Воронцов. Перезагрузка (СИ) - Тарасов Ник - Страница 40

А тут во двор ввалились Митяй, Пётр и Илья, топая, как целое стадо коней по мёрзлой земле. Маша тут же вскочила, подошла к топчану, посмотрела на него внимательно, а потом быстро сдёрнула простыню. Я же увидел на ней красное пятно, а Машка вся тут же покраснела, как маков цвет.

— Застираю, — пробормотала она, торопливо скручивая ткань в комок и прижимая к груди.

— Беги уже, — хмыкнул я и шутливо шлёпнул её по упругой попке.

Она захихикала звонко и умчалась к выходу, разминувшись в сенях с мужиками. Слышно было, как они переговариваются у порога, обстукивая с сапог грязь.

Мужики, пропустив Машку, ввалились в избу, как медведи в малинник.

— Доброе утро, барин! — чуть ли не хором рявкнули Пётр с Ильёй, снимая шапки.

Петька же проводил взглядом слегка растрёпанную Машку, что выскользнула в сени с простынёй, и как будто бы кивнул чему-то своему, но промолчал. Только в глазах промелькнуло понимание.

Я прищурился, но не стал развивать мысль. Итак ясно, что он там думает. Деревня — не город, тут всё на виду, да и не скроешь ничего.

Он повернулся ко мне, деловито потирая руки:

— Егор Андреевич, я тут прикинул. Илюха ж на заготовке леса каждую зиму в Уваровке работает. Вот вчера только вечером разговаривали — он там крутится и знает, что где лежит и что по прошлым годам не убрали. А нам же с вами это неведомо, а он в курсе. Вот и думаю — взять его с нами в лес. Да и рукастый он, хоть и меньшой. Вдвоём-то сподручнее будет.

Илья при этих словах важно кивнул и добавил:

— Точно, барин. Знаю там каждую делянку. И где брёвна хорошие лежат с прошлого года — сухие уже, но не прогнившие. И где дорога получше, чтоб вывозить удобнее было.

Я на это лишь кивнул.

— Хорошо придумал, Петька. Я и сам хотел Илюху звать, только не вдвоём, а втроём будем работать. Да и Митяй ещё на подхвате будет. Введем ему должность — старший куда пошлют.

Пётр слегка закашлялся, переглянувшись с Ильёй, будто я им в суп плюнул.

— Так-то оно так, барин, — начал он осторожно, — но вы уж не серчайте… лучше вы руководить будете, да показывать, что и как, а мы уж сделаем. Негоже барину молотком да пилой махать.

Я аж расхохотался.

— Да что ж вы, мужики! Я же не какой-нибудь столичный щёголь! Руки у меня есть, и работать умею.

— Может, оно и так, — упрямо продолжал Пётр, — только всё ж таки вы наш барин, не гоже вам. А мы — мужики рабочие. Каждому своё место.

— А вот это, Петруха, как раз мне решать, что гоже, а что нет, — отрезал я. — Хочу с пилой работать, хочу с молотком, а хочу и с кнутом дисциплину наводить. Ладно, не о том спор.

Пётр поджал губы, но промолчал. Видать, понял, что переборщил с советами.

— Теперь решаем: пешком идём или Зорьку сразу запрягаем? — продолжил я, оглядывая собравшуюся компанию.

— Так сразу и запрягаем! — выпалил Пётр. — Че два раза ходить-то⁈ — Колесо и опоры у Быстрянки делать сподручнее будет, да и тащить не придётся к реке, — продолжал он, размахивая руками, — а мелочь всякую — шестерёнки, втулки, то, о чём вы говорили, — в сарае тут доделаем. Ночевать там не будем, тут до уваровки треть часа пешком.

— Верно мыслишь, — согласился я, кивнув. — Илюх, пока мы с упряжью будем возиться, попроси жену снеди на четверых собрать, да и двинем.

Пока Илья побежал домой за снедью, Пётр пошёл запрягать Зорьку. А Митяй принялся шуршать по избе, наводя порядок с усердием настоящей хозяйки. Молоко аккуратно спрятал в подпол, чтобы не скисло, хлеб ручником накрыл от мух, крошки со стола старательно вытер и даже лавки расставил по местам.

— Ну прям хозяюшка, ей-богу, — хмыкнул я, наблюдая за его хлопотами.

Парень — золото настоящее. Вот в дворецкие бы его к какому помещику, цены бы не было такому работнику.

В итоге из Уваровки выехали буквально минут через пятнадцать. Как оказалось, Пелагея уже всё приготовила: хлеб свежий, сало домашнее, яйца отварённые, квас в глиняной бутыли — всё уже лежало в просторной холщовой торбе, перевязанной бечёвкой.

Мы, к удивлению моему, двинулись не к Быстрянке, а в другую сторону — там тоже начинался лес, но более редкий. Шли недолго, буквально минут десять по утоптанной тропинке, и вышли к настоящему сокровищу — аккуратно сложенным штабелям брёвен. Толщиной сантиметров по сорок-семьдесят, длиной метра по три каждое.

— Вот, с позапрошлой осени лежат, — махнул рукой Илья, словно извиняясь за то, что не сразу вспомнил про эти запасы.

Обошли штабеля, внимательно посмотрели на качество древесины. Ни плесени, ни жуков-короедов — бревна отлично просохли на сквозняке между укладочными брусками, и ровные, словно по линейке отобранные. Хороший материал, видать, мужики знали толк в заготовке леса и умели правильно складывать.

В основном тут были осина, сосна, ольха и вон там берёза — белоствольная красавица. Я прикинул в уме: для опор мельничного колеса вполне сойдёт любая из этих пород. Но вот для самого колеса и ответственных шестерёнок нужен дуб — твёрдый, надёжный, не боящийся воды.

Илья, поймав мой задумчивый взгляд и угадав мысли, сказал:

— Там, барин, дальше дубрава начинается, где-то верста отсюда будет. Там и дуб заготовленный есть, хороший.

— Веди, — кивнул я решительно.

— Петь, Митяй, вы тут останьтесь и отберите штук пять-шесть стволов самых ровных, чтоб без сучков были и трещин, — распорядился я. — А мы с Ильёй за дубом сходим, так быстрее управимся.

Пётр с Митяем принялись деловито перебирать брёвна, простукивая их обухом топора и прислушиваясь к звуку — опытный плотник сразу определит, хорошее дерево или нет.

Оставив их у штабелей, мы с Ильёй двинулись дальше по едва заметной тропе. И действительно, лес менялся на глазах, словно мы переходили из одного мира в другой. Сосны постепенно редели, потом и вовсе сошли на нет, уступив место дубам — сначала корявеньким придорожным, но крепким на вид.

Прошли ещё с километр и вот она — настоящая дремучая дубрава. Вековые великаны стояли плотной стеной, их кроны переплетались так густо, что солнце с трудом пробивалось к земле отдельными золотыми пятнами.

Дошли до места, о котором знал только Илья — видать, не каждому доверяли местоположение такого богатства. И действительно, несколько внушительных куч брёвен лежали аккуратно сложенными, и что особенно порадовало — с деревянными перемычками между каждым слоем для лучшего проветривания.

— Гляди-ка, как грамотно сложено, — присвистнул я, обходя штабеля. — Каждое бревно дышит, влага выходит равномерно. Кто ж такой мастер был?

— Да старый Герасим ещё, царствие ему небесное, — ответил Илья с почтением в голосе. — Он всю жизнь с лесом работал, знал каждое дерево в округе. Говаривал: дерево — живое, с ним ласково надо, тогда и служить будет верно.

Подошёл ближе, провёл ладонью по коре. Дуб действительно отменный — плотный, тяжёлый, без единой трещинки. Такой и через сто лет будет как новый стоять.

Мужики, сушили как положено, как для себя, знали в этом толк, чтоб не гнило и на ветру сохло быстрее. Каждое бревно проверяли, постукивая костяшками — глухой звук означал гниль внутри, звонкий говорил о здоровой древесине. Илья даже нюхал торцы — опытный плотник по запаху определит качество дерева лучше любого прибора.

Выбрали в итоге семь стволов в диаметре сантиметров по сорок-шестьдесят. Благо не длинные были — метра по три каждый, и, кряхтя от натуги, используя шесты как рычаги, кое-как закинули их в телегу. Зорька, когда трогалась с места, аж фыркнула недовольно от тяжести, но сдюжила в итоге — поехали назад, к Петру с Митяем.

Те уже справились, выбрали самые лучшие стволы и мы догрузили воз берёзовыми брёвнами. Колёса телеги заскрипели тревожно под двойной нагрузкой, и мы, подтолкнув в помощь Зорьке телегу, двинулись вперёд. А дальше направились к Быстрянке, к перекатам, где я планировал начать делать мельницу.

Проходя мимо Уваровки, из-за забора внезапно выскочила Машка с котомкой в руках. Подбежала быстро, всучила мне свёрток, видно было — пироги ещё тёплые да квас в бутыли, и как будто бы случайно придержала руку на моём плече. Её пальцы были тёплыми даже через рубашку чувствовал. Затем улыбнулась вроде украдкой, но мужики всё заметили — в деревне от любопытных глаз не скроешься.