Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 38

С выпуском нет теперь проблем. Черепицу научились делать без особых лишний затрат пяти цветов, прочную и с хорошими замками. Кирпич тоже выпускается нескольких цветов из обычной глины и огнеупорный светло-жёлтый из каолиновой. И прочности у того и другого кирпича добились нормальной, не хуже московского. Производство стеклянных изделий тоже поставили на поток. Делают листовое стекло, делают бутылки, даже те самые мухоловки освоили, и теперь при желании могут сотнями выдувать. Бусы делают одиннадцати цветов и трёх размеров. Так даже цветные стеклянные кружки вполне теперь ровные получаются, а не кособокими, как первые. Научились стеклодувы работать.

Всё как бы замечательно. Да⁈ А вот хрен. Оказалось, что Калуга находится с точки зрения логистики очень неудачно. Даже очень-преочень. Сам городок маленький и богатых людей, которым черепица или оконное стекло нужно, очень мало. Нет практически. Разве самому у себя покупать князю Углицкому остаётся. По Оке можно добраться до Рязани. Это не та Рязань. Ту спалили монголы, а это пока Переяславль-Рязанский. Небольшой городок вечно разоряемый и сжигаемый людоловами всех мастей. Сюда и ногайцы наведываются, и крымские татары и казанские, и все грабят и людей уводят. Ну и выжигают посады регулярно. Здесь никому оконное стекло и черепица голубая или даже зелёная не нужна. Здесь выжить бы людям. Дальше Касимов. Ну там может и купят несколько сотен плиток черепицы на крышу мечети. Но это дорога, которая всю прибыль у купцов съест. Много черепицы в лодью не положишь. Это тяжёлый товар. А на Оке полно бродов и мелей. Полметра осадка и всё, застрянешь летом. Мелеет река. Ещё дальше Нижний Новгород. Там есть богатые купцы и даже князья всякие есть, ну тот же Пожарский. Отец его уже, наверное, взрослый. И что? Это очень далеко и возить туда черепицу разоришься — она золотая станет, и никто её покупать не будет.

Один раз купцы по весне приезжали из Нижнего и то взяли только стекло.

Остаётся ещё Москва. По Оке до Коломны, а потом Москва-река. И беда точно та же. Много не увезёшь. И потом приходится продавать очень дорого. Никто не покупает. Приплывают изредка купцы, которым бояре непосредственно заказ сделали на цветную черепицу. Реклама своё дело делает. Но это единичные рейсы. Вот стекло в Москву отправляют регулярно. А кирпичный и черепичный заводы простаивают. А раз простаивают заводы, то простаивают и лодьи у купцов. Они же их специально для этого заказывали.

Юрий Васильевич, наблюдая эту печальную картину, поговорил со своим главным менеджером Петром Малым. Итальянец руками разводит, мол, нужно переносить производство в Москву, там спрос и на кирпич будет, и на черепицу. Обсудили и запланировали это мероприятие на следующий год. Самое интересное, что есть место в непосредственной близости от Москвы, которое даже лучше, чем Кондырево соответствует всем параметрам необходимым для открытия там кирпичного и черепичного заводов. Это Гжелка. Есть каолиновая глина и в огромных количествах. Есть песчаные карьеры, в которых народ песок добывает. Да он хуже, чем его — белоснежный. Но для кирпича подойдёт. А ещё там есть залежи окиси кобальта. Место точно Юрий Васильевич не знает, но если народ поспрашивать, то кто-то да сталкивался с синей краской, которая огня не боится, а может её и добывают уже. Пока часть помещений кирпичного завода отдали стеклодувам. Но это не выход.

Вывод какой из всего из этого. Свояки купцы навозили ему песка столько, при уменьшившимся потреблении, что лодьи у них сейчас простаивают, и можно их снова выкупить, пусть себе новые заказывают, обеспечивают корабельных мастеров работой. Четыре лодьи — это чуть маловато. Всё же он на рать в сто пятьдесят человек замахнулся, да пушки, да миномёты. Есть у тех же свояков ещё четыре баржи небольшие, что они к лодьям цепляли. Всё одно чуть маловато. Ещё пусть бог даст хотя бы две лодьи. Ведь нужно кроме людей ещё и продукты с собой тащить.

И тут сработала поговорка, что тому везёт, кто везёт. Из Козельска прибыл купец, который регулярно стекло покупает у Юрия Васильевича. Сбывает он его в Козельске, Перемышле и даже как-то до Брянска добирается. Боровой к нему метнулся, мол, продай лодью старче. А себе в Коломне или Москве новую купишь. Поартачился купец, потом цену заломил, потом увидел, что князь Углицкий зубами начинает скрежетать и куда бедному податься — согласился продать кормилицу.

Ладно. Если не сильно барствовать, то пять лодей больших и четыре баржи хватит чтобы и войско перевести и припасы. Пора собираться, а то можно и пропустить набег. Приплыть к разбитому корыту, к сожженной в очередной раз Рязани.

Событие пятьдесят шестое

Лодочная рать на этот раз выглядела гораздо слабее. Было весной, блин, недавно совсем, а словно пару лет прошло, двенадцать миномётов и одиннадцать фальконетов, да сто шесть тромблонов. А теперь чего? Фальконетов? Один первый самый, из которого все учились стрелять, и который с собой в Казань не взяли, оставили в Москве. Он пятидесятисеми — пятидесятишестимиллиметровый. Ещё один был, на лодье, что его из Казани во Владимир привезла. Юрий о нём вспомнил и двое дворян отправленные во Владимир его в Калугу привезли. Без станины. Ну, тут уже кузнецы её сделали. Есть и ещё один семидесятипятимиллиметровый, что тайно для него сделал мастер литеец Якоб фан Вайлерштатт. Всё, генуг, больше фальконетов, читай — дробовиков, нет. А оружие против конницы замечательное. Это главный минус новой судовой рати.

Миномёты? Ну, вот тут ещё не ясно больше их стало или меньше. По количеству меньше — было двенадцать. Но теперь калибр ширше. У него теперь есть четыре восьмидесятипятимиллиметровые и четыре стомиллиметровые. Плюс две старенькие пушечки — тюфяки, которые переделали в стодесятимиллиметровые миномёты. Десять против двенадцати, но если в килограммах порохового заряда считать, то раза в три — четыре больше.

Намного хуже, чем весной, с дробовиками — тромблонами. Их двадцать два. Ильин сделал двадцать, один был у Егорки и один у князя Серебряного, он им перед своими ближниками хвастал, выпросив у Юрия Васильевича. Недавно наведался в Кондырево с проверкой. Дума его отправила посмотреть, чем тамось неугомонный отрок занимается. Ну, Бородин назад тромблон у князя и изъял, всё, мол, баста карапузики, кончились арбузики, это не подарок был, а «подержать». Вертай взад. Князь подозрительно глянул на Юрия Васильевича, но дробовик вернул. Посмотрел, как пацаны на плацу «ходят» на руках, покачал головой и собираться начал, дескать, пора мене, Юрий свет Васильевич, скоро к Рязани с Большим полком выхожу, вторым воеводой я теперь там, — и грудь могутная колесом. Здоров, чертяка, соплёй не перешибёшь.

Ого. Повысили. Резко, причём. Если переводить на звания, как это Боровой для себя делает, то с подполковников сразу в генерал-майоры взлетел Василий Семёнович.

— Встретимся в Рязани! — не сказал ему князь Углицкий.

По людям, как и предполагал Юрий Васильевич, даже сто пятьдесят человек не набралось. Двадцать московских дворян и их боевых холопов, девяносто два дворянина с послужильщиками из Калуги и её окрестностей и двадцать четыре пацана из потешного войска. Правда, девять ещё лекарей. Василий Зайцев с учениками и Исса Керимов со своим мальчишкой.

Боровой с радостью весло ворочал. Нравилось ему эта слаженная тяжёлая работа. Целый день понадобился, чтобы перестали люди сбиваться с ритма и мешать соседям, ударяя своим шаловливым вес… Ай. Тут историк Боровой впервые с таким название столкнулся. Как-то мимо проходило раньше. Веслом никто весло не называл. Орудовали все бабайками. И почему так непонятно. Есть куча слов, что поменяла значение со временем, но вот в данном случае не ясно, что к чему. Ягодица, например, как и ланиты — это щека. А урод — это первенец мальчик в семье. Первый у рода. Ну, тут понятно как бы, а вот бабайка?

А, ещё каждый день в походе Юрий Васильевич сталкивался с необычно применяемым словом для ушей человека двадцать первого века. Подонки — это не гады эдакие, а остатки каши на дне котелка. Мол чур, подонки мои.