Энола Холмс и зловещие знаки - Спрингер Нэнси - Страница 8

Цыганка произнесла ровным, завораживающим тоном гипнотизёра:

— Твоя линия судьбы начинается звездой на холме Сатурна и уверенно входит в линию жизни. Обручальное кольцо на левой руке лживо. На самом деле ты одинока с самого детства и всегда будешь одна, если не попытаешься изменить свою судьбу.

Правдивость её слов легла камнем на мою душу, но я лишь кивнула и спросила:

— Что ещё?

— Линия сердца длинная и чёткая. В твоём сердце много любви, но излить её не на кого. Вместо этого ты одариваешь любовью всё человечество. Стараешься помогать, служить, творить добро — любым способом.

Она говорила сухо, как бы излагая факты, и потому я не покраснела от смущения и только снова кивнула.

— Рука худая, чувствительная, творческой натуры, а линия Солнца показывает, что у тебя острый ум и хорошая интуиция. Она начинается со звезды на холме Аполлона. Одна звезда — уже редкость. Две звезды я ещё ни разу не встречала, даже на ладони твоей матери.

В голове горела единственная мысль:

— Где она?

— Этого не сказать по твоей руке.

— Но вы же знаете?

— Я могу говорить лишь за Марию Магдалину, Марию из Вифании и Чёрную деву Марию. Твоя мать там, где ей предначертано быть судьбой. Не следуй за ней, Энола. Следуй за своими звёздами. Это всё, что я могу тебе сказать. А теперь мне пора.

Ещё с полминуты я стояла будто статуя, с вытянутой рукой, а потом словно пробудилась от сна, удивлённо моргнула и огляделась. Я не называла своего имени. Откуда цыганка его знает?

И где она?

Я окинула взглядом Дорсет-сквер всё с тем же мороженщиком (хотя теперь мне было не до мороженого), девчонками, качающимися на фонарном столбе, и так далее, но высокой старой цыганки не увидела. Куда она пропала? Её исчезновение казалось поистине волшебным.

«Глупости», — сказала я себе. Она могла скрыться в общественной туалетной комнате — на Дорсет-сквер стоял один из этих памятников гигиене с железными столбами, греческими колоннами и часовой башней — или в метро. Или даже сесть в кеб, ведь рядом со входом в подземку располагалась стоянка наёмных экипажей. Правда, последнее было наименее вероятно. В тёплую летнюю погоду все ездили в открытых двухколёсных и старомодных четырёхколёсных экипажах, а в них никак не спрячешься.

Тут я вспомнила, что мне самой следовало бы спрятаться — ведь моё платье испачкалось в грязном тоннеле, а чувства и мысли спутались и перемешались. Я поспешила обратно в метро, села на первый же поезд и окольным путём добралась до Женского клуба, где надеялась отдохнуть и обо всём поразмыслить.

Глава восьмая

МОЯ КОМНАТА В ЭТОЙ СВЯТЫНЕ, расположенная вместе с другими — немногочисленными — на третьем этаже, была обставлена по-спартански. Всё-таки Женский клуб — убежище интеллектуалок, ратующих за более удобную одежду и другие свободы. Вряд ли их волнует, есть ли на столе кружевная скатерть, а на кровати — покрывало с подзором. Зато кормили здесь, как я уже упоминала, великолепно. Я заказала в комнату блюдо сандвичей и после ванны уселась обедать хлебом с тунцом, огурцами и кресс-салатом, надеясь усладить тело и душу. Я напомнила себе, что не в первый раз встретила человека, знакомого с моей матерью. В моё первое посещение этого клуба я услышала, как маму обсуждает компания незнакомых мне леди. Не знаю, почему именно встреча с цыганкой оставила меня в растрёпанных чувствах. Как обычно в такие минуты, я взялась за бумагу и карандаш.

Я поспешно рисовала набросок за наброском. От кошачьего, цепкого взгляда цыганки с портрета меня пробрала дрожь. Ворона я нарисовала в полёте, а не у себя на плече; в древние времена прорицатели носили с собой говорящих воронов, и эти чёрные птицы слетались на поля битв в надежде утолить голод мертвечиной. Я изобразила помоечника из тоннеля метро, преувеличив нос, похожий на землянику, и уши, напоминающие цветную капусту, чтобы отомстить ему за то, что он меня напугал. Я снова взялась за цыганку, но в этот раз из неё получилась мама — что странно, потому что обычно мне не удавалось вызвать в памяти её черты, — и от этого наброска болезненно сжалось сердце. Я перевернула листок и нарисовала хрупкую, очаровательную леди, стройную, со светлыми волосами и нежнейшими глазами. Мне стало чуть легче, и я нарисовала её снова, с другого угла — и только тогда осознала, что это Бланшфлёр, герцогиня дель Кампо.

О, а я ещё собиралась перейти к наброскам лошадок! И сидела тут, лакомясь сандвичами с тунцом, вместо того чтобы искать несчастную леди!

Отбросив посторонние мысли вместе со своими рисунками, я взяла чистый лист бумаги и записала свои рассуждения.

Она пропала либо по собственной воле, либо из-за несчастного случая, либо её похитили.

Если по собственной воле — как она спряталась от фрейлин?

Ушла по рельсам? Маловероятно, но проверить необходимо.

Узнать больше о жизни леди Бланш-флёр - несчастна ли она?

Письмо к матери пропитано тревогами.

Несчастный случай или похищение?

Несчастный случай: упала в открытую решётку канализации, сломала ногу и не может вылезти, и никто не слышит криков о помощи?

Слишком мелодраматично.

Похищение: её уволокли силой? Ради мести? Кто её враг?

Опять же - надо узнать о ней больше. Возможно, фрейлины выдумали всю эту историю с метро?

Однако их горе казалось искренним, и в последнее своё предположение я не верила. Впрочем, и другие выглядели сомнительно.

В таких случаях всегда полезно сделать перерыв на час-другой, чтобы мозг отдохнул и сам предложил решение. Чем же заняться, чтобы отвлечься от расследования?

Конечно, навестить миссис Таппер! Мы уже давно не виделись, и я не сомневалась, что моя милая глухая хозяйка — какое-то время я снимала комнату в её пансионе — будет рада меня видеть. К тому же каждый поход к ней — приключение. Я немедленно поднялась со стула и начала готовиться к выходу.

Здесь следует объяснить, что теперь миссис Таппер жила в особняке Флоренс Найтингейл, всегда полном гостей. К сожалению, мой брат Шерлок об этом знал и наверняка догадывался, что я навещаю старушку, а потому, полагаю, вёл наблюдение за домом. Вполне вероятно, что чумазые ребятишки, которых я часто замечала на той улице, были одними из его помощников. Только им наверняка описали учёную даму или старую деву в тёмном твидовом наряде, с тускло-коричневыми волосами, собранными в пучок, и очками на громадном носу.

Вот почему, заботясь о своей безопасности, я ходила к миссис Таппер исключительно в образе изящной очаровательной леди.

Избавлю любезного читателя от перечисления всех мазей и ухищрений, требуемых для преображения, — замечу лишь, что на висок я наклеила родинку, с намерением отвлечь внимание от моего лица, а точнее — от его острых черт, которые, в свою очередь, сглаживал пышный, роскошный (и довольно дорогой) парик цвета розового дерева.

Всё же не обойдусь без описания своего наряда для визитов: неземного чуда из лазурного свисса в горошек с рюшами над тёмно-синей юбкой, широким белым атласным поясом, голубым лифом с белой каймой, милой синей шляпкой в маргаритках и лентах и сине-белого зонтика в горошек с оборками, а ещё бежевых перчаток и гамашей на сапожки. Без лишней скромности замечу, что выглядела я в нём изумительно.

На Мейфэр я отправилась в открытом экипаже — исключительно для того, чтобы насладиться восхищёнными взглядами, обращёнными в мою сторону, — абсолютно не подозревая о грозящей мне опасности.

Сойдя у чудесного кирпичного дома Флоренс Найтингейл, я повернулась заплатить кебмену...

И вдруг до меня донёсся пронзительный, почти человеческий крик счастья. Не успела я оглянуться, как ко мне метнулась пушистая молния и чуть не сбила с ног! Когда я увидела, кто это, время любопытным образом повернулось вспять, словно вылетающий из гармоники воздух, и я почувствовала себя совсем ребёнком и, не задумываясь, обняла любимого пса.