Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем (СИ) - Петров Виталий Владимирович "Эльхар" - Страница 6

— А остальное? Может, тут что-то ценное? — спросил я, оглядывая разбросанные доспехи и прочие гоблинские пожитки.

— Это мусор, — отмахнулась она, быстро окидывая лагерь взглядом. — Денег у нас достаточно, чтобы не шарить в гоблинском барахле. К тому же, неподалёку ещё несколько гоблинов — я чую их запах. Лучше не рисковать.

Мы двинулись дальше, осторожно проходя мимо трупов, как будто они могли внезапно ожить. Гислен уверенно направлялась вглубь леса, и я следовал за ней, хотя в голове всё ещё было слишком много вопросов. Она вновь молчала, её движения были точными и плавными, как у охотницы, знающей своё ремесло.

— И что теперь? — спросил я, уже на расстоянии, стараясь не мешать её сосредоточенности, но всё же желая услышать план.

— Теперь нам нужно найти место для привала и обсудить всё, — её ответ был кратким и спокойным, она не оборачивалась, просто продолжала уверенно шагать вперёд, будто лес был её родным домом. — И желательно подальше от этого места. Я чувствую запах ещё нескольких гоблинов неподалёку. Разобраться с ними труда не составит, но пара бронзовых монет не стоит риска сейчас. В нашем состоянии лучше избегать лишних стычек и не пересекаться с теми, кто нас явно не ждёт.

Моё тело напряглось, готовое к очередной схватке, но Гислен двигалась слишком уверенно, чтобы я стал спорить. Мы шли дальше, сквозь густую листву, где солнце лишь изредка пробивалось сквозь ветви деревьев, а тени танцевали вокруг, создавая ощущение, что лес сам за нами наблюдает.

Глава 3

Следы прошлого

* * *

— Может, оно и к лучшему, что я память потерял… — прошептал я, глядя на свои руки, сидя на каменистом берегу широкого ручья.

Мы остановились здесь, чтобы немного передохнуть после долгого пути по лесу. Вода в нём журчала, разбиваясь о гладкие камни, словно ни я, ни моё внутреннее смятение её не касались. Вокруг простиралась приятная тишина, нарушаемая лишь лёгким шорохом листвы под ветром, что колебал ветви деревьев над головой. Утёсы, обрамлявшие ручей, создавали ощущение уединённости, но вместо покоя приносили странное чувство оторванности от мира.

Гислен стояла по щиколотку в воде, умываясь после долгого дня. Её мокрые волосы блестели под редкими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь листву, а капли воды стекали по её мускулистой шее и плечам. Вода на её коже смотрелась естественно, как часть этой природы, её сила и выносливость становились ещё очевиднее в этом спокойном, укромном уголке.

Я тоже решил умыться. Набрал пригоршню прохладной воды и плеснул её себе на лицо. Пальцы скользнули по коже, и вдруг я почувствовал нечто странное, когда провёл рукой по запястьям. Поначалу я не придал этому значения, но потом задержал взгляд на своих руках. Глубокие шрамы и ожоги, давно скрытые под поверхностным спокойствием, теперь были обнажены, как оголённые нервы. До этого момента я словно не замечал их, как если бы разум научился блокировать эти свидетельства страданий, которые я пережил.

— Хм… — я замер, всматриваясь в свои руки, проводя пальцами по каждой линии.

Шрамы и ожоги от кандалов, которые я поначалу спутал с татуировками, какие были у мудреца, попались на глаза внезапно, как заноза, долго сидевшая глубоко под кожей. Они всё это время были со мной, но, похоже, разум давно научился их игнорировать, как нечто привычное. До тех пор, пока Гислен не привела нас в это укромное место у ручья, скрытое от посторонних глаз. Теперь же, сидя жопой на камнях, я чувствовал, как по телу распространяется покалывание, и лёгкая, но нарастающая боль переросла в шок — настоящий удар. Я в один момент осознал, насколько моё нынешнее тело было изранено.

Расстегнув рубашку, я так же увидел на тренированном теле шрамы, пересекавшие кожу на груди, животе и в отражении на воде увидел старый след ошейника на шее. Эти следы были не просто физическими увечьями — они будто одним своим видом тянули меня к забытому прошлому, к чему-то, что я никак не мог вспомнить. Осознание этого заполнило меня тревожной тишиной, в которой все мои мысли словно тонули. Былая уверенность и собранность куда-то в миг улетучились, оставляя вчерашнего паренька с вилами на плече в теле, познавшем самую настоящую боль и страдания. Мой взгляд какое-то время метался по телу, словно пытаясь отыскать объяснение, но вместо этого внутри росло чувство бездны.

Гислен, видимо, заметила моё молчание и повернулась ко мне, её хвост слегка дёрнулся. С недавних пор её присутствие стало ощущаться спокойнее, но сейчас она была напряжена. Стоя в воде, она не сразу подошла, словно решая, стоит ли вмешиваться.

— Ты почти не говорил о своём прошлом, — её голос, хотя и был низким и сдержанным, звучал твёрдо.

В её тоне чувствовалась забота, и, возможно, даже лёгкая обеспокоенность.

Я посмотрел на неё.

По ней было хорошо видно, что не любила разговоры о чувствах и о прошлом, предпочитая действие слову, однако сейчас, видя моё состояние, она нарушила привычное молчание. Мокрые волосы слиплись в пряди, тяжело свисая на плечах, а на её лице проступило беспокойство, которого я прежде не замечал. Хотя её телосложение, словно выточенное из камня, выдавало её как воительницу, сейчас в ней было что-то другое — она выглядела уязвимой в этой тишине, как и я.

— Но очевидно, что ты был в рабстве, — сказала она, её голос чуть дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Пол, наверное, знает больше. Я как-то спрашивала его о твоих ранах, но он всегда отмахивался, как будто это не имеет значения или вовсе не знает. Хотя, кажется, он что-то скрывал. Иначе зачем бы он привёл тебя к себе в отряд?

Её слова пронеслись мимо моего сознания, словно ветер, не оставив отклика. Память, рабство, шрамы — всё смешалось, не давая ясности. Я потерял четыре года своей жизни, но каким образом это привело меня сюда? И был ли я прежним человеком до всего этого?

— Безродный деревенский парень с вилами и кошелём монет, который не смог бы дать отпор, — пробормотал я, снова оглядывая свои руки, словно надеясь найти ответы в этих следах. — Неудивительно, что меня могли захватить. Вопрос только — что произошло дальше? В какой момент я смог чего-то добиться? Или меня схватили за ближайшим поворотом?

Слова звучали пусто, лишённые какой-либо ясности. Я снова посмотрел на отражение в воде, на своё лицо, искажённое рябью. Шрамы тянулись по моему телу, но не давали ответов. Ручей продолжал журчать, как если бы ничего не изменилось.

Гислен, молчаливо наблюдавшая за мной, наклонила голову, её острые уши вздрогнули, будто улавливая что-то, что я не мог услышать. Она подошла ближе, её мокрые ноги ступали по камням почти бесшумно. Она присела на корточки рядом, её взгляд не отрывался от моих рук.

— Я… сочувствую, что тебе пришлось через это пройти, — голос Гислен был удивительно мягким, почти неуверенным, что для неё было совсем не характерно. Она не подняла взгляда, и я ощутил в её тоне что-то непривычное, как будто ей было сложно подбирать слова.

Затем она протянула руку и осторожно коснулась моей головы, её пальцы мягко запутались в моих волосах. Этот жест, исходящий от неё, казался неожиданным, но в то же время удивительно естественным. Тепло её прикосновения словно уносило часть моего напряжения, успокаивая. В этом было больше заботы, чем в словах, будто она уже делала это раньше, хотя я не мог вспомнить когда.

— Рабство — это гнусное дело, — продолжила Гислен, её голос стал твёрже, обретая ту силу, что обычно сопровождала её слова, хотя она всё ещё говорила тихо. Её взгляд, обычно непроницаемый и строгий, сейчас потемнел от внутреннего гнева, направленного не на меня, а на саму мысль о тех, кто мог поступить так низко. — Никто не должен через это проходить. Никто. Зверолюди часто попадают в цепи… — на этом слове её голос дрогнул, но она быстро справилась, продолжая с тем же внутренним жаром, который редко вырывался наружу. — Нас продают, как товар, лишают права на жизнь, на выбор. Это самое ужасное, что может случиться. Быть рабом — это не просто носить цепи на руках или ногах. Это значит потерять себя, забыть, кто ты есть, стать вещью.