Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер - Страница 60

Но вот вопрос: не считали ли себя Черчилли — и Спенсеры-Черчилли — кланом, укорененным в почве английской истории глубже, чем относительный новичок, Саксен-Кобургская династия? Он встает в связи с заключительными словами Черчилля, когда тот говорил королеве: «…поскольку я служил прадеду вашего величества, деду, отцу, а теперь и вам, я удостоен чести выразить сегодня нашу благодарность вам, мадам, за ваше королевское присутствие».

Это весьма любопытное высказывание, ведь Черчилль на самом деле присутствовал там как политик, а вовсе не потому, что «служил» поколениям королей. Но благодаря этой риторической хитрости создавалось впечатление, будто все монархи, которым он «служил», были чем-то эфемерным, а он оставался надежной опорой конституции.

Ни у кого нет особых сомнений, что королева Елизавета, хоть она и была молода и неопытна, это заметила и поняла. О ее личных мыслях по многим вопросам известно мало, но она всегда умела мощно и одновременно гибко защищать свой статус и достоинство, как и отстаивать превосходство монархии. Более того, на момент коронации ее молодость была созвучна недавно зародившейся новой действительности: это была эпоха развития реактивных авиапутешествий, открытия двойной спирали ДНК и покорения Эвереста. Черчилль же, несмотря на его необычайную физическую выносливость, уже был на склоне лет. И этот факт вскоре стал для его коллег еще более очевидным.

Прописываю вам шерри. Рассел Брэйн, 1953–1965 годы

[142]

Если смотреть на образ жизни Черчилля сквозь призму всего того, что сегодня считается преступлением против собственного здоровья: курение, злоупотребление спиртными напитками, жирная пища, отсутствие физических упражнений, — его долгая жизнь кажется почти непостижимой. Ничто не могло заставить Черчилля отказаться от радости выкурить четырнадцать сигар в день; шампанское, портвейн и виски он пил практически ежедневно и тоже с большим удовольствием. Такое впечатление, что его единственная уступка здоровому питанию заключалась в искренней любви к луковому супу.

На протяжении всей войны за здоровьем Черчилля внимательно и ненавязчиво наблюдал его личный врач лорд Моран: премьер-министру тогда было под шестьдесят, он не так давно перенес сильную пневмонию — по тем временам болезнь с высокой вероятностью летального исхода. Кроме того, много лет считалось, что во время войны Черчилль перенес инфаркт. Сегодня понятно, что это, возможно, не так. Симптомы, которые приковали его тогда к постели, вполне могли быть побочными эффектами и осложнениями после респираторного заболевания. Да и выздоровел он тогда на удивление быстро. Но в 1949 году у него точно был инсульт. К 1950-м, когда Черчиллю было под семьдесят, его здоровье по понятным причинам несколько пошатнулось. Скорее всего, одним из факторов, удерживавших его на плаву в тот сложный период, было длительное скверное самочувствие его преемника Энтони Идена, который страдал от проблем с желчными протоками.

В 1953 году пришла слава коронации: еще одна причина, по которой Черчилль так не хотел отдавать кому-либо ключи от кабинета на Даунинг-стрит, 10. Однако через какое-то время коллеги начали замечать, что его речь становится несколько невнятной…

«Я получил от [лорда] Морана загадочное сообщение, в котором он просил меня сходить вместе с ним к Черчиллю на Даунинг-стрит, 10, — писал лорд Рассел Брэйн. — Он никак не объяснил свою просьбу. Я в то время был председателем Объединенного комитета консультантов, который вел с правительством переговоры о заработной плате врачей; мы не раз обсуждали это с Мораном, имевшим, конечно, прямой доступ к Черчиллю. Итак, сначала я решил, что он нашел возможность обсудить этот вопрос с премьер-министром, но, приехав туда, обнаружил, что у Черчилля случился инсульт. В последнее время он чувствовал себя очень уставшим из-за хлопот с коронацией и необходимости выполнять огромную работу министра иностранных дел, да еще и явно перенапрягался из-за болезни Идена».

Доктор Брэйн был выдающимся неврологом, признанным экспертом по мозгу (а также живым воплощением номинативного детерминизма[143]). В тот летний день 1953 года он встречался с Черчиллем не впервые: примерно четырьмя годами ранее лорд Моран уговорил его съездить вместе с ним в Чартвелл, после того как Черчилль перенес менее обширный и более мягкий инсульт. Тогда визит Брэйна держали в строжайшем секрете: никто не должен был знать о проблемах со здоровьем у Черчилля (частично из-за опасений самого Черчилля, что его по этой причине попросят уйти в отставку). В тот приезд, в 1949 году, лорда Брэйна потрясла энергичность его нового пациента. Когда он явился, Черчилль лежал в постели, одетый в шелковую куртку восточного покроя; рядом на тумбочке стоял графин виски, а на полу возле кровати — маленькое белое ведерко. К счастью, оказалось, что туда он стряхивал сигарный пепел.

Потом — вероятно, чтобы произвести впечатление на нового невролога — Черчилль вдруг спрыгнул с кровати, приземлившись на босые ноги. Брэйн вспоминал:

В последующие четыре года Черчилль еще раз брал на себя бремя должности, причем в момент, когда во всем мире все больше ощущалась новая напряженность холодной войны. Британские войска участвовали в сражениях корейской войны. Берлин, территория Восточной Германии, теперь контролируемая Советским Союзом, не так давно был заблокирован Сталиным. Плюс к этому Советы провели успешные испытания атомной бомбы в бескрайних степях Казахстана. Черчилль всегда культивировал в себе умение брать ответственность, но мир, который ему когда-то удалось понять и постичь, стремительно становился непознаваемым. На тот момент ему было семьдесят восемь.

О своем следующем посещении Даунинг-стрит в июне 1953 года доктор Брэйн вспоминал так: