Миротворец (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 11

— А может, на этом Распутине опробовать новую структуру, о которой вы только что изволили рассказать? — сделал стеклянные глаза генерал, — службу активных операций?

— Не уверен, что это так уж необходимо… — задумался царь, — а впрочем, отдаю решение этого вопроса в ваши руки… и вторая персоналия, с которой необходимо разобраться в ближайшее время — Георгий Гапон, из Полтавской губернии, тоже монах…

— Что-то у вас в этом списке одни духовные лица, — позволил себе шпильку генерал.

— Действительно… — смешался на секунду от такого вопроса царь, — думаю, это просто совпадение. По Гапону все то же самое, что и по Распутину — сейчас он должен учиться в столичной духовной академии… или поступит туда осенью… человек тоже неприятный, сделайте так, чтобы он обретался где-нибудь подальше от моих глаз. И чтобы этот черный список был полным, добавьте к нему иеромонаха Илиодора и юродивого Козельского…

— Допустим, про Илиодора я что-то слышал, — ответил генерал, — он в Сибири где-то работает. А кто такой Козельский?

— Дмитрий Знобишин, родом из Козельска, оттуда и получил свое прозвище. Также известен, как Митя Гугнявый, Митя Коляба и Митя Колебяка. Страдает эпилепсией, в связи с чем считается чем-то вроде святого в петербургских кругах. Вообще-то он довольно безвредный человек по сравнению с предыдущими, но лично мне отвратителен. А Илиодор собирается переехать в столицу и лично курировать там всех этих юродивых и сумасшедших.

— Записал, государь… а второе замечание какое будет?

— Второе… — царь, казалось, забыл, что он там хотел сказать, но собрался и вспомнил, — я хочу встретиться с руководителями нелегальной оппозиции…

— Что, прямо вот с лидерами Народной воли? — ошеломленно переспросил Шебеко.

— Да, представьте себе… — весело отвечал Александр, — прямо вот с ними. И с Черным переделом тоже. И еще, кого найдете — по тюрьмам сейчас много политических сидит, наверно.

— Как-то это необычно… — поежился генерал, — чтобы император, да встречался с заключенными…

— Ничего, привыкайте, Николай Игнатьевич, — весело подмигнул ему Александр, — далее и не то еще начнется. Место встречи согласуем… да, понадобятся репортеры и фотографы из газет, по 2–3 штуки каждых, пусть они осветят мероприятие. Срок… ну, допустим, две недели с сегодняшнего дня — управитесь?

— Они же все мечтают убить вас, государь, — напомнил Шебеко, — не страшно будет беседовать с такими с глазу на глаз-то?

— Волков бояться — в лес не ходить, — ответил ему Александр, и на этом аудиенция закончилась.

Шебеко отправился исполнять высочайшие указания, а из соседней комнаты вышла Мария и сказала вот что.

— Извини, Сани, но я невольно услышала конец вашей беседы…

— Ничего, Мари, — не стал обострять ситуацию император, — ты же член августейшей семьи, так что имеешь право на информацию. Тебе что-то не понравилось в этой части беседы?

— Ты и правда будешь разговаривать со всеми этими Засуличами и Перовскими?

— Перовскую повесили пятнадцать лет назад, — напомнил царь, — а с Засулич, да, поговорю… и с Лавровым тоже, и с Лопатиным… пусть прямо расскажут, зачем они меня хотят убить — может, найдем какие-то общие точки и поменяем их программу.

— Смело, Сани, смело… — улыбнулась Мария, — я бы тоже поучаствовала в такой встрече.

— Какие вопросы, Мари, желание императрицы — закон для императора.

А вместо сердца пламенный мотор

А на следующий день Александр все же решил довести до конца программу посещения Нижнего Новгорода и вторично отправился на Выставку достижений народного хозяйства в районе Кунавино-Канавино (название, кстати, района произошло вовсе не от слова «канава», а от «куницы» — тут много этих зверьков раньше водилось). Сопровождал царя на этот раз вице-губернатор Дейнеко.

— С чего начнем обзор, государь? — смело бросился на амбразуру Дейнеко, когда они вошли на территорию через парадную арку.

— Я слышал, тут специальный павильон построили для какого-то художника, — ответил тот, — хотелось бы посмотреть, что это за художник такой, которому такие почести оказывают… а следом сразу к водонапорной башне проследуем, как уж ее…

— Гиперболоидной ее еще называют…

— Вот-вот… и с инженером хотелось бы познакомиться, который ее сделал.

— Вот, изволите видеть, это тот самый павильон и есть, — сказал вице-губернатор, когда они обогнули главную площадь, — в котором содержится одна-единственная картина. Называется она «Принцесса Греза», а автор ее Михаил Врубель… вот он, кстати, и сам — можете познакомиться.

На самом деле художник был предупрежден, что его работу может обозреть сам царь, поэтому ничего случайного во встрече не было — он просто сидел здесь на дежурстве с раннего утра.

— Как здоровье, ваше величество? — задал Врубель такой первый вопрос.

— Благодарю, — сухо ответил Александр, — здоровье в порядке… вчерашний стрелок меня не задел. Однако, хотелось бы посмотреть вблизи на вашу работу, которая так нашумела в Петербурге. Кто такая эта принцесса, расскажите…

Художник, высокий худой мужчина в сюртуке и с вислыми усами, сделал приглашающий жест в сторону входа в павильон, находящийся за оградой официальной Выставки.

— Относительно принцессы, — начал Врубель пояснения, — это из пьесы французского драматурга Ростана, в которой рассказывается о любви трубадура из Прованса к принцессе Мелисенте… он ее любил на расстоянии, написал много баллад в честь нее, а когда отправился все же искать, то по пути умер… а принцесса горько рыдала над его телом… это если коротко.

— Душещипательная история, — отозвался император, — а это, собственно, и есть та самая картина, о которой сейчас столько говорят… большая-то какая…

— 14 на семь с половиной метров, — с гордостью ответил художник, — полгода работал над ней.

— Это вот, стало быть, та самая принцесса, — показал Александр на левую часть картины, — а склонилась она над тем самым трубадуром, так?

— Вы совершенно правы, ваше высочество, — чуть ли не шепотом ответил Врубель, — трубадур в конце концов доплыл до своей возлюбленной, но немного в неживом виде…

— Ну что, мне нравится, — вынес резюме царь, — интересное исполнение, краски необычно подобраны… экспериментировали с ними?

— Да, вы правы, государь, — кивнул художник, — пытался найти наиболее точные цвета, поэтому добавлял разные химические реагенты…

— А Врубель это же польская фамилия? — неожиданно сменил тему царь, — переводится, как воробей, так?

— Абсолютно верно, — в замешательстве ответил тот, — мой прадед родом из Белостока, но все последующие предки жили уже в России, сам я родился в Омске, так что от польского происхождения у меня осталась только фамилия.

— Вот что, Михаил… эээ…

— Александрович, — помог художник.

— Александрович, — продолжил император, — в следующем году у нас намечено участие во Всемирной выставке, где уж она там пройдет? — обратился он к супруге.

— В Брюсселе, дорогой, — напомнила она, — надо будет посетить.

— Да, в Брюсселе… так вот — предлагаю вам заняться оформлением нашего павильона на этой выставке, если нет возражений, — и Александр строго посмотрел на Врубеля.

— Какие же возражения, — отвечал немного ошарашенный художник, — почту за честь.

— Значит, договорились… а этот вот холст вы сможете, к примеру, перенести на фреску?

— До сих пор я этого не практиковал, но попробовать могу…

— Приглашаю вас также поучаствовать в оформлении одного из павильонов Гатчинского дворца…

На этом художественная экскурсия завершилась, и вице-губернатор повел августейшее семейство к знаменитой Шуховской башне. Она уже точно находилась в периметре выставке и имела высоту двадцать пять метров. Инженер Шухов, тоже заранее предупрежденный, переминался с ноги на ногу и мерил шагами окружность вокруг своего сооружения с самого раннего утра.

— Рад встрече, рад встрече, — изобразил он на лице широкую улыбку при виде императора, — как у вас после вчерашнего, все в порядке?