Последний полёт. Книга первая: Исход (СИ) - "Ван Ваныч" - Страница 2

Гереке (палец на себя- это когда она определила, что я ничего не помню и даже говорить по-человечески не могу) что-то постоянно говорила, иногда смеялась над чем-то смешным, и с прежним, малопонятным для меня смыслом, но изредка и от этого была польза- так узнал своё имя. Кайр- так называла она меня, и я быстро научился вычленять это слово из прочей, пока что непонятной шелухи. И, единственное, что смущало- почему всё время кажется, что у меня совсем другое имя...

В какой-то момент увидел и белый свет, и совершенно без слёз- а это случилось не с первого, и даже- не со второго, раза, обнаружив, что деталь помещения, названную моей головой- хоть и с сомнением- дверью, располагалась почему-то почти под самой крышей. Только чуть позже я сообразил, что нахожусь в землянке или полуземлянке, а пока что, пользуясь светлым моментом, жадным взором окинул обстановку помещения. И она мне сильно не понравилась...

Первым делом взгляд упал на очаг открытого типа, обложенного камнями и обмазанного глиной. Сей объект располагался прямо посередине помещения и поневоле притягивал взор- при входе или выходе из дома он находился прямо на пути, и его невозможно было избежать. Вокруг него располагались три чурки, как я определил для себя- игравшие роль сидений. Сам очаг, по какой-то причине, именно в этом доме вспыхивал редко- лишь на приготовление пищи по утрам и вечерам, и на очень короткое время, когда вся наша семья (семья же?) собиралась вместе. В остальное время мы оставались вдвоём- я и темнота...

Следующим непонятным моментом стало отсутствие потолка, крыша была, четырех скатная, а потолка- не было. И с этой крыши свисали непонятные нити, сразу мною не понятые. Лишь много позже я сообразил, что эти легко приходящие в движение под воздействием любого воздушного потока нити, не что иное, как сажа. Очаг-то открытый! Собственно, на этом всё интересное и заканчивалось, оставляя в остальном лишь банальное: полати для жильцов этого дома, какие-то полки по стенам, заполненые разнообразной кухонной посудой, представленной местным колоритом- деревянными тарелками и ложками, глиняными кубками и шарообразными кувшинами...

В углу, недалеко от выхода, на специальной полке лежали инструменты. Нет, я не сразу понял, что это такое и для чего предназначено- ни форма, ни материал их изготовления, не натолкнули при первом взгляде мою дырявую память на какие-либо аналогии. Лишь последующее действие, произведённое однажды девочкой, что-то частично прояснило- она взяла с этой полки продолговатый каменный и заострённый с одной стороны предмет, при помощи которого принялась кромсать принесённую с собой рыбу. "Нож!"- всплыло вдруг название в памяти, но почему...такой. Даже и сам не понял, что же всё-таки меня в этой картине смущало...

Как вы поняли, мне нечем было заняться эту неделю: мои дни проходили от ухода- прихода утром и вечером Гереке, которая, ввиду моей непонятной болезни, обтирала меня и кормила. В свете проявляемой заботы, явной становилась некая родственная связь, но конкретика пока даже не просматривалась. И, собственно, разве это важно? Главное, человек родной рядом имеется, и что немаловажно- не равнодушный...

Остальное время я пытался разобраться в себе, в странных иногда накатывающих мыслях, или в смутных отголосках сна. Почему-то всё окружающее казалось мне- ну, за исключением Гереке, уже завоевавшей моё сердце- чужим. Оставалось ощущение неправильности происходящего, от которого никак не мог избавиться...

Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, пытался прощупать физические границы дозволенного, шевеля конечностями и извиваясь телом. При любом некомфорте немедленно, помня о прошлом нехорошем опыте, замирал. Но через некоторое время повторял попытки, которые, чем дальше- становились всё смелее. И спустя несколько дней стали заметны последствия моей настойчивости: боль перестала возвращаться, а с ней ушла и слабость, и однажды я смог перевернуться на бок. А к концу недели- пока при помощи Гереке, но всё же- смог сесть на своём лежаке.

Нужно сказать, моё стремление поскорее подняться на ноги было весьма значительным, хотя бы по вышеперечисленным причинам, но была ещё одна, существенно на это влиявшая. Когда я только осознал себя, вынужденность ходить под себя отравляли мне настроение, а ежедневные процедуры (естественные для любого человека, но для меня превращавшиеся в целую историю) в исполнении маленькой девочки заставляли гореть щёки. Да, мне было стыдно, и даже несмотря на то, что само это понятие пришло в мою голову значительно позже. Стыдился, совсем не понимая- чего именно, ведь на это, кроме меня, никто и внимания не обращал- даже сама Гереке. Однако же, хоть режьте меня, но такое положение дел виделось мне абсолютно неправильным, которое всеми способами пытался исправить...

Наконец, наступил день, когда, пока не без посторонней помощи, выполз- по другому и не скажешь- из нашего "подземелья" наружу. Цепляясь ослабевшими руками за стену и соломенную крышу, примостился на завалинку перед домом. Откинулся спиной на тёплые брёвна, закрыл глаза, выдохнул и замер, наслаждаясь. Солнышко щедро делилось теплом, обещая пригожий денёк, но жары как таковой не было. Причиной тому были несущие прохладу тени от растущих прямо возле дома многочисленных сосен- наша деревня из десятка беспорядочно расположенных, разных по размеру- от примерно, как наш, до едва ли не вдвое больших- но малоотличимых по строению полуземлянок находилась прямо в лесу. Свежий воздух наполнял мои лёгкие, и был он неизъяснимо сладок. Объяснялось это ли моим слишком долгим отсутствием на свежем воздухе, либо тому причиною была общая затхлость нашего обиталища- ведь полуземлянка совсем не проветривалась- то уже было совсем не важно,- я просто наслаждался.

Гереке и старик, оставшийся для меня пока безымянным- и то, наверное, по причине его неразговорчивости- давно ушли, как и прочие обитатели поселения- причём все вместе и в одном, неведомом пока мне, направлении. Меня не игнорировали, рассматривая полными любопытства глазами, но и не заговаривали. Лишь несколько подростков, примерно моего возраста (свой я оценил лет на пятнадцать), приветственно кивнули с расстояния. И я, не зная кому, но тоже- в ответ...

В деревне остались лишь немощные старики и совсем маленькие дети- вот последние совсем не стеснялись, быстро обнаружив моё присутствие, и тут же включив его в свои малопонятные, но весьма подвижные игры. Они галдели, давая подержать какие-то вещи, вроде цветного камня или замысловато- хищно выросшего сучка, и обижались на что-то... Может, на то, что не понимаю смысла их игры?

Вскоре я устал- всё-таки не совсем отошёл от последствий непонятной пока болезни- и чуток подзамерз. И накидка из шкуры какого-то зверя из семейства псиных мало спасала от подувшего слабого ветерка. С превеликим трудом поднялся, шатаясь и хватаясь дрожащими руками за любые выступы, и на подгибающихся ногах попытался спуститься в нашу конуру. С первого раза не получилось- едва не навернулся. Но передохнув, со второй попытки смог добраться до своего лежака, где благополучно и отключился.

С той поры, вылазки на свежий воздух я предпринимал ежедневно: сначала, при помощи Гереке, а после- уже сам. И если физическое состояние более не внушало опасений, улучшаясь день ото дня, то психическое и моральное- было на дне. Мне почти всё наблюдаемое в деревеньке не нравилось, и она сама казалась мне местом случайным, и точно не моим. А кроме того, присутствовал момент полного непонимания его жителей по причине отсутствия у меня соответствующего языка. Какой-то в наличии имелся, и даже какие-то слова произносил, вполне понятные мне, но не другим. Гереке, например, на мои лингвистические попытки только махала руками, смеясь. И, судя по её поведению, видимо полагая, что это такая игра. Чем погружала меня в бесконечную печаль...

Происходящее стало ещё более запутанным после приснившегося и, главное, очень хорошо запомнившегося однажды сна. В нём присутствовал человек, старый- мне так показалось, и седой. И всё бы ничего, но во время этого сна почему-то чётко понимал, что этот мужчина, несмотря на сильные различия в возрасте- это я сам. Мужик сидел на чем-то мягком перед прозрачной стенкой, вцепившись руками в какую-то палку, а мимо, и немыслимо быстро приближаясь, на огромной скорости зелёным морем проносился лес. В ушах свистело и хрипело, и лишь на мгновение пробилось что-то вразумительное, тут же изчезнув среди грохота: