Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина - Страница 72

Ясно.

Тогда да, правильно.

Я зажмурился и распахнул пальтецо. Весна наступила как-то сразу и вдруг, и ощущение, что я проспал её. Вот так просто взял и… и солнце вон шпарит. Жара. А говорили, что в Питере всегда туманно.

Воздух сырой. И запах идёт характерный, застоявшейся воды, которая того и гляди зацветёт.

— Хорошо-то как… — сказал я.

— А то, — не стал спорить Еремей и, вытащив портсигар, задымил. — Выдрать бы вас, оглоедов…

— За что?

— Ни за что. Так, для порядку. Танечка вся изволновалась. И Светланка… девок убирать надо, — он сказал это тихо и очень серьёзно.

— Так пока тихо вроде.

— Приглядывают. За домом. И школой. Четверых я срисовал. Близко не подходят, но рожи примелькались…

Чтоб вас.

А я только подумал, что у нас передышка есть.

— Тогда нельзя, — я сунул руки в карманы. Вот ведь, взяли и испоганили такой чудесный день. Еремей нахмурился. — Нельзя. Сам понимаешь. Мы тоже приглядываем, а если отошлём куда, как знать. Скорее всего выяснят, куда и как. Нет, наставник, тут надо иначе. Надо добраться до того, кто это затеял…

— И башку ему свернуть, — вот за что люблю Еремея, так за глубокое понимание ситуации.

Мишка и вправду отыскался за оградой, близ побитого жизнью автомобиля. И нас он обоих сгрёб в охапку, сдавил, а после подтолкнул к покрытому пятнами ржавчины чудовищу.

— Наш, — с гордостью сказал он. — Сам собрал!

Изнутри машина была ещё более печальной, чем снаружи: обивка облезла и местами продралась, воняло бензином, маслом.

— Конечно, ещё восстанавливать и восстанавливать, но так-то на ходу.

С другой стороны машина — это круто.

И Мишка — это тоже круто… и жить, просто вот жить, круче некуда.

А дома пахло пирогами.

И ещё весной. Распахнутые окна. И зелень. Молоденькие листики дрожат на сквозняке. Ваза. В вазе какие-то цветы, названия которых не знаю, да и знать не хочется. Откуда-то доносится музыка, такая, с сипением и шумом, но сейчас она вписывается в настроение, как нельзя лучше.

— … а представляете, он мне… — Светочкин голос звенит. И Тимоха, забравшийся на подоконник, каким-то чудом устроившийся на нём, щурится, подставляя солнцу лицо. Пусть взгляд его по-прежнему туманен, но на одном колене лежит альбом, а из-за уха выглядывает карандаш.

И туман в глазах — он другой.

Да и поза Тимохина, его движения стали иными, будто тело вспоминало, каким оно было когда-то.

— … и я говорю, что пожалуйста, приводите детей, но…

Белый фарфор на столе.

Татьяна по-прежнему прячет руки в перчатках, но и она изменилась. Пальцы её то сгибаются, то разгибаются, то перебирают крупные бусины чёток.

Кто их подарил?

Не знаю.

Спрошу. Потом. Сейчас вот задавать вопросы желания нет. И я просто берусь помогать.

Салфетки.

И солонка серебряная. И ещё какие-то блюдца, подставки. Обычная домашняя суета, от которой почему-то болезненно схватывает сердце. Будто мне показали вдруг какую-то совсем другую жизнь, которая могла бы быть тогда, в прошлом мире.

Могла, но не случилась.

— Савка, ты чего замер? — Мишка лохматит волосы. — Нормально всё?

— Замечательно.

— Тогда завтра едем по лавкам…

Он явно гордился своей колымагой, и радовался ей, похоже, больше, чем роскошным машинам, принадлежавшим роду Воротынцевых.

— На кой по лавкам? — я успеваю увернуться от дружеского тычка и перехватить руку.

— Так, одежду нормальную прикупить надо бы. Ты ж не можешь пойти собеседоваться в этом рванье, — Мишка пожимает плечами. — Тань, скажи ему?

— Скажу. Его сначала отмыть надо. И постричь. Господи, они оба выглядят сущими дикарями!

— Ага, — Метелька стащил со стола крохотную булочку и сунул в рот.

Татьяна картинно вздохнула, а Светочка пальцем погрозила.

— Надо бы и жильё другое подыскать, а то тут тесновато, — я не стал сопротивляться, когда меня обняли.

Обе.

Блин… этак и к Светочке привяжусь. А она ж дура. И наживка, что гораздо важнее. Но теперь мягкий невидимый свет её обнял и успокоил, будто обещая, что всё-то будет хорошо.

Замечательно просто.

И откликаясь на него встрепенулись, пробуждаясь, тени.

— Ой, Сав, я совсем забыла! Тебе ж письмо пришло! — Светочка всплеснула руками. — Сейчас… в школу принесли.

— Кто?

Из паутины благости тяжело выбираться.

— Не знаю. Мальчики передали. Ты представляешь, к нам уже записываются, хотя все документы ещё не выправлены, но обещают, что одноклассную школу нашу зарегистрируют. Как частную пока, но с казёнными сейчас всё сложно. Даже удивительно, что на частную жандармерия разрешение выдала… где же оно…

В Светочкиной сумке могла уместиться, похоже, и сама Светочка.

И место бы ещё осталось.

— Ага… вот, — белый конверт с загнутым уголком. — Ой, помялся… извини, оно между тетрадями.

Стопки тетрадей теперь занимали стол в углу.

— Ничего страшного, — я взял конверт.

Вот предчувствие у меня так себе. И в голове крутится там разное-всякое. Про сибирскую язву. Или вот просто отраву. Или…

Стоило подумать и пальцы кольнуло изнутри. Сила сама устремилась в конверт, ощупывая бумагу, и схлынула, оставив ощущение, что ничего опасного внутри нет.

Будем надеяться.

Я присел на стул. Вскрывать не хотелось. Не из-за страха, а из-за ощущения, что если вскрою, то испорчу вечер. Только Татьяна уже уловила неладное и слегка нахмурилась.

И Тимоха повернулся от окна.

— Бу, — сказал он, вытащив карандаш. — Ага…

— Два раза, — я изобразил улыбку. И разорвал конверт.

Открытка.

Здесь открытки любят. В каждом почтовом отделении их великое множество. На этой — милая девушка улыбается.

На обратной стороне округлым почерком выведено: «С выздоровлением!»

И чуть ниже, парой штрихов, птичка нарисована.

Я даже знаю, какая, хоть и нарисовано криво.

— И кто послал? — Светлана сунулась было, но я успел перевернуть открытку.

— Да знакомый один. Рад, что я пошёл на поправку. Так, а пироги-то где? Я, между прочим, голодный…

Ну их всех.

Правительство, революцию, народ и капиталистов. У меня в кои-то веки, похоже, появилась семья. А значит… значит, я перегрызу глотку любому, кто попытается её отнять.

Конец 4 части

И часть 5 начинается тут https://author.today/work/459542

[1] Реальное училище на степени гимназии, частное учебное заведение, основанное Карлом Ивановичем Маем. Школа считалась очень прогрессивной. В ней не действовали общеустановленные антисемитские квоты. Наказания были куда мягче общепринятых (никакой порки, реальных карцеров или лишения ученика еды), ученики имели возможность выбора направления, а также в целом атмосфера сильно отличалась в сторону свободы.