Анти-Горбачев 5 (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 39

— Конечно, для того и стою на своем посту, — не смутился зам Лапина, — какая ожидается длительность вашего обращения?

— Я точно не подсчитывал, — ответил Романов, — но думаю, что в 10–12 минут уложусь.

— Отлично, садитесь вон в то кресло, — он указал на место под торговой маркой программы Время, — подводка какая-нибудь вам потребуется или сразу начнете обращаться?

— В смысле чтобы диктор меня объявил? — немного замешкался генсек, — если Кириллова или Шатилову найдете, тогда да, пусть объявят… если не найдете, то без объявлений пойду.

— Боюсь, Игоря Леонидовича или Анну Николаевну мы в такие короткие сроки организовать не сможем… — замешкался Скорняков.

— Ну значит без подводки давайте, просто музыку и это… внизу можете пустить строку «срочный информационный выпуск»?

— Попробуем… — не стал ничего обещать заместитель, — но не гарантирую, что получится…

— У вас ведь тут все в записи идет, прямых эфиров не осталось? — спросил Романов.

— Так точно… — встал по стойке смирно Скорняков, — вдруг что нештатное случится, тогда можно будет поправить.

— Хорошо, не буду настаивать на прямом эфире, давайте, как обычно…

Глава 31

— Но идеальным был бы, конечно, прямой эфир, — добавил Романов, глядя на Мишу с Ксюшей, они уже о чем-то мило общались.

— Попробуем, Григорий Васильевич, — сказал из-за частокола телекамер заместитель Лапина, после чего начал отдавать распоряжения окружающим его специалистам.

К Романову через полминуты подъехали две здоровенные телекамеры, и один из операторов начал давать ему инструкции.

— Видите красный огонечек здесь? — показал он на одну из камер.

— Нет, не вижу, — честно признался генсек.

— И правильно, что не видите — значит, пока он не горит, камеры не работают и трансляция не идет. Как только загорится, мы в эфире… иногда мы переключаемся между собой, тогда огонек загорается в новом месте…

— Да понятно все, — поморщился Романов, — давайте уже начнем… как говорят наши сограждане в не столь отдаленных местах — раньше сядем, раньше выйдем.

Скорняков подошел к операторам, коротко обменялся с ними чем-то неслышным, после чего обратился к Романову.

— В принципе все готово… вопрос о прямом эфире урегулирован — сразу пойдет трансляция и по релейным каналам, и через спутники… весь Союз увидит. Вы готовы?

— Всегда готов, — на автомате вылетело из генсека.

— Тогда начинаем… — и Скорняков хлопнул обоих операторов по плечам, одного по левому, другого по правому, — пошла заставка.

Зажужжали вентиляторы, очевидно, те, что охлаждали внутренности телекамер, операторы надвинули их на выступающего, и откуда-то сверху зазвучала стандартная для программы Время заставка из музыки Свиридова к фильму «Время, вперед». Потом загорелся левый по отношению к дикторам огонек, и Романов начал свою речь без бумажки.

— Дорогие соотечественники! Я обращаюсь к вам в столь неурочный час по уважительной причине — у нас в стране начался военный переворот. В Москву введена бронетехника, Кремль, а также здания Министерства обороны и Комитета государственной безопасности окружены со всех сторон танковыми частями. Все каналы связи из Кремля, Минобороны и КГБ блокированы. Не далее, как полчаса назад мне было предложено сдать свои полномочия неустановленной группе лиц. Кто они и какие цели преследуют, для меня пока остается загадкой, однако со всей ответственностью могу заявить, что такие перевороты являются шагом в неправильном направлении. Вспомним недавние примеры такого рода действий — хунту Пиночета в Чили, режим черных полковников в Греции, свержение законного правительства Патриса Лумумбе в Конго. Разве они привели эти страны к миру и процветанию? Нет, не перевороты нужны нам сейчас, а мирная созидательная деятельность.

Романов прервался, налил себе воды из графина, выпил, гулко булькая кадыком, потом продолжил свой монолог.

— Я призываю руководителей военного переворота, кем бы они ни были, к диалогу в течение завтрашнего, — он посмотрел на часы и поправился, — нет, уже сегодняшнего дня. Место и время переговоров можно передать любым удобным способом. Со своей стороны даю обещание, что все военнослужащие, которые вернутся в казармы до конца текущего дня, будут амнистированы, к ним не будут применены никакие меры преследования, включая уголовные и даже дисциплинарные.

Потом Романов посмотрел на камеры, увидел, что огонек переместился направо, перевел туда взгляд и закончил свое выступление.

— Сограждане! Призываю вас сохранять спокойствие и по возможности оставаться в своих жилищах в течение всего этого дня, за исключением, конечно, тех, кто обеспечивает коммуникации и безопасность — обещаю, что прогулы вам никто не поставит. Искренне надеюсь на спокойное и мирное урегулирование этого инцидента в ближайшее время…

В этот момент в студии программы Время погасли все камеры и все лампочки, за исключением дежурного света в трех местах.

— Что случилось? — спросил Романов у заместителя Лапина, — авария?

— Сейчас выясню, — пообещал он, тут же исчезнув за дверьми.

Вернулся он буквально через полминуты и не один — за спиной у него маячили вооруженные люди в камуфляже, а руки Скорняков держал поднятыми вверх.

— Кто это? — спросил Романов, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие.

— Не знаю, товарищ Генеральный, — ответил тот с бледным лицом, — они сами сейчас объяснят, наверно…

И они объяснили — от военнослужащих отделился по всей видимости главный из них с погонами подполковника, он строевым шагом вышел в центр студии и объявил:

— Вы все интернированы, граждане, сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах — нам санкционировано применение мер воздействия к нарушителям…

— Вы двое, — продолжил он, обратясь к операторам возле камер, — быстро отошли на два метра к той стене. А вы, — посмотрел он прямо на Романова, — сейчас пойдете с нами.

— А нам что делать? — подал голос смелый помощник Миша.

— Ты кто? — вперил в него взгляд подполковник.

— Михаил Державин, помощник Генерального секретаря.

— Тогда ты тоже со мной сейчас идешь, а всем остальным, — повысил он голос, оглядев находящихся в студии строгим взглядом, — сидеть тихо и ничего не включать.

Далее он, Романов и Миша вышли в пустынный коридор третьего этажа Останкинского комплекса и повернули налево, к лифтам.

— Ты не родственник того Державина, — неожиданно спросил военный, — который вместе с Ширвиндтом?

— Племянник, — признался Миша, — сын его сестры.

— Ну тем лучше, — выдал непонятную фразу подпол, — а меня зовут Николай Иванович, — зачем-то добавил он.

— Где вы служите? — продолжил задавать вопросы генсек.

— В Кантемировской дивизии, командир полка, — не стал ничего скрывать тот.

— Вы же понимаете, что ничем хорошим для вас сегодняшний день не закончится, — достаточно рискованно продолжил Романов, — в лучшем случае гауптвахтой…

— У меня есть приказ, а приказы надо выполнять, — хмуро буркнул он, открывая неприметную дверь по правой стороне коридора, до лифтов они не дошли с десяток метров.

Таблички никакой на двери не висело, только номер 307 на пластиковой бирке, а внутри оказалась еще одна студия, судя по заставке на заднике, это было помещение, откуда выходила детская передача «В гостях у сказки». На стульях тут сидели трое военных, два лейтенанта и один целый генерал-майор. Его лицо показалось Романову смутно знакомым.

— Здравия желаю, товарищ Романов, — мигом поднялся генерал на ноги, — меня зовут Александр Лебедь, не слышали?

Романов с трудом, но припомнил такого персонажа из фильма, что ему демонстрировала Маша в том самом сне.

— Вы же в парашютно-десантных войсках должны находиться? — ответил он генералу, — при чем тут Кантемировская дивизия?

— Долго объяснять, Григорий Васильевич, — отмахнулся он, — а это кто с вами?