Фермер: перерождение (СИ) - Тыналин Алим - Страница 1

Фермер 1: перерождение

Глава 1

Перерождение

Я сидел в президиуме на сцене Мариинского театра, в кресле с высокой спинкой, обитом малиновым бархатом.

Слева от меня сидел Анатолий Викторович Кравцов, лидер партии «Справедливое Отечество». Высокий, седоволосый мужчина с проницательными глазами и привычкой поправлять очки в роговой оправе перед важными заявлениями. Бывший академик, специалист по квантовой физике. Я вывел его из полной безвестности за четыре года.

Когда мы познакомились в 2019-м, его партия имела ноль целых восемь десятах процента в рейтингах. Кравцов выступал в полупустых залах провинциальных домов культуры с лекциями о необходимости научного подхода к управлению государством. Благородно, но наивно.

Я предложил ему сделку. Он говорит то, что я пишу, а я довожу его до третьего места. И довел.

Восемнадцать процентов на последних выборах. Секрет прост. Люди устали от популизма и хотят видеть умного технократа. Но умный не значит скучный, я научил Кравцова быть ярким.

Моя биография довольно пестрая. Закончил МГИМО, затем Кембридж — степень магистра по политологии. Работал политтехнологом в разных кампаниях, был советником губернатора Калужской области.

Побочные увлечения: коллекционирую первые издания русских поэтов Серебряного века, играю в го на профессиональном уровне, решаю криптограммы викторианской эпохи для развлечения. Еще увлекаюсь ментализмом, это способность читать микровыражения лиц очень помогает в политике.

В кармане пиджака лежал томик Мандельштама — «Tristia», ценное издание 1922 года. Между страниц шпаргалка с тезисами для Анатолия Викторовича. Он имел обыкновение импровизировать, что иногда приводило к курьезам.

Кравцов произносил речь о цифровой экономике, используя метафору квантовой суперпозиции. Зал слушал завороженно.

Мало кто понимал детали, но звучало убедительно. Я добавил в текст несколько научных терминов, которые создавали нужное впечатление экспертности.

— Экономика страны сегодня находится в точке бифуркации, — говорил Кравцов, поправляя очки привычным жестом. — Подобно квантовой частице, она одновременно существует в двух состояниях. В состоянии застоя, с устаревшими методами регулирования, коррупционной составляющей и бюрократическим давлением. И одновременно в состоянии потенциального прорыва, который уже намечается в отдельных высокотехнологичных кластерах.

Он сделал паузу, обвел взглядом притихший зал. В первых рядах сидели журналисты, торопливо строчившие в блокнотах. Дальше представители бизнеса, университетская профессура, студенты.

— Задача «Справедливого Отечества» произвести так называемую редукцию волновой функции, — продолжил Кравцов с легкой улыбкой. — Для тех, кто не знаком с квантовой механикой, поясню: это означает заставить систему принять определенное состояние путем целенаправленного воздействия. Мы должны применить инструменты государственного управления таким образом, чтобы экономика перешла в состояние динамичного развития, а не застоя.

Он развернул передо мной новую страницу текста, мельком глянул на мои пометки на полях.

— Конкретно это означает системную декриминализацию бизнес-среды, — добавил он, уже отступая от заготовленного текста, но сохраняя основные тезисы. — Это значит, что если использовать цифровые платформы для взаимодействия государства и бизнеса, мы сможем устранить коррупционную составляющую, как устраняется классический наблюдатель из квантового эксперимента…

Публика под впечатлением. Не каждый день политик говорит языком науки. Я поймал взгляд молодой женщины в третьем ряду, в ее глазах читалось неподдельное восхищение интеллектом оратора. Именно на таких впечатлительных избирателей и был рассчитан мой сценарий.

Движение в зале привлекло мое внимание. Молодой человек в потертой кожаной куртке поднялся с места в партере и начал пробираться к сцене. Походка неровная, глаза лихорадочно блестят. В правой руке металлический предмет.

Я мгновенно проанализировал ситуацию.

Расстояние до цели пятнадцать метров, время на реакцию три секунды, охрана отвлеклась на что-то в фойе. Кравцов продолжал говорить, не замечая угрозы.

Фанатик вскинул руку. Пистолет, точнее, самодельный пистолет-пулемет кустарного производства. Дуло направлено на Анатолия Викторовича.

Я рванулся с кресла, толкнув Кравцова в сторону. Выстрел прогремел в тот самый момент, когда я оказался между стрелком и целью. Пуля попала в грудь, развернув меня и швырнув обратно на сцену.

Падая, успел заметить надпись золотыми буквами на занавесе: «Мариинский театр основан в 1783 году». Забавно, если умирать, то в месте, где когда-то ставили оперы для царей.

Боль накатывала волнами, кровь растекалась по паркету сцены. Слышал крики, топот ног, голос Кравцова: «Доктора! Быстрее!»

В глазах потемнело. Последняя мысль была почти философской: интересно, есть ли в квантовой механике что-то про переселение душ?

Темнота. Полная, абсолютная тишина. Затем мерцание, словно старый телевизор настраивал каналы.

Первое ощущение — холод. Металлический привкус во рту. Резкий запах карболки и табачного дыма. Я открыл глаза.

Потолок. Побеленный известкой, с рыжими пятнами сырости в углах. Висела одинокая лампочка под простым белым абажуром. Неправильно. В Мариинском потолки расписные, золоченые…

Я попытался сесть.

Тело откликнулось слишком быстро, слишком легко. Руки молодые, без старческих пятен и морщин. Ладони гладкие, без мозолей от постоянного посещения спортзала.

Я смотрел на них и не узнавал. Это были не мои руки.

Голова гудела, а на виске ощущалась тугая повязка. Лоб пересекал тонкий бинт.

Я поднялся с узкой железной кровати. В комнате деревянный стол, два стула, шкаф из фанеры. На стене портрет Брежнева с орденскими планками на груди и календарь с девушкой в купальнике. «Май 1972».

1972-й. Быть не может.

Я подошел к зеркалу над рукомойником. На меня смотрело молодое лицо. Лет двадцать пять, не больше.

Русые волосы, серые глаза, чуть хищноватый разрез. Незнакомец. Но когда я моргал, он моргал. Когда касался щеки, он делал то же самое.

Виктор Корнилов. Имя всплыло в сознании, словно кто-то шептал его на ухо. И вместе с именем — воспоминания. Не мои, чужие.

Содержимое ящиков стола раскрыло первые детали. Паспорт с серией и номером, выписанный на имя Корнилова Виктора Алексеевича, 1950 года рождения. Диплом об окончании Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Направление на работу в совхоз «Заря» Алтайского края. Записная книжка с несколькими телефонами и адресами.

Одно фото в потертом бумажнике — пожилая женщина в платке перед деревянным домом с наличниками. На обороте надпись выцветшими чернилами: «Витеньке от бабушки. Помни свои корни. 1966».

Рядом больничная справка, датированная вчерашним числом. «Корнилов В. А. Сотрясение головного мозга, ушибленная рана височной области. Рекомендуется постельный режим 3 дня…»

Сквозь окно с подтеками дождя виднелась сельская улица. Ряд домов с палисадниками, размокшая грязная дорога. Вдали водонапорная башня, здание с красным флагом, должно быть, контора совхоза.

В углу я обнаружил раковину, торопливо умылся ледяной водой.

Память Виктора постепенно проступала сквозь мою собственную. Родители погибли, когда ему было десять, автокатастрофа на подмосковной трассе.

Воспитывала бабушка, строгая, но справедливая. Умерла от инфаркта на третьем курсе его учебы.

Одиночество, учеба как спасение. Красный диплом. И распределение в далекий алтайский совхоз.

Три дня назад — приезд на новое место работы. В тот же вечер нелепая случайность.

Проходил мимо строящегося зернохранилища, когда сорвалась плохо закрепленная балка. Удар по касательной — спас рефлекс, отпрыгнул в последний момент. Очнулся уже в сельской больнице.