Отвергнутая жена дракона. Второй шанс для попаданки (СИ) - "Чинара" - Страница 3

Я очень любила своего папу. Он был для меня целым миром. Он заменил мне мать, которую я совсем не помнила. Он был для меня не просто отцом, но еще и наставником, и лучшим другом.

Папа всегда, сколько себя помню, отличался удивительным оптимизмом. Он излучал свет, совсем как маяк, указывающий путь в темноте. Он учил меня, что из любой ситуации есть выход, нужно только как следует его поискать. Он никогда не унывал, не боялся трудностей, он казался мне настоящим героем, чья сила духа была подобна нерушимой скале.

Сколько себя помню, мы не жили в роскоши, не купались в золоте или бриллиантах, но и не испытывали нужды. Наша жизнь была самой обычной, как и у многих других людей.

Папа часто повторял, что счастье не в деньгах. И я всегда соглашалась с ним. А вот Влад мог с ухмылкой добавить: «Верно, бать, не в деньгах, а в их количестве». Его слова каждый раз звучали, как дерзкий вызов.

Папа только качал головой в ответ на такие высказывания сына.

Я хорошо помню, словно это было только вчера, как он улыбался и говорил:

— Никогда нельзя унывать, дочь. Ели ты начнешь грустить, то злая туча сразу же захочет испортить твое красивое платье колючим дождем. Лучше всегда улыбайся и повторяй про себя: «Все обязательно сложится самым лучшим образом». Это очень сильное заклинание, но оно действует, только если верить в него всем сердцем. Если ты будешь повторять его и верить в него, то твоя дорога всегда будет освещена ярким солнышком, и ни одна тучка не посмеет встать на пути.

— Папа, ты же меня не обманываешь? — наивно спрашивала я в детстве.

— Разве могу я обманывать свое любимое солнышко? — отвечал отец, нежно поглаживая меня по голове своей широкой ладонью.

Через пару недель после того, как папы не стало, Влад вернулся в дом.

Все свое имущество отец разделил между нами поровну. Но по какой-то причине брат был уверен, что я что-то от него прячу.

Он с холодной иронией произнёс:

— Наверняка батя оставил своей любимице гораздо больше, чем половину квартиры и жалкие пятьсот тысяч. Ты не думаешь, что ты задолжала мне, Валя? Ведь именно из-за тебя я всегда был у него на вторых ролях, как какой-то забытый пасынок.

Эти обвинения были для меня хуже пощёчин. Они ранили душу, впиваясь острыми осколками стекла.

Я знала, что в них нет ни капли правды. Отец никогда не выделял кого-то из нас, просто Влад часто попадал в неприятности.

Обида душила меня, как петля на шее. Не позволяла нормально вдохнуть. На глаза навернулись слезы. Мне отчаянно хотелось ответить брату, сказать, как он не прав, и как он смеет говорить такое сейчас, когда отец только покинул нас. Но я сдержалась. Ради отца. Ради его памяти и наставлений.

Папа всегда учил, что нужно быть выше людской злобы. Не поддаваться на провокации и не опускаться до уровня того, кто хочет тебя обидеть.

— Ты никогда не знаешь, что переживает тот или иной человек, дочка. Не знаешь дорогу его жизни. Возможно, у него сегодня был неудачный день. Обвинять всегда легче, чем прощать, но ты не ищи легких путей. Не поддавайся соблазну легкости. Легкие пути не делают нас мудрее. Они лишают нас опыта и уроков. И даже в самый ясный день мы не всегда можем понять, где просто, а где сложно. Мы всегда плывем по морю, не зная глубины.

Именно так, мысленно повторяя отцовские наставления, я оправдывала брата. Стараясь увидеть в нем не злодея, а запутавшегося человека.

Сдержав обиду, обуздав бурю в душе, я прошла в свою комнату. Достала из ящика деньги, которые сняла пару дней назад, чтобы отнести в другой банк, затем вернулась на кухню и положила их на стол перед Владом.

— Папа одинаково любил нас обоих. — произнесла я спокойно. — Но если моя часть денег поможет тебе легче перенести утрату, то забирай их. Мне не жалко.

— Ей не жалко. — хмыкнул он и бросил на меня колючий взгляд, — Посмотрите, какая благородная краля! Бати больше нет, и ты можешь перестать строить из себя нравственную девицу. Если бы ты была такой, то не наставляла бы мужу рога, и он бы не ушел к твоей подруге, оставив тебя в одиночестве.

— Я никому и ничего не наставляла. — ответила я, словно отражая удары. — И ты это прекрасно знаешь.

Влад не стал отвечать. Лишь искоса посмотрел на деньги и ухмыльнулся.

— А, я понял. — через пару минут произнес он, — Думаешь меня на понт взять? Речь толкнула, вся такая из себя правильная. Потому я, типа, бабло не возьму? Так вот, не на того нарвалась. Я их заслужил больше, чем ты. И у меня есть проблемы, которые нужно решать. Это у тебя крутая работа под жопой и европейские командировки. Думаешь, я поверю, что это вся сумма? Ты наверняка заранее припрятала большую часть денег, а эту бросаешь мне как кость собаке, чтобы я отстал. Что молчишь, угадал?

Влад никогда не был особо ласков со мной, но в тот вечер он словно с цепи сорвался, его слова были полны яда и горечи.

Я не могла понять, чем заслужила всю эту грязь от брата. Ведь я всегда отдавала ему последнее.

Даже если отец покупал нам одинаковое количество конфет, я все равно отдавала половину своих брату, не задумываясь о справедливости. Он никогда не отказывался. Но и своих никогда не предлагал.

Это казалось чем-то само собой разумеющимся. И со временем для нас обоих стало нормой, что я должна отдавать ему часть своей доли. Это превратилось в некую негласную обязанностью. Неожиданно моя добрая воля перешла в беспрекословную повинность. Словно я своими руками заключила невыгодную для себя сделку.

В тот день я не стала его слушать. Развернулась и, стараясь скрыть дрожь в коленях, пошла в свою комнату, оставив брата наедине с его демонами.

А через некоторое время услышала, как входная дверь с грохотом захлопнулась. Влад ушел, забрав все деньги. Оставив после себя лишь пустоту и горечь.

Когда амбалы выслушали мои вопросы, на их губах заиграли зловещие улыбки. Один из них окинул меня оценивающим взглядом, будто я была товаром на рынке, и произнес сальным голосом, от которого хотелось умыться:

— Вряд ли тебе стоит сейчас беспокоиться о Владе, киса. — его слова напоминали скользкие щупальца.

Противный страх, холодный и липкий, пополз по моей спине.

— Твой брат задолжал нам кругленькую сумму, — почесал темную бороду второй, — А так как денег у него ни хрена нет, то он решил расплатиться с нами другим способом. Его сестра переходит в наше недельное пользование.

— Вы не имеете права. — произнесла я дрожащим голосом, пытаясь сохранить остатки мужества, трещавшего по швам.

Каким-то чудом, словно ангел-хранитель помог, мне удалось перехитрить их, воспользовавшись их самоуверенностью, и выбежать из квартиры.

Однако на улице стояла зима. Ледяной ветер пронизывал насквозь. А я была в пижаме и тапочках, совершенно беззащитная перед суровой реальностью.

Я бежала, не помня себя, совсем как загнанный зверь. Скользила по обледенелым улицам и пыталась закрыть лицо от колючего морозного ветра. Сердце бешено колотилось в груди. Мне казалось, что вот-вот они догонят меня, схватят, оглушат…

И тогда я увидела светящуюся вывеску кондитерской, которую раньше никогда не замечала в нашем районе. Она будто возникла из ниоткуда. Как луч света в окружившей плотным коконом темноте.

Возможно, она открылась недавно, а я просто не обращала на неё внимания, погрязнув в рутине рабочих будней и изнурительном аудите из-за которого мы всем офисом чуть ли не ночевали на работе.

Я вбежала в кондитерскую, стуча зубами от холода и страха, оковами сковавшего тело.

Меня встретил приятный звон колокольчиков и дружелюбный женский голос произнес:

— Добро пожаловать в кондитерскую «Новое начало»!

Из воспоминаний меня вырвал громкий стук в дверь.

В комнату вошел слуга в темной ливрее. С невозмутимым видом, будто он был частью сложного механизма, мужчина хмуро посмотрел на меня и произнес строгим голосом:

— Хозяин велел госпоже немедленно явиться к нему в кабинет. — его слова прозвучали, как приказ, не допускающий возражений.