдоль балтийского побережья, от Восточной Пруссии до нынешних стран Прибалтики. Отчасти эта колонизация вытеснила прежнее славянское население. Однако она же в значительной степени побудила Богемию, обширное Польско-Литовское государство и растущее Венгерское королевство бороться с угрозой со стороны дальнего Запада, перенимая его характерные черты: сначала феодальные формы политической организации, затем городские коммуны, а к XIV в. — и университеты[23].

Таким образом возникла «вторая» Европа, как её иногда называют, — к востоку от Эльбы и Юлийских Альп[24]. Эта полупограничная зона уступала каролингскому ядру и Англии по богатству и динамичности: трёхпольная система появилась здесь примерно на два столетия позже, импортированные феодальные институты были слабее развиты, города — меньше по размерам и не столь многочисленны, их готическая архитектура создавалась не из известняка, а из кирпича. Кроме того, к концу XV в. «вторая», заэльбская Европа стала превращаться в источник зерна, полезных ископаемых и сырья для более развитого атлантического Запада. Такие экономические отношения, выгодные, но зависимые, заставляли местных феодалов закрепощать (или возвращать в крепостное состояние) своих крестьян, приведя ко «второму крепостничеству», которое двигало общество «второй» Европы в противоположную сторону по сравнению с «первой» и сохранялось здесь вплоть до начала XIX в.

Поэтому начиная с XIII в. уместно говорить о явлении, которое немецкие историографы не так давно стали именовать «западно-восточным культурным градиентом», — падении в развитии, отграничившем передовую Европу от отсталой и разделившем континент на ведущие и догоняющие регионы. Но это деление не совпадает с границей между латинским «христианским миром» и православным Востоком — оно существует внутри самого «христианского мира». Впоследствии данное обстоятельство обусловило, как говорят те же немецкие историографы, размышляя о катастрофе XX в., «особый путь» (Sonderweg) их нации к современности. В сущности, в течение longue duree исторической Европы наиболее чёткий рубеж по указанному градиенту рассекал саму Германию по Эльбе. И от этой линии череда «особых путей» демонстрирует падение в развитии к востоку до Урала.