Опороченная Лукреция - Холт Виктория - Страница 37

– Вас это тоже огорчает?

Чезаре не ответил; было видно, что под маской он нахмурился. Ипполит тотчас добавил:

– Расскажите, как вам удалось избавиться от мантии. Чезаре рассмеялся.

– На это ушли целые годы.

– Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь смогу это сделать.

– Мой дорогой Ипполит, вы – не сын Папы.

– Увы! Мой отец не поможет мне сбежать от судьбы, на которую меня обрекли.

– Друг мой, не позволяйте подавлять ваши естественные потребности. Когда я был членом Священной Коллегии, я не позволял ей ограничивать меня. У меня было множество самых разнообразных похождений – таких же захватывающих, как и мои сегодняшние.

– Понимаю.

– А вы? Вы придерживаетесь суровых законов церкви?

– Каюсь, до сих пор мне это не удавалось. Вот и сейчас я чувствую склонность к любовной интриге.

Чезаре оглядел залу.

– Вон то чудесное создание в голубом платье, – сказал Ипполит.

– А! – засмеялся Чезаре. – Моя юная кузина Анджела. Только недавно из пеленок, но уже со своим шармом.

– Очаровательное существо, – согласился Ипполит.

– В таком случае, мой друг, я советую вам поторопиться. Через несколько дней Анджела покинет Рим вместе с моей сестрой, и, хотя вы будете сопровождать их, у вас останется не очень много шансов, поскольку вы должны будете вернуться – как заложник добрых намерений вашей семьи по отношению к Лукреции.

– Знаю, – сказал Ипполит. – Но она так молода… и при всей своей обольстительности, совершенно невинна… кажется.

– Тем лучше, – заметил Чезаре. – Торопитесь, мой друг. Время не ждет.

– А вы? Вы кого-нибудь выбрали на этот вечер?

Чезаре не ответил. Он явно не слышал вопроса – проследив за его взглядом, Ипполит увидел, что тот смотрел на свою сестру.

Ипполит повел Анджелу на танец. Она была обворожительна, такая юная и уже склонная к флирту с этим миловидным кардиналом. Он сказал ей, что она прекрасна; она ответила, что находит его внешность вполне сносной.

Тогда он сказал, что не сводит с нее глаз с той минуты, как она вошла в залу. Анджела снова кокетничала. Очевидно, думал Ипполит, я буду первым ее любовником – возможно, первым из многих, но все-таки первым.

Эта мысль доставила ему удовольствие.

Он прошептал:

– Не лучше ли нам пойти куда-нибудь, где мы могли бы побыть вдвоем… где я мог бы поговорить с вами?

– Лукреция заметит и пошлет кого-нибудь приглядывать за мной.

– Лукреция – ваша дуэнья?

– В каком-то смысле. Она будет опекать меня до тех пор, пока я не вернусь из Феррары.

Он сжал ее руку; она вспыхнула.

– Вы меня интригуете, – сказал он.

– А вы меня удивляете, – съязвила она. – Вы… кардинал!

– Пусть мой наряд не смущает вас.

– Разумеется, не смутит! Я достаточно хорошо знакома с духовными лицами, и знаю, что для кардинала он так же обременителен, как и для любого другого мужчины.

– Видимо, вы хорошо осведомлены в делах церкви.

– Ровно настолько, чтобы не поддаваться на легкомысленные слова… даже если их говорит кардинал.

Ипполит приуныл. Бесспорно, она была очаровательна. Но не так нежна и наивна, как он предполагал. Тут требовались долгие ухаживания. Очень жаль – у него и так не хватало времени.

Она воскликнула:

– Лукреция делает мне знаки! Кажется, ей не по душе доверять меня какому-то беспутному кардиналу.

Он едва слушал – в эту минуту в залу вошла женщина такой красоты, что у него захватило дух. Пышноволосая, с яркими синими глазами. Он слышал о неотразимых чарах Санчи Арагонской, но не ожидал, что они так властно подействуют на него. Она ничуть не походила на девочку, приглянувшуюся ему своей молодостью. Санча дышала страстью. За ней не нужно было долго ухаживать. Она бы тотчас поняла, привлекает ли ее какой-нибудь мужчина, и если да, то все остальное последовало бы без промедления.

Он сказал:

– Раз ваша кузина зовет вас, мы должны подчиниться.

– Мы можем притвориться, будто не замечаем ее, – предложила Анджела.

– Не стоит проявлять такое неуважение к супруге моего брата, – строго произнес он.

И, с решительным видом взяв ее под локоть, повел к Лукреции.

Он прикоснулся губами к руке своей невестки и заговорил с ней о завтрашних увеселениях. Затем к ним подошел Ферранте, и он попросил Ферранте потанцевать с Анджелой. Еще позже к нему и Лукреции присоединился Чезаре. Тогда Ипполит поклонился им обоим и направился к Санчи Арагонской.

Чезаре сказал:

– Лукреция, мы с тобой будем танцевать.

Они вышли в центр залы, она – в малиновом бархатном платье с ослепительно яркими золотыми кружевами, с коралловой нитью в волосах, он – в элегантном золотом наряде, стройный, как некое античное божество, ненадолго спустившееся на землю.

– Нет, эти танцы мне не по душе! – воскликнул Чезаре. – Давай танцевать, как в детстве. Что-нибудь испанское, зажигательное! В Ферраре тебе такой случай уже не представится. Я слышал, они там слишком чопорные. Давай танцевать хотэ… или болеро.

Он крепко держал ее за руку, и все-таки она чувствовала, что имеет определенную власть над ним. Ей отчетливо вспомнились дни, проведенные в детской, и его ревность к их брату Джованни.

– Лукреция… Лукреция… – прошептал он. – Ты уезжаешь… очень далеко. Как мы будем жить без тебя… наш отец и я?

– Мы будем видеться, – тихо сказала она. – Постараемся почаще навещать друг друга.

– Ты уедешь от нас… станешь членом семьи, непохожей на нас.

– Я всегда буду членом нашей семьи.

– Никогда не забывай об этом, – сказал он. – Никогда! Папа, любовавшийся своими детьми, не захотел, чтобы вместе с ними танцевал кто-то еще. Он хлопнул в ладоши и подал всем знак оставить их вдвоем. Затем махнул скрипачам и флейтистам. Те поняли его желание и заиграли испанскую музыку.

Они танцевали одни во всем зале. Как когда-то Лукреция – на другой своей свадьбе, с другим своим братом. Музыка звучала неистовей, становилась все более страстной и всех завораживала грациозность и выразительность их движений.

Многие не сводили с них глаз, и вскоре по танцевальной зале пронесся слушок, что разговоры, ходившие вокруг этой пары, могли оказаться правдой.

В числе нескольких людей, не наблюдавших за ними, была Анджела Борджа. Она смотрела на Ипполита, который обменивался пылкими взглядами с Санчей Арагонской. Анджела понимала, что он уже забыл девочку, забавлявшую его одно-два мгновения. Первая примерка роскошного платья Лукреции оказалась неудачной. В конце концов она повернулась и медленно пошла к выходу из залы.

Папа привлекал внимание гостей к красоте и изяществу танцоров.

– Какая великолепная грация! – восклицал он. – Какой порыв, сколько чувства! Где вы видели, чтобы кто-то еще так танцевал?

Он громко аплодировал, смеялся, хохотал; но стоявшие поблизости различали в его голосе какую-то истерическую нотку. Кое-кто предсказывал, что после отъезда дочери он постарается использовать любой предлог, чтобы вернуть ее.

Настало время расставаться.

Перед самым отъездом Лукреция побывала в загородном доме у своей матери.

Ваноцца радовалась за нее. Еще бы, ведь эта златоволосая красавица теперь была герцогиней – и не просто герцогиней, а герцогиней Феррарской, представителем самого древнего рода Италии, – она стала настоящей аристократкой! Успех дочери умилял стареющую Ваноццу.

– Я приеду проводить тебя, – сказала она. – Буду стоять на улице, вместе с горожанами.

– Спасибо, мама.

– Я горжусь тобой… очень горжусь.

Лукреция поцеловала мать. Она знала, что Ваноцца гораздо больше переживала из-за частых разлук с Чезаре.

В детской расставание было иным. Здесь ее сердце разрывалось от боли. Маленький Джованни за несколько недель своего пребывания в Ватикане успел привязаться к своей матери. Он уже забыл свой прошлый дом и освоился с роскошной обстановкой, которая теперь окружала его.