Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах - Клугер Даниэль Мусеевич - Страница 26

Если попросить любителя детективов набросать условный портрет Ниро Вулфа, мы получим несколько характеристик, несколько черт, которые выглядят довольно странно и которые — как мы увидим ниже — обыгрывали на все лады писатели следующих поколений. Во-первых, габариты, явно превосходящие норму. Во-вторых, гурманство, временами переходящее в обжорство. В-третьих, любовь к орхидеям. В-четвертых, странное имя.

Начнем с последнего. «Ниро Вулф». «Вулф» даже не требует объяснения — волк, понятно. А имя «Ниро (Ne-ro)»? Нерон? Сыщик по имени Нерон-Волк, в смысле — Волк-Император, Волк-Повелитель... Весьма любопытное и многозначительное имя. И каков же он, этот царственный Волк, выходец из балканской страны и поселившийся в самом центре Нью-Йорка?

Человек-Волк из Черногории... Фигура скорее фольклорная, сказочная. Волки-оборотни обитают в сказках и легендах балканских народов, и корни этого образа уходят в седую древность — в языческие времена, в культы хтонических божеств, повелителей подземного мира, мира смерти. Образ волка-оборотня, очевидно, сложился под влиянием описанного Вячеславом Ивановым в книге «Дионисийская религия» культа «людей-волков», распространенного в древней Фракии. Согласно ему, жрецы подземных богов (видимо, в том числе, и пра-Диониса) практиковали во время оргий ритуальное каннибальство: обряженные в волчьи шкуры они преследовали и пожирали «людей-оленей». Считалось, что после подобной мистерии жрецы становились настоящими волками. Вернуться в человеческое общество они могли лишь в том случае, если в течение девяти лет более не притрагивались к человеческому мясу[155].

Вот такие волки-оборотни, людоеды — и одновременно слуги подземных богов и сами боги, вестники мира смерти, — водились на севере Балканского полуострова, на родине Ниро Вулфа. Древние фракийцы, кстати, были предками и черногорцев, и валахов — подданных знаменитого Влада Цепеша-Дракулы. Именно там в наибольшей степени распространены мрачные легенды об оживающих мертвецах — вампирах. Сербия, Черногория, Румыния, Болгария, частично — Греция, — вот ареал существования этих жутких порождений народной фантазии. И в этом же ареале в свое время получил наибольшее распространение культ умирающего и воскресающего азиатского бога Диониса (вобравшего и упомянутый выше культ людей-волков).

Дионис — бог виноделия, бог вина, всегда воспринимавшегося мифопоэтическим сознанием как кровь (ну да, ведь виноградный сок — «кровь» ягод!). В христианстве это представление дожило до наших дней в таинстве евхаристии. Дионис — хтоническое божество, тесно связанное не только с весенним оживлением природы, но и с типично хтоническим оргиастическим буйством, со смертью и подземным миром. Дионис — матрица более поздних балканских вампиров, мифологический, религиозный прототип фольклорно-поэтического персонажа. Кроме прочего, он обладал даром пророчества: Дельфийский оракул, в позднейшие времена посвященный светлому богу Аполлону, поначалу был оракулом именно Диониса, в его подземной, мрачной ипостаси Загрея, растерзанного титанами. Кстати, и волк на самом деле сопровождает как Диониса — Великого Ловчего, так и Аполлона, к тому же имеющего обыкновение самостоятельно превращаться в волка[156].

Поскольку мы занимаемся не анализом мифологии и генезиса языческих богов, а трансформациями и отражениями языческих образов в современной литературе, примем в дальнейшем ту точку зрения, что говорить можно о неких общих чертах, характерных и для Диониса, и для Аполлона. А они суть таковы: волк и вампир — ипостаси данного существа (Диониса-Аполлона), отражения его хтонической, подземной природы. Хтоническая природа выражается также в связи с растительным миром. И одновременно этот волк-оборотень-вампир-Дионис — еще и культурный герой, одаряющий человечество... дурманом. Будь то вино, опий и прочие наркосодержащие вещества. Почему именно так? Видимо, потому, что, будучи владыкой или, во всяком случае, посланцем Мира Смерти, он повелевает снами и видениями. Ведь сон как состояние, близкое к смерти, фигурирует во всех мифологических системах — Гипнос и Танатос у греков родные братья. А у евреев сон — одна шестидесятая доля смерти. То есть то же самое, но в ослабленном виде... Плюс к тому Дионис обладает профетическим даром — он способен раскрывать героям загадки прошлого, настоящего и будущего. Однако замечу также, что эти разгадки-пророчества обычно выражаются иносказательно и могут иной раз вселить в заказчика ошибочные представления и побудить его к ошибочным действиям. И еще замечу, что для получения разгадок требуется жертвоприношение.

«Гора в желтой пижаме»

Вернемся к герою Рекса Стаута, явившемуся в Новый Свет именно с Балканского полуострова. Присмотримся к нему внимательнее. Вот, например, каким представляется его первое появление на книжных страницах (роман «Гремучая змея»):

«…Ниро Вульф был настолько огромен, что если бы на его плечах появилась голова обычного человека, то она была бы вовсе не заметной для постороннего глаза»[157].

Он производит впечатление скорее ожившей статуи или какого-то сказочного чудовища, нежели человека. А вот в романе «Требуется мужчина»:

«...Вулф огромной глыбой восседал в кровати, со всех сторон обложенный подушками, а на одеяле покоился поднос с завтраком. Как всегда, ровно в восемь утра, Фриц приносил завтрак в его спальню на третьем этаже. Стрелки на часах сейчас показывали восемь пятнадцать, а потому в ненасытной утробе великого сыщика уже исчезли персики, сливки, изрядная часть здоровенного ломтя бекона и две трети яичницы, не говоря уж о кофе и пюре из зеленых томатов. Хотя черное шелковое одеяло было откинуто, приходилось приглядываться, чтобы уловить границу между ядовито-желтой перкалевой простыней и пижамой такого же замечательного цвета...»[158]

«Гора в желтой пижаме чуть колыхнулась...»[159]

Возвращение на Балканы

Прочитав несколько описаний, подобных приведенным выше, начинаешь представлять себе не обычный дом в Нью-Йорке, а скорее святилище, в котором, скрытое от посторонних глаз, обитает некое грозное божество.

Божество, кстати, связанное с растительным миром, — вряд ли стоит в очередной раз напоминать читателю о любви Ниро Вулфа к орхидеям и о том, что он все свободное время проводит в оранжерее, выращивая эти экзотические цветы.

Обратим внимание на то, о чем говорилось в главе «Дети подземелья» — об удивительном пристрастии Великих Сыщиков к цветам, к растениям (брат Кадфаэль, сыщик Кафф и т.д.), о том пристрастии, которое, как я полагаю, они унаследовали от своего прототипа — бога умирающей и воскресающей природы Диониса-Загрея.

И еще одна деталь — из уже процитированного отрывка: черно-желтая гамма спальни-святилища Ниро Вулфа. Дионис в грозной своей ипостаси судьи-преследователя являлся обычно в образе леопарда или барса, желтая шкура которого испещрена черными пятнами.

«Он тучен и одышлив...» — так говорила королева датская Гертруда по поводу Гамлета. Нет-нет, я не оговорился и ничего не перепутал. Просто об этой особенности датского принца почему-то вспоминают крайне редко, чаще в инсценировках и экранизациях Гамлет выглядит худым и стройным меланхоликом, а на процитированные слова Гертруды не обращают внимания — или попросту опускают их. Можно, конечно, объяснить это замечание Шекспира, например, тем, что актер, первым исполнявший роль Гамлета, был полноват, вот драматург и обыгрывает это. Но можно истолковать данную черту иначе: предположив, что тучность Гамлета, равно как и тучность нашего героя, — черта, унаследованная персонажами литературы от персонажей мифов. Вспомним, что трагедия первоначально родилась из дионисийских мистерий об умирающем и воскресающем боге. Тучность трагического героя в данном случае — напоминание о его древней ипостаси — боге подземного мира Дионисе.