Муля, не нервируй… Книга 4 (СИ) - Фонд А. - Страница 1

Муля, не нервируй… Книга 4

Глава 1

Дуся возмущалась. И ведь не просто так. Ну, куда это годится? Закрылись вдвоём с этим противным Адияковым и ругаются там, уже почитай час почти! А Дусю выставили на кухню.

Ужас!

Кошмар!

Ой, кошмар!

Дуся обиженно фыркнула и пошире открыла форточку. Ещё и эта противная Белла ходит тут, курит. А Дуся должна теперь сидеть и нюхать.

Но когда же они наругаются, божечки ж мои, божечки?

Нет, так-то Муленька прав, Адияков этот противный, ну как с ним не поругаться? Но вот всё равно, не по-людски как-то… Всё же он отец, хоть и никудышный.

Нет, надо положить этому конец!

Сейчас Дуся подойдёт к двери, как откроет! Да как выскажет им! Ну что же это такое! У неё там работы полно, а они её на кухню! Ужас!

Дуся решительно вскочила и, ворча и чеканя шаг, свирепо пошла к двери комнаты. Оттуда слышались приглушенные голоса. Явно на повышенных тонах.

Нехорошо. Ругаются. И вот что люди подумают?

Дуся вздохнула и покачала головой. Вся её решимость куда-то враз испарилась.

Ну ладно, можно ещё на кухне немного посидеть. Только недолго, минут двадцать, не больше. Ведь у неё дел полно. А потом она пойдёт и сразу разгонит их. Да!

Внезапно дверь распахнулась и Адияков, весь красный и злой, выскочил из комнаты:

— Ноги моей здесь больше не будет! — воскликнул он, — делай, что хочешь, раз такой умный!

И хрястнул дверью так, что один из стульчаков от унитаза свалился на пол.

Дуся вздохнула и покачала головой:

— Муленька, что случилось? Чегой это он так на тебя ругается? — спросила она, когда Адияков ушёл.

— Ой, Дуся, хоть ты не начинай! — скривился Муля, отвернулся и принялся читать какую-то тетрадь.

А ей, Дусе, ничего так и не рассказал.

Ну, и ладно, раз так! У Дуси, между прочим, тоже есть характер!

И в знак протеста Дуся даже ягодный пирог не стала готовить. Обошлась морковной запеканкой. Знала, что Муленька страсть как любит ягодный пирог, чтобы, значится, ароматный, густо посыпанный сверху песочной крошкой, сахарной пудрой и орешками, и чтоб на разломе тёмно-бордовая ягодная начинка аж вытекала.

А раз так, то всё! Отныне только морковная запеканка!

Дуся не такая, Дуся характер выдержит. Пусть знает, раз так!

Я сидел за столом и перечитывал сценарий, который составили дамы под руководством Рины Зелёной. Честно сказать, очень даже неплохо получилось. Даже на мой предвзятый взгляд было неплохо. А если сюда напихать побольше спецэффектов и крючков, которые применялись в кино в моём времени, то в результате должно получиться если не бомба, то уж явно получше тех фильмов, которые были на слуху в этот год.

Одновременно я занимался ещё двумя делами. Набрасывал план действий по советско-югославскому проекту (а то сценарий и смета, это хорошо, но если уже все эти Завадские и Глориозовы начали хороводить вокруг нас, то не факт, что кто-то таки сможет подсуетиться и проект у нас банально отберут). И, во-вторых, делал наброски плана действий на ближайшие два-три месяца для меня лично.

А то со всеми этими заботами я банально, вон уже четыре дня, как забрать одежду и рюкзак из ателье не могу. И вот такой вроде как мелочёвки накопилось полно, а я чувствую, что перестаю весь этот ворох дел контролировать.

Я аккуратным разборчивым почерком дописал очередные пункты:

25. план мероприятий комсомольской организации переделать так, чтобы нас заметили «сверху». Дедлайн — с четверга.

26. разобраться с деньгами. Чтобы какая-нибудь любопытная Дуся не влезла, или ещё кто-нибудь, я не стал писать, что деньги от госконтракта. Просто оставил так.

27. продолжить бегать по утрам. Добавить утяжеление.

28. срочно приобрести…

Однако дописать я не успел, так как в дверь постучали.

Я оглянулся. Обиженная Дуся, скорей всего понесла выбрасывать мусор, или я не знаю, куда ещё умотала. Во всяком случае, в комнате её сейчас не было.

Мне же после всех этих треволнений и бессонной ночи вставать было лень, поэтому я просто крикнул, надеясь, что это кто-то из соседей, а, значит, свои и поймут:

— Открыто!

Дверь открылась, и на пороге возник… да, сосед. Но какой сосед! Это был (па-пам!) Орфей Жасминов!

Только сейчас это был уже не тот жгучий Орфей Жасминов, дамский угодник и бонвиван. Нет, сейчас это был тихий и печальный человек. Его некогда прекрасная густая шевелюра нынче растрепалась и остро нуждалась в ножницах цирюльника. Многодневная щетина отдавала неожиданной рыжиной, что не шло ему совершенно. Одет он был в какую-то не то кацавейку, не то клифт, явно на вырост и из дрянной ткани.

— Муля! — при виде меня расплылся в улыбке он. — А я вот…

Он сконфуженно умолк и пожал плечами.

— Заходи, Орфей! — улыбнулся ему я, — давно не виделись.

— А эти… — Жасминов пугливо кивнул на дверь и чуть повёл подбородком влево, что, очевидно, символизировало комнату, где некогда проживала чета Пантелеймоновых.

— Там нету никого, — махнул рукой я, — так что заходи смело.

Жасминов вошел. Хотя если раньше он входил в комнату, словно солнце на небо, то сейчас он вошёл как-то робко, затюканно, что ли. Чуть ли не бочком, словно какой-то крабик.

— Садись, — гостеприимно предложил я, — ты, небось, с дороги?

Жасминов смущённо кивнул и вильнул взглядом.

— Сейчас ужинать будем. Дуся тут что-то такое настряпала, думаю, будет вкусно.

Жасминов шумно сглотнул и посмотрел в сторону столика с кастрюлькой жадным взглядом.

— Представляешь, она на меня обиделась и больше не разговаривает, — покаялся я, видя, что он словно не в своей тарелке, — ужин-то приготовила, а не даёт есть. И молчит. Я тут уже весь изголодался. А она молчит. Так что хорошо, что ты пришёл и спас меня от голода. Сейчас мы с тобой наедимся. И она ничего мне сказать не сможет, потому что у меня гости.

После моего такого вот монолога Жасминов чуть приободрился.

Я обнаружил в кастрюльке рагу с петушком и молодой зеленью. Пахло аппетитно.

Я наложил себе и Жасминову по тарелкам и поставил на стол.

Пока я резал хлеб, Жасминов в два-три захода выел всю тарелку и опять смотрел голодными глазами.

Нет, он не просил добавки, просто бросал на мою тарелку столь кровожадные взгляды, что ой.

— Ты уже? — спросил я, выкладывая хлеб на стол, — давай я тебе добавки добавлю?

— Да ну что ты… — замялся Жасминов, но притворно. Он явно был всё ещё сильно голоден.

Я наложил ему полную тарелку с горкой и поставил перед ним.

Жасминов опять схватил ложку, в другую руку — сразу два куска хлеба и принялся наяривать, аж за ушами трещало.

— Мммм… — промычал он с набитым ртом, — фкуффно!

— Ты ешь давай, — кивнул я, — а я чайник поставлю. Попьём чаю. Тут Дуся что-то сладкое испекла. Так что сейчас попробуем.

Я раскочегарил примус и, пока ставил чайник, бросал искоса взгляды на соседа.

Он изменился, как я уже говорил. Ел он жадно, почти не жуя, заглатывал всё большими кусками и сразу же торопливо хватал новые куски.

Создавалось впечатление, что он долго-долго голодал и вот, наконец, дорвался до еды. Да и внешне, он сильно захирел и отощал.

Наконец, Жасминов насытился и, устало отдуваясь, привалился к спинке стула.

— Ты что, да как? — спросил я, посчитав, что теперь уже можно и порасспрашивать.

— Да вот, вернулся… — уши Жасминова густо запылали.

— Вот и хорошо, — кивнул я, видя, что ему неловко.

— А эти… — Жасминов скосил глаза в сторону комнаты Пантелеймоновых.

— После вашего побега, Гришка сжёг твой театр. Его поймали. Судили, посадили. А Кольку забрала Полина Харитоновна в деревню, — отчитался я.

— Как сжёг? — побледнел Жасминов, проигнорировав новость о Кольке.

— Да не сжёг он, — махнул рукой я, — хотел сжечь, но его вовремя поймали. Так что только за намерение, можно сказать, срок получил.