Снегурка для опера Морозова - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 6

– Че мент, на новенькую запал? – ехидно скалится одна из них. – Она у нас неопытная еще, смотри откусит.

– Чего? – округляю глаза и испуганно смотрю на Дениса. Он же не верит им?

– Ну-ка тихо тут, – Денис бьет папкой по прутьям клетки и идет к дежурному. – Ключ дай от допросной.

– Зачем?

– Че за вопросы тупые? – его ноздри опасно раздуваются.

– А оформлять как?

– Пока никак.

– Так не положено.

– Олег, блять, – рявкает Денис, а я подпрыгиваю от неожиданности.

Ничего себе, каким он бывает грозным. Мне даже становится страшно.

– Под твою ответственность.

Забирает ключ и снова куда-то меня ведет. Бесконечный коридор и, наконец, нужная дверь. Открывает и впускает меня. Жуткое место, стены какие-то темно серые, лампочка блеклая под потолком. Стол, два стула, батарея еще советская и окно с решеткой.

– Располагайся, – кидает папку на стол, расстегивает куртку и укладывает рядом, а мне так хочется надеть ее на себя и погреться.

Смотрю на него исподлобья и присаживаюсь на краешек стула. Денис морщится и разминает шею так, что хрустят позвонки.

– А бабушка говорила, что так делать вредно… – комментирую я и обиженно складываю руки на груди.

Денис опирается ладонями на стол и подозрительно прищуривается.

– А твоя бабушка не говорила, что чужое брать не хорошо?

– Говорила, – с готовностью киваю и улыбаюсь.

Это же все знают. И я никогда ничего и не беру. Да мне и не надо чужого. Я сама заработаю.

– Так какого хера ты мое портмоне увела?

– Че-го?

– Где деньги Настя? – рявкает Денис и звучно шлепает ладонью по папке.

Подпрыгиваю от неожиданности.

– К-какие деньги? – ничего не понимаю.

Я не брала никаких денег. Даже не видела.

– А еще карты и права. Ты хоть понимаешь, какой головяк это восстанавливать?

– Но я ничего не брала, – лепечу испуганно.

Так ведь не бывает? Почему меня обвиняют в том, чего я не делала?

– Но их нет.

– А я здесь причем?

– Так больше нет вариантов-то, – продолжает ругаться Денис. – Ты вчера свалилась, как снег на голову. Втерлась в доверие, осталась ночевать. А утром свалила по тихой с моим кошельком.

– Вы правда думаете, что это я?

Внезапно становится так обидно. Прямо до слез. А Денис молчит. Его губы плотно сжаты, а на лице ходят желваки.

– Я ничего не брала, – всхлипываю я и шмыгаю носом. – Почему вы мне не верите?

– Да потому что, – взрывается он и начинает ходить по комнате из угла в угол. – Я вообще никому не верю.

– И правильно, – горестно вздыхаю. – А Мишенька меня предупреждал. Он говорил, что в Москве люди злые, а менты продажные.

– Чего, – Денис вновь оказывается рядом и смотрит мне в лицо. – А где он твой Мишенька?

– Я не знаю, – прорывает меня на слезы. – А если с ним что-то случилось? Он, наверное, переживает за меня очень. Я ведь телефон-то забыла, – прячу лицо в ладонях и реву еще сильнее. – Еще и костюм весь перепачкала. А если не отстирается? Что мне делать? Он же денег стоит… – проблемы так и сыпятся на мою голову. – А еще после обеда несколько заказов надо отработать. Дети же ждут. А я в тюрьме-е-е.

– Пиздец, – обескураженно выдыхает Денис, сползает по стене на корточки и закуривает сигарету.

А мне становится так жалко и себя. И Мишу, который сбился с ног искать меня. И детей, что не дождутся поздравлений. И даже Дениса, который потерял кошелек. Реву навзрыд и не могу остановиться. Слезы нескончаемым потоком текут по щекам, а нос закладывает.

– Ты это прекрати, сырость разводить, – хмурится Денис.

– Не прекращу, – спорю упрямо.

Не могу я так. Не получается остановиться. Словно заклинило. Но и признаваться не хочется, решит еще, что я с приветом.

– А я говорю хватит рыдать, – он тушит сигарету и подходит ко мне.

– Нет не хватит, – капризно тяну я и громко всхлипываю. – Хочу и буду!

– А я тебя выпорю, – угрожает Денис и хватается за свой ремень

– А я еще сильнее плакать буду!

– Ну все, ты меня достала.

Он хватает меня за шкирку, кладет грудью на стол и придавливает рукой сверху.

– Не надо-не надо, я больше так не буду! – кричу, что есть силы, понимая, что шутки закончились и Денис настроен очень решительно.

Но он глух к моим мольбам. Звякает пряжка ремня и в этот момент открывается дверь

– Морозов, ты охренел что ли?

Глава 8

Денис

Картина маслом! Начальство смотрит на меня, на Снегурку, снова на меня, а я пытаюсь разобраться с собственным ремнем. Воздух в допросной начинает накаляться и гудеть словно его пропитывает электричеством. Загнутая в самой неприличной позе Настя, лежит на столе и тихо, я бы даже сказал обреченно сопит.

Выглядит это эпично. Стасу, я смотрю, зашло. Скрипнув зубами, он плотно закрывает за собой дверь.

– Дэн, ты дебил?! В шаге от увольнения и такую дичь творишь! – рявкает на меня.

– У меня все под контролем – отцепив, наконец, пряжку ремня от свитера, нервно одергиваю одежду.

– Контролер, блять, – бесится начальство. – Три минуты у тебя. В порядок себя приведи. Шамана из архива подбери. Жду у себя.

Стас уходит, я еще раз поправляю на себе одежду, тупо, чтобы занять руки и погасить раздражение.

– Так и будешь лежать? – спрашиваю у Снегурки.

Стрельнув в меня обиженным взглядом, отлипает от стола и разглаживает свою сильно потрепанную с ночи шубку.

– Вам не говорили, что лапать чужих невест нехорошо? – дуется Настя.

– Тоже мне… – закатываю глаза. – Совесть нашлась. Скажи, голубоглазая, у тебя в роду ведьмы были?

– Ведьмы? – делает большие круглые глаза. – Н-нет. Бабушка только на картах иногда гадала. К ней соседки ходили, – начинает нервно тараторить эта сказочная девочка.

– Еще лучше. Шарлатаны. Ну, зато теперь понятно, откуда признаки клептомании, – цепляю ее.

Красивые глаза вспыхивают праведным гневом, ноздри раздуваются, а ладони сжимаются в маленькие кулачки.

– Моя бабушка не была шарлатанкой! Она была самой доброй и заботливой!

– Ладно-ладно, выдыхай. А то надулась, взлетишь сейчас.

– И кошелек я ваш не брала, – складывает руки на груди.

– А кто брал? Он сам ноги сделал? Детка, я уже столько здесь работаю, что «не брала», «не виновата, это соседи» уже не впечатляет. Мне пора. Ты тут пока посиди, подумай над своим поведением. Я вернусь, и мы продолжим наш разговор.

– Мне домой надо! Меня ищут! – пищит Настя.

Выхожу из допросной, закрываю дверь. С другой стороны в нее врезаются две ладошки.

– Вы не имеете права. Денис, выпустите меня немедленно! – требует Снегурка. – Я… я… Я писать хочу!

– Поздравляю, – усмехаюсь, проворачивая ключ в замочной скважине.

– Я очень хочу! – судя по глухому удару об пол, топает ногой.

– Поздравляю, – повторяю я, прячу ключ в карман и направляюсь в сторону нашего архива.

– Мне плохо! Мне страшно! Помогите! – доносится до меня.

– Дэн, чего у тебя там за буйный «пациент»? – спрашивает один из наших экспертов.

– Не обращай внимания, – отмахиваюсь.

Зову Шамана на слёт. Вместе возвращаемся мимо допросной. Там подозрительная тишина. Останавливаюсь, прислушиваюсь. Напрягать начинает.

– Иди, я сейчас, – отсылаю Шамана.

Открываю дверь, заглядываю. Настя сидит на полу, подтянув к себе колени, и ревет. Маленькая такая, несчастная. Не выдержав, захожу, поднимаю ее с пола. Она шмыгает носом и вытирает мокрые щеки рукавами.

– Ну вот чего ты рыдаешь, а?

Если бы я с каждым уголовником так нянчился, мы бы ни одно дело не раскрыли. Но ёкает внутри, зараза! От соплей этих, и крупных слез, водопадом срывающихся с ресниц.

– Я д-домой хочу, и м-мне на работу, я же г-говорила, – заикается она. – И кушать хочу. Очень.

Желудок ее уже довольно знакомо урчит.

– Тут посиди. Тихо. Ничего с тобой не случится. Я сейчас к начальству схожу, вернусь и мы спокойно поговорим. Хорошо?