Император Пограничья 7 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 13

Рубиновый тигель, установленный на специальной платформе, медленно наполнялся серой породой с прожилками Сумеречной стали. Вес набирался внушительный — даже четверо здоровых мужиков с трудом ворочали особо крупные куски.

— Хватит, — скомандовал я, когда тигель заполнился на три четверти. — Больше не стоит, для первого раза достаточно.

Вершинин с помощниками навалились на рычаги подъёмного механизма. Скрипнули блоки, натянулись канаты. Платформа с тиглем медленно поползла вверх, а затем по направляющим переместилась к жерлу печи.

— Осторожнее! — крикнула Мария Сомова, волнуясь. — Если уроните, второго такого тигля у нас нет!

— Не учите учёного, — пробурчал один из рабочих, но хватку ослаблять не стал.

Наконец массивный сосуд опустился в специальное гнездо внутри печи. Я проверил положение — идеально по центру, как и должно быть.

— Закрываем! — скомандовал Арсеньев.

Тяжёлая крышка с лязгом опустилась на место. Вершинин пробежался по периметру, проверяя герметичность.

— Можно начинать, — доложил он.

Я кивнул Черкасскому:

— Тимур, первый этап — равномерный прогрев до тысячи градусов. Не спеши.

Пиромант сосредоточенно кивнул и положил ладони на специальные рунические пластины у топки. Воздух вокруг него задрожал от жара, и в глубине печи зародилось оранжевое пламя.

— Надежда, ваш выход! Равномерный поток, без рывков.

Аэромантка вздохнула, словно приговорённая к казни, и начала работать. Серебристые пряди в её тёмных волосах взметнулись от магических потоков, а изящные пальцы выписывали в воздухе сложные пассы, направляя воздух через боковые каналы в топку.

— Я чувствую себя живым кузнечным мехом, — пробормотала она. — В Смоленской академии нас учили создавать воздушные барьеры для защиты от пуль, а не… это.

— Зато практическое применение магии, — заметила Василиса, наблюдая за процессом сквозь прозрачные стенки тигля. — Температура растёт равномерно.

Прошло минут пятнадцать. В плавильне становилось всё жарче, несмотря на отводящие тепло руны. Надежда уже промокла от пота, но продолжала поддерживать воздушный поток.

— Тысяча градусов, — доложил Арсеньев, сверившись с измерительными артефактами. — Порода начинает нагреваться.

— Тимур, теперь постепенно поднимаем до тысячи девятисот. Надежда, усильте поток на двадцать процентов.

— Ещё больше⁈ — взвыла аэромантка. — Я же не паровая машина! И вообще, у меня платье прилипло к… кхм, спине самым неприличным образом!

Но воздушный поток усилился. Пламя в печи из оранжевого стало жёлто-белым, потом начало отдавать в синеву. Температура неумолимо ползла вверх.

— Тысяча пятьсот… тысяча шестьсот… — считывал Арсеньев.

Через рубиновую стенку я видел, как в тигле происходят изменения. Серая порода оседала, уплотнялась, а наверх всплывал серебристо-синий металл с характерным отливом.

— Смотрите! — воскликнула Мария. — Шлак действительно идёт вниз!

— Тысяча восемьсот… тысяча восемьсот пятьдесят…

Металл в тигле начал издавать низкое гудение, едва различимое за рёвом пламени. Серебристая поверхность подёрнулась фиолетовой дымкой.

— Есть! Тысяча девятьсот! — объявил артефактор. — Держим температуру!

Следующие полчаса тянулись мучительно долго. Черкасский стоял неподвижно, весь в испарине от напряжения. Кронгельм уже не жаловалась — все силы уходили на поддержание воздушного потока. Остальные напряжённо следили за процессом.

— Фиолетовое свечение усиливается, — прошептала Василиса. — И это гудение… Я его костями чувствую.

Она была права. Низкочастотная вибрация проникала в самую глубину тела, резонируя с чем-то первобытным.

— Достаточно, — решил я. — Прекращаем нагрев. Тимур, гаси пламя. Надежда, можете отдохнуть.

Аэромантка буквально рухнула на ближайшую скамью:

— Всё… Я больше никогда не буду жаловаться на духоту в классах… По сравнению с этим адом, моя школа — курорт в горах…

— Вы молодец, — похвалил я. — Без вас бы не справились.

— Можете это письменно засвидетельствовать? — простонала она. — А то никто не поверит, что аристократка работала… кузнечным мехом при плавке какого-то металла.

— Теперь нужно дать остыть до тысячи семисот и разливать, — заметил Арсеньев.

Ждать пришлось ещё четверть часа. Наконец, температура упала до нужной отметки.

— Открываем печь! — скомандовал я. — Готовьте формы!

Рабочие расставили массивные чугунные изложницы, покрытые изнутри тонким слоем Сумеречной стали — снова мне пришлось постараться, работая с чистой породой. Подъёмный механизм снова заскрипел, поднимая раскалённый тигель из печи. Даже через защитные руны жар был невыносимым.

— Аккуратнее с наклоном! — кричал Вершинин, руководя процессом. — Медленно! Ещё медленнее!

Я взял специальный ковш с длинной ручкой из Сумеречной стали — только такой инструмент мог выдержать контакт с расплавом. Зачерпнув мерцающий фиолетовым металл, аккуратно разлил его по формам. Жидкая сталь текла удивительно легко, почти как ртуть, издавая всё то же низкое гудение.

— Невероятно, — выдохнул Арсеньев. — Я такого в жизни не видел.

Форма за формой наполнялись драгоценным металлом. Когда тигель опустел, перед нами стояли 50 изложниц с медленно остывающими слитками Сумеречной стали — каждый примерно по три килограмма, удобный вес для дальнейшей ковки.

— Первая плавка завершена успешно! — объявил я под одобрительный гул присутствующих.

Кронгельм, всё ещё сидевшая на скамье, слабо подняла руку:

— Прекрасно… А теперь, будьте добры, объясните — это нужно делать регулярно? Потому что я серьёзно подумываю о смене профессии. Может, лучше в библиотеку?

Все рассмеялись, разряжая напряжение. Первый шаг был сделан — Угрюм получил собственное производство Сумеречной стали!

Магофон в кармане завибрировал как раз когда я выходил из плавильни, оставив команду разбирать остывшие слитки. На экране высветилось имя Коршунова.

— Слушаю, Родион, — ответил я, отходя в сторону от шумной мастерской.

— Прохор Игнатьевич, такие дела творятся! — голос разведчика звучал взволнованно. — Касается Гона и того, как наши власти хвосты поджимают.

Я прислонился к стене амбара, наблюдая за снующими туда-сюда работниками. День выдался на редкость солнечным для осени, но в воздухе уже чувствовалось дыхание приближающейся зимы.

— Выкладывай.

— Официально власти власти Гон не подтверждают. Молчат как партизаны на допросе. Ни единого публичного заявления. Не хотят панику среди населения, это понятно Но слухи… — Коршунов сделал паузу, — слухи расползаются как пожар по сухой траве.

— Откуда утечка?

— Классика жанра, Прохор Игнатич. Стражник от командира услыхал, жене по пьяни брякнул, та соседке нашептала — и пошла плясать губерния! Но тут фокус в чём — со всех сторон одно и то же. Из Владимира, Мурома, даже из Суздали вести ползут. Все понимают, что дыма без огня не бывает!

Я задумчиво потёр подбородок. Масштабную подготовку к Гону уже не скрыть — слишком много людей вовлечено.

— Что ещё?

— А вот тут, — в голосе разведчика появились хищные нотки, — самое интересное начинается. Столичные города ворота на засов закрывают. Тихо так, без фанфар, но капитан Коршунов не вчера родился! Уже ввели пропускной режим. Теперь переждать Гон за городскими стенами смогут только официально приписанные подданные — благородные да купцы с тугой мошной.

— То есть простолюдинов не пускают?

— Так точно! Въездные списки на самом верху штампуют, проверки такие, что мышь не проскочит. И знаете, что из этого следует?

Я усмехнулся, уже догадываясь о продолжении:

— Чёрный рынок пропусков?

— В десятку! Цены взлетели до небес — от пары сотен рублей за место в списке, и это только начало. А у городских стен… — Коршунов понизил голос. — Там уже толпы беженцев кучкуются. Народ из деревень бежит, надеется под стены проскользнуть. Боятся, что их поселения сметёт волна Гона.