Русские не сдаются! (СИ) - Старый Денис - Страница 28

Теперь же узнаем, что это за приз, в нём погибель наша или слава. Но это, опять же, зависит лишь только от нас. А для меня это шанс, который сложно придумать вне войны. Война все же открывает новые лица, дает возможности, или… забирает жизнь.

Глава 10

Глава 10

«Говори с убеждением — слова и влияние на слушателей придут сами собой» — Иоганн Вольфганг Гете

К юго-западу от Данцига

8 июня 1734 года

Я разложил листы бумаги, где удивительным образом аккуратно были нарисованы даже кусты, большие поваленные деревья, которых в лесу, казалось, что больше, чем растущих. Стрелками указывались тропы между заболоченными местами. По этим картам противнику можно было совершать серьезную вылазку и пробовать пробиться к осадной артиллерии.

— Взгляните, ваше превосходительство! — сказал я, указывая на прочерченные линии на двух листах. — Вот это — проход, вполне годный, дабы преодолеть лес. По краям болота или завалы. Большим отрядом будет сложно здесь пройти, но двумя сотнями — в самый раз. Вот тут, кабы почистить от завалов, даже конными пройти можно. Французы особливо линии эти рисовали.

— И пройти до самого места, где стоять должон фрегат? — задумчиво, скорее, не спрашивал, а констатировал полковник.

Юрий Федорович еще раз посмотрел на карту и, хмыкнув что-то себе под нос, направился к столику. Да, шатер у полковника был вдвое меньше, чем у фельдмаршала, но места и тут хватало, чтобы и стол поставить, и на стол тоже взгромоздить закуски и главное блюдо. В данном случае — это покрытая пылью бутылка вина. Наверное, вина, так как на мутном, да еще и пыльном стекле этикетки не было. И не должно быть. Верят люди на слово, что это, вроде бы как, венгерское.

Впрочем, на вкус же понятно. Венгерское — это вермут, сладкий, в отличие от других вин, вкус которых в России пока доступен лишь ценителям. Ибо ну ее, пить эту кислятину, когда сладеньким угоститься можно, да еще и более крепким!

— Будете? — уже осушив глиняную чарку с вином, будто опомнился полковник и предложил вина и мне.

— Благодарю, но нет! — ответил я, мысленно ухмыльнувшись.

Еще бы предложил, когда в одно горло осушил бутылку — а она у него немаленькая. По объему больше, чем те, что я покупал для посиделок с офицерами.

— И вы уверены в деле? — сомневался Лесли. — И как так вышло, что французы с того леса вышли на мои полки, раз он сложный этакий, непролазный?

Я не стал рассказывать полковнику, не хотел преуменьшать его победу, что как раз и повезло ему, что французы решили нахрапом ломануться в лес, чтобы выйти в неожиданном для русских месте, и атаковать. А выходили они из леса не организованно, а мелкими кучками. Многие, скорее всего, просто заблудились, кто-то мог и утонуть в болоте, или остановить продвижение, пока солдаты занимались спасением тонущих в трясине.

Так что и труда особого не было в том, чтобы побеждать растерявшихся лягушатников. Вот они теперь и озаботились изучением местности, чтобы в следующий раз быть более эффективными. Или же продумать систему обороны, чтобы теперь уже русские неожиданно не вышли из леса.

Мой пленник говорил, что французское командование ожидает ответ от русских, вот и думает, как можно оборониться и, возможно, контратакой ударить. Но… пока французы сидят в городе и не переправляются больше на левый берег Вислы

— Я мыслю так, что нужно, пользуя карты, подойти вплотную к тому месту, где и будет стоять фрегат… — объяснял я план, под мерно булькающую бордовую жидкость.

Опять полковник наполняет свою кружку — главное, только чтобы не накидался.

А план, который вырисовывался у меня в голове, казался вполне себе обоснованным. Да, там, на пути к фрегату, есть заслон, но, судя по тому, что рассказал мне Эммануэль, в этом заслоне не более чем два десятка французов. Остальные же силы лягушатников — у самой стены Данцига, в двух вёрстах от старого маяка, о котором шла речь.

Де Дюрас был уверен, что пройти заслон не удасться. Так как они подадут сигнал и уже скоро нас встретят ружейным и артиллерийским огнем со стоящего у города французского фрегата «Бриллиант». Так что говорил Эммануэль самоуверенно, с некоторой насмешкой.

Не было бы в этом времени столько жеманности и манерности, стоило ему все же прописать в челюсть. Но ведь говорил французик, а это главное, можно было мне и усмирить гормоны, требующие самого радикального ответа на усмешки.

Случись всё это в двадцатом веке, я подумал бы, что противник специально приглашает нас в засаду. Ведь выходило, что фрегат стоял как раз рядом с тем берегом, где мы и имели возможность зайти. Нам даже не нужно переплывать всю Вислу для того, чтобы подобраться к французскому кораблю.

Так что? На абордаж?

— Вот тут, — как только Юрий Федорович осушил очередную порцию вина, я показал пальцем на чертёж, — находится плот и также несколько лодок, на которых французы и переправляются на этот берег, чтобы потом ходить по лесам и отстреливать вверенных вам солдат. Тут мы лодки и возьмём.

— И солдаты за грош сложат свои головы, — в очередной раз добавил скепсиса в мой оптимизм полковник. — Кто же лодки без охраны оставит? Ну и как минуть тот пост, что на выходе из леса наверняка ставлен?

Лесли не торопился однозначно одобрять мои затеи. И я продолжил его убеждать:

— Да, оно может быть тяжко, особливо если на борту фрегата увидят наше приближение и поймут что сие значит. Но и мы не сорвиголовы, не дурни: если поднимется тревога на фрегате, то мы и не полезем наверх, а будем дожидаться подхода лодок и плота, на которых уже будут мои и ваши воины. Превеликим числом возьмем фрегат. А нет… Отступить всегда успеем, но знать будем, что не сидели сиднем, а попытались что-то сделать.

— Имеется свой резон, дельно… Но сумнения тако не отпускают меня, — сказал полковник

Он с тоской посмотрел на вино, потянулся было к бутылю, но сам же себя и одернул. Разговор, выходит, был оценен как дельный, от которого на лёгкий дурман отвлекаться не стоит.

— Вопрос еще имеется… Как после всего этого заставить корабль выйти в море и уйти? — спросил я, делая вид, что задумался. — И как взорвать его. Сие также задача не из простых. Тут нужны морские офицеры, они точно знают, что взорвать, а где проломить.

На самом деле, решение у меня было. И нет, я не особо рассчитывал на то, что получится вывести французский фрегат в море. Как это сделать? Допустим, мы чудом не сядем на мель, не зная глубин Вислы. Даже выйдем к морю.

Однако, у входа в Вислу стоит небольшой форт поляков, который не приминет обстрелять судно. И ладно, на шару проскочить можно, да еще и огрызнуться. Но как быть, когда выйти в море? Там будут стоять французские корабли. Если по недоразумению и выпустят захваченный фрегат, то точно устремятся в погоню. И почему флот французов не уходит? Вроде, должен, насколько я помню историю [в реальной истории французы действительно ушли, как только показался русский флот].

Я хотел использовать ситуацию с фрегатом для того, чтобы вызволить своих товарищей. Лаптев, Спиридов, да и Сопотов. Они мне показались отличными людьми, уж не знаю, насколько профессионалами. Нечего патриотам томиться в застенках. А когда операция удастся, так героями должны стать. Прощения добиться будет куда как легче. Ну а не удастся… Так и ляжем там. Такова во все времена судьба военного.

— Задача! Как же сладить с фрегатом!.. — сказал Лесли и почесал бритый подбородок, будто разглаживая несуществующую бороду. — Не выйдет. Подрывать его нужно. И то честь и слава, коли французский фрегат на дно Вислы пустим. Устойчивыя они, фрегаты. Тут розум иметь нужно, где что взорвать.

— Всё так, коли и подрывать, то нужны те, кто в морском деле понимает. Где подорвать, как, в каком месте пробоину сладить. Токмо же морские офицеры сие сделают, — забрасывал я в очередной раз удочку. — А еще морские поймут, как затопить, чтобы после дела пушки достать с фрегата. Добро ценное.