Магнат. Люди войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 1

Магнат. Люди войны

Глава 1

Степь да степь кругом

Хорошая война начинается с авиаразведки, а для нее нужен трактор с бульдозерным ножом. А где застряла этот чертова железяка, неизвестно, и потому вся наша шайка-лейка уже который день маялась тревогой, ожидая постройки взлетной полосы.

Вот с остальными пятью тракторами как раз все ясно — строго по графику приплыли в Буэнос-Айрес, там их перегрузили на речные баржи, сейчас плавно шлепают вверх по течению Параны, миновав Росарио и Санта-Фе. Еще дней десять, и они прибудут в Пуэрто-Касадо, наш главный логистический хаб. Только за это время нас выбомбят.

О, накаркал.

Приложил бинокль к глазам — мать моя женщина, боливийцы что, решили бросить в налет всю свою авиацию? Раз… два… пять… девять виккерсовских Vespa III и двенадцать кертисс-райтовских Osprey.

Сейчас нас будут убивать и грабить…

Наученные горьким опытом две колонны самолетов шли на большой высоте, но вокруг «штаба фронта» столько всего натыкано, что промахнуться трудно. По всем лагерям уже трубили тревогу, наши спешно загоняли «Атланты» с ценным имуществом в укрытия под маскировочные сетки.

Поначалу гул походил на зудение чакских комаров и проклятых москитов, но с каждой секундой рос и делался громче.

— Jefe, в укрытие, — взял меня за локоть Ларри.

Перекрытые щели мы отрыли сразу же, как только пережили первую бомбежку — слабенькую, всего двумя самолетами, зато теперь Панчо, я да Ларри вальяжно расселись в укрепленной досками траншейке, Хосе в другой щели, там же и радисты.

Радисты, блин, у них же сеанс!

Высунулся — так и есть, сидят под тентом в наушниках, ничего не видят и не слышат. Посмотрел на небо — секунд тридцать у меня есть, выпрыгнул и побежал к ним.

— Стой! Куда??? — в два голоса заорали за спиной.

Радиста я ухватил буквально за шкирку и вышвырнул из палатки, прямо в руки догнавшего меня Ларри.

— В укрытие!!!

Второй радист после секундного замешательства выдергивал штекеры головных телефонов и гасил станцию, закрывая ее металлической крышкой, когда я дотянулся до него:

— Бросай рацию! В укрытие!

Рядом грохнуло, в стену палатки ударила тугая стена воздуха, меня по затылку стукнуло колом, нас накрыло брезентом, а сверху забарабанили комья земли.

Отплевываясь и чихая, мы с радистом копошились под навалившейся пыльной тяжестью, пытаясь выползти из-под завала.

Блин, сейчас меня убьют!!! От этой мысли и противного свиста бомб в теле образовалась неприятная слабость.

Второй взрыв уронил стойку, падавшая аппаратура стукнула меня по башке и запутала лабиринт еще больше. К счастью, Панчо вспорол ткань снаружи, и мы на карачках выбрались на волю.

Веспы отбомбились и вставали в круг, на их место заходили Оспреи. От головного отделилась черная точка, следом бомбу скинули со второго…

Мозг, как уже несколько раз бывало, работал с исключительной четкостью — я видел траекторию и понимал, куда упадет бомба. Потащил радиста и Ларри в сторону, а за секунду до взрыва нырнул рыбкой на землю, потянув их за собой. Вихрь раскаленного воздуха, напоенного вонью горелого тротила, обдал спины, мы сразу же вскочили и через два прыжка упали в щель.

Не успели мы отряхнуться и сесть поудобнее, как туда же запрыгнули два парагвайца — капитан и лейтенант.

Капитан матернулся на русском и принялся рукавом счищать грязь с фуражки. Я поначалу хмыкнул — Парагвай вовсю принимал на службу белоэмигрантов, вон, даже начальником генштаба у них генерал Беляев, но потом взгляд зацепился за шрам, пересекавший неподвижную правую бровь.

Судя по тому, что Панчо схватился за кобуру, он тоже заметил шрам и узнал капитана.

Тот поднял грязное лицо, глаза его расширились, рука цапнула пистолет. Ничего не понимавшие лейтенант и Ларри немедленно повторили маневр.

Три квадратных метра, четыре пистолета, пять человек. Панчо напряженно давил косяка на капитана, капитан — на Ларри, побледневший блондин-летеха, совсем мальчик, едва ли двадцати лет, не понимал, что происходит, но защищал начальника без раздумий.

Блин, сейчас взорвется еще одна бомба, и мы с перепуга друг друга перестреляем!

— Отставить! — прохрипел я пересохшим ртом и для гарантии придавил ствол Панчо вниз. — Отставить!

Не дожидаясь конца бомбежки, сместившейся от нас на запад, капитан, не поворачиваясь спиной, выбрался из щели, за ним вылез лейтенант. Медленно, не сводя с нас глаз, они ушли.

— Грохнуть его надо было, — буркнул Панчо.

— За что?

— Для профилактики.

— Ну, знаешь! Так можно половину наших контактов перестрелять.

— Ты как хочешь, а мне сдается, что этот капитан и есть нью-йоркский снайпер. И он бы тебя грохнул без вопросов.

— А ты присмотри за ним.

Наконец, разрывы прекратились, три запоздавших парагвайских Потеза пытались догнать бомберы, а на земле подсчитывали убытки.

— Доложить о потерях!

Мы отделались сравнительно легко, четверо раненых, минус один грузовик, искореженный пулемет и два блока радиостанции — нас взрывы задели краешком, а у соседей восемь убитых.

Из рации вынули поврежденные блоки, я посмотрел — вполне можно восстановить, займусь, когда будет минута, — на их место воткнули запасные, через полчаса радисты снова вышли в эфир на перекличку тактических групп.

Всего двух — «Дуррути» и «Вилья» — на большее у нас не хватило ни сил, ни, что еще важнее, людей. Командовали ими, соответственно, Хосе Буэнавентура Дуррути и мистер Фрэнк (он же Панчо) Вилья. И если Панчо покойному мексиканскому генералу однофамилец и тезка, то Дуррути тот самый, из Federacion Anarquista Iberica. Большая часть наших бойцов оттуда же, кстати.

А еще у нас были четыре танка, два САУ, три разобранных самолета и хрен знает где застрявшие ЗСУ и бульдозер. И LRCG, рота Long Range Chaco Group на облегченных «Атлантах», которой отводилась роль кавалерии с тачанками.

Остальное наше воинство числилось «мотопехотой» на обычных грузовиках, с ручными пулеметами и в лучшем случае бронещитком, еще им полагалось десятка полтора джипов «Атлантико» со станкачами.

Вместе с тремя парагвайскими дивизиями завтра мы двинемся в наступление на фортин Алиуата, ключ к обороне боливийцев. Если мы их вышибем, дальше будет легче.

За прошедшие недели грузовики доставили снабжение и минометы, люди обвыклись с адскими условиями, насобачились при каждой стоянке растягивать маскировочные сети и рыть укрытия. Все-таки мой эрзац-учебник сержанта инженерных войск помог, не во всем, раздел водоподготовки я не помнил напрочь. Ну какой был смысл учить, если во время моей службы всегда рядом были колодец, ручей, речка или вообще водопровод? А вот в Чако с водой беда, и я в который раз проклял себя за непредусмотрительность. Вот что стоило запасти буры и насосы? А так приходилось уповать на цистерны-водовозки, за которыми охотились боливийские самолеты. И отжимало парагвайское командование.

Тут вообще своеобразное отношение к собственности, не иначе унаследованное от первобытного общества гуарани — если человеку что-то нужно, он просто берет. Вот нужна ему лопата — пойдет и возьмет, а рядом пусть хоть мешок золота валяется — не тронет, потому что ему нужна лопата, а не золото.

Наши отряды столкнулись с этой милой привычкой в первые же дни — командующий «фронтом», тогда еще полковник, а ныне генерал Эстегаррибия, реквизировал пятьдесят наших грузовиков. И пусть мы потом отбили тридцать обратно, но осадочек остался. А простые солдаты тырили все, что оставалось без присмотра, особенно кастрюли, чайники, кружки и миски. Страна аграрная, большинство парагвайцев пили и ели из консервных банок с обжатыми краями — вся металлическая посуда привозная и стоила бешеных по здешним меркам денег. За два чайника отдавали столько же, сколько за хорошего коня!.

Или крали посуду у нас, тем более, что облегчить «гачупинов» или «гринго»* — поступок скорее одобряемый, чем осуждаемый. Блин, вот думал ли я, что пуще глаза придется стеречь канистры? А ремонтная рота вообще воет и первым делом не укрытиями занимается, а ставит вокруг мастерских колючку. А я, помучавшись, приказал стрелять, если кто через заграждение полезет. И развесить таблички с предупреждениями. От них, правда, никакого толку — большинство неграмотно, но двое раненых малость исправили ситуацию.