Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер - Страница 1

Синклер Маккей

Знакомьтесь, Черчилль. 90 встреч с человеком, скрытым легендой

Информация от издательства

На русском языке публикуется впервые

Маккей, Синклер

Знакомьтесь, Черчилль. 90 встреч с человеком, скрытым легендой / Синклер Маккей; пер. с англ. О. Медведь. — Москва: МИФ, 2025.

ISBN 978-5-00214-924-7

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © Sinclair McKay, 2023

This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «МИФ», 2025

Введение

Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль был настоящей звездой, к которой ежесекундно приковано множество взглядов. Его долгий жизненный путь — неизменно напряженный и необычайно насыщенный — можно, по сути, назвать ярким выступлением длиной в жизнь. Это утверждение лишено критики. С момента становления Черчилля как личности на рубеже веков среди марева сражений Британской империи и в промозглых окопах Первой мировой и до периода его вдохновляющего лидерства в годы Второй мировой войны и выдающихся литературных трудов (некоторые отмечены Нобелевской премией) мы имеем дело с человеком, который сам тщательно и осознанно выстраивал нарратив собственной жизни.

На каждом шагу он останавливался проверить, смотрят ли на него. И если наблюдателей было мало, целенаправленно трудился над тем, чтобы привлечь к себе больше внимания.

Нельзя сказать, что это плохо. Во времена самого беспросветного уныния звездный блеск его красноречия и его бычье добродушие становились прививкой оптимизма для нации, давали людям надежду и глубочайшую уверенность, что зло нацизма будет побеждено.

Черчилль буквально вплетал себя в полотно истории, погружаясь с головой в ее изучение. История определяла контекст его понимания мира с извечными циклами жизни, смерти и войны. Будучи заядлым читателем, Черчилль еще юношей открыл для себя фундаментальные труды историков XVIII–XIX веков Эдварда Гиббона и Томаса Бабингтона Маколея. В двадцать лет он «проглотил» и «триумфально преодолел» «Историю упадка и разрушения Римской империи»[1], а в двадцать два — двенадцатитомник «Истории Англии» Маколея, хоть и был удивлен маколеевской трактовкой собственного знаменитого предка — герцога Мальборо. Свой мощный писательский талант Черчилль использовал, чтобы оставить потомкам всестороннее, с детальной точностью описание войны, через которую он сам провел нацию. В собственных глазах Черчилль был — как сказал бы его знакомый Альберт Эйнштейн — точкой сингулярности.

Определение «звезда» отнюдь не говорит о пустоте и поверхностности. Черчилль был человеком во всех человеческих проявлениях: его безмерная энергия, тщеславие и остроумие соседствовали с острейшей чувствительностью к романтике и утратам. Его несдержанность — особенно по отношению к другим культурам — шокировала окружающих. При этом он мог до слез растрогаться от малобюджетного черно-белого фильма. Он плакал не скрываясь и очень часто.

Как уместить столь масштабную и всеобъемлющую жизнь, прожитую на таком высоком уровне интенсивности и публичности, в одну короткую книгу? Прежде всего — показав ее глазами других людей. Рассказы тех, с кем Черчилль встречался на протяжении девяти десятков лет своей жизни, складываются в поистине потрясающий спектр мнений и впечатлений. Одни смотрели на него с обожанием, другие восторгались его заботливостью, третьи были не так однозначны в своей оценке, у четвертых он вызывал отвращение. Это не зависело от того, были ли это мировые знаменитости или обычные люди. Каждая встреча с Черчиллем — от школьных друзей Викторианской эпохи до боевых товарищей; от королей (и королевы) Великобритании до фабричных рабочих; от президентов США до деятелей шоу-бизнеса 1960-х — раскрывает, как мимолетное отражение в зеркале, определенную черту характера Черчилля и какую-то грань личности его собеседника.

Полезно взглянуть не только на известнейшие исторические, поворотные моменты, но и на встречи и поведение Черчилля в обычных, повседневных обстоятельствах: на моменты, которые сформировали его как личность. Например, его желание выделиться, привлечь к себе внимание порой кажется эксцентричным. Можно сказать, он специально продумывал свой внешний вид: обожал носить на отдыхе необычно широкополые шляпы или ходил по городу в котелке с острым кантом. В начале 1900-х газеты писали, что одна из его шляп выглядела настолько необычно и так поразила политических оппонентов на встрече в Манчестере, что впоследствии городских шляпников буквально завалили заказами на ту же модель. Он носил пальто с роскошным каракулевым воротником. По словам современников, Черчилля пришлось отговаривать от идеи разработки собственной военной формы. Он создал уникальную модель комбинезона, которую можно было быстро снять или надеть, — «костюм-сирена». Изделие, которое он придумал для собственного комфорта, неожиданно приобрело большую популярность: комбинезон надевали взрослые и дети, отправляясь в убежище, когда сирены объявляли о воздушном налете[2]. Чаще всего такие комбинезоны были цвета хаки, иногда их шили из зеленого вельвета. В домашней обстановке Черчилль предпочитал просторные халаты из шелка с восточными узорами цвета насыщенного изумруда и рубина. Многих, кто встречал его в таком виде, этот наряд завораживал.

Имидж — и его культивирование — имел для Черчилля огромное значение. Он не просто произносил речи, впоследствии он делал их повторные аудиозаписи. Свою самую известную речь, после эвакуации английских и союзных войск из Дюнкерка — «Мы будем сражаться на пляжах», — он произнес перед палатой общин 4 июня 1940 года. Через четыре года после окончания войны, в 1949 году, Черчилль повторил ее: на это раз, чтобы записать и сохранить для потомков. Первостепенная задача этого заключалась в том, чтобы будущие поколения отчетливо понимали, как он определял ход тех исторических событий. Черчилль не собирался оставлять это на волю случая.

Черчилля, родившегося в 1874 году, на закате Викторианской эпохи, и дожившего до 1965 года, когда свой суперзвездный статус получили Rolling Stones, в определенном смысле можно считать настоящим пионером модернизма.

Черчилль был тем редким политиком, которого обыватели легко могли представить сидящим в пабе рядом с ними. Именно поэтому люди считали, будто знают его характер. Даже сейчас существует краткий набор знаков — темные времена, жест «Виктория» (V), рычащий тон, короткие резкие возражения, — который якобы передает его суть. Однако повторим: люди, которые действительно его знали, видели и другие его качества.

Во многих современных публикациях — основанных на мемуарах, дневниках и письмах — отражены первые впечатления людей от Черчилля и его экстраординарность. В них мы видим порой неожиданно глубокую неуверенность Черчилля в себе; периодические вспышки ярости, подпитываемые алкоголем; ярчайшие проявления любви, верности и острейшего интеллектуального любопытства. Встречаются проблески откровенного расизма, но в других случаях сталкиваешься с проявлениями искреннего человеческого сострадания.

Помимо всего сказанного, на определенном этапе жизни Черчилль — уже всемирно знаменитый и могущественный — сам стал чем-то вроде зеркала, в котором коллеги и друзья, а также другие лидеры и знаменитости, думая, что смотрят на его неврозы и тщеславие, на самом деле видели себя.

Его модернистская эгоцентричность не делала его нарциссом. Скорее, она была связана с ощущением истории и роли личности в ней. Сама по себе она не определяла его как плохого или хорошего человека. Он мог быть и тем, и другим; иногда одновременно. Суть была в решимости взять в руки кормило истории, во благо или во зло.