Каюр (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич - Страница 35

Глава 18

В тот раз нам пришлось изрядно постараться, чтобы вернутся на зимовье без потерь. Три дня понадобилось нам с Мэйсоном, чтобы доставить весь груз в место назначения, построить каменный гурий, установить сигнальные флаги и вешки. Сделать вдвоем то, что обычно делали четверо человек, оказалось сложнее, чем я думал. К тому же и я пострадал от нападения медведя, а потому быстро двигаться не мог, каждый шаг на лыжах доставлял мне непередаваемые ощущения.

Всё это время, во вновь отстроенном иглу, полуживой Ричард следил за Льюисом. Лыжник тоже очень страдал. Сломанные рёбра не давали ему спать и толком двигаться, а истерзанному клыками штурману требовался уход. И в добавок ко всему, как продолжение ночного кошмара, как раз в те дни, когда раненые оставались одни, мстить за свою убитую мать, вернулся медвежонок. Ну как медвежонок? Практически взрослый уже медведь, только не опытный и такой же истощенный, как и первый. Повтори он тот же трюк, что и его покойная мамаша, у парней не было бы шанса. Этот же подранок (потом мы выяснили, что одна пуля Мэусона задела медведя по касательной, а вторая насквозь пробила заднюю лапу, не задев кость, да к тому же на его теле виднелись следы чьих-то зубов) решил добраться до еды через единственный вход в иглу.

Ричард успел схватить винтовку до того, как медведь смог полностью влезть в узкий проход. Преодолевая боль, лыжник выпустил весь магазин в голову хищнику, убив его на повал и тем самым напрочь замуровал себя с Льюисом в снежной тюрьме.

Когда мы с Мэйсоном вернулись, то застали страшную картину. Наполовину ворвавшийся в иглу медведь уже окоченел, напрочь вмерзнув в лед, из иглу не доносилось ни звука, и бросив упряжки, нам пришлось срочно вырезать в снежной стене иглу новое отверстие, чтобы посмотреть, что внутри этого «киндер сюрприза».

Ричард и Льюис лежали в спальных мешках без движения. Ричарду хватило ума, чтобы погасить примус и прострелить потолок иглу из той же самой винтовки, и тем самым спасти себя и раненного напарника от смерти. Иглу не имело ни каких вентиляционных отверстий кроме того самого входа, где лежал медведь, и отравится угарным газом было делом нескольких минут. И всё же медведь помог им выжить. Закупорив отверстие, он почти полностью загерметизировал снежное убежище, и даже без отопления в нем было довольно тепло. Зато не было воды! Не имея возможность топить снег, раненым пришлось туго. Ричард, лежа в спальном мешке, растапливал снег в небольшой железной кружке своим телом.

Толком не отдохнув после нескольких часов сложного пути, нам пришлось снова прилагать неимоверные усилия, чтобы спасти и отогреть товарищей. В этом злополучном лагере, где дважды на нас нападали медведи, нам пришлось провести ещё сутки. Пока я занимался тем, чтобы хоть немного привести в чувство раненых, Мэйсон оттащил и разделал на куски обоих медведей, вволю накормил мясом собак, а оставшееся мясо сложил в наш первый иглу, тем самым организовав дополнительный продовольственный склад, единогласно названный нами: «Два медведя».

В эти же сутки к лагерю пришел и израненный Маньяк, хотя мы его уже похоронили. Ему досталось крепко, медведю всё же удалось поймать шустрого пса и как следует его помять. Рассеченный когтями бок, истерзанная клыками холка, сильные ушибы… Маньяк бился достойно, о чем говорили полученные медведем укусы, и всё же смог спастись. Радость от возвращения любимой собаки немного скрасило моё мрачное настроение, но ненадолго…

Потом был долгий и мучительный путь назад. Льюис был плох, началось воспаление. Нам пришлось ещё дважды устраивать дневки, и чистить его раны. Когда же нам наконец-то удалось добраться до зимовья, все члены похода, даже Мэйсон, на чьи плечи свалилась вся хозяйственная и самая тяжелая работа, был на грани. Но и тут мне не удалось сразу отдохнуть.

Льюис умирал. В походе, при свете керосиновой лампы, в ограниченном пространстве, мне так и не удавалось справится с заражением. У нас оставалась последняя попытка спасти штурмана — провести новую операцию уже в относительно стерильных условиях.

Учась на ветеринара, я никогда не предполагал, что моими пациентами когда-то станут люди. Это совсем другая ответственности и риск, но кроме меня на этом зимовье не было никого, кто мог бы сделать то, что мне сейчас предстояло.

Наш обеденный стол был накрыт чистыми простынями, для обеззараживания инструмента и всего, что было вокруг, в ход пошли запасы спирта и виски, вокруг импровизированной операционной были зажжены все лампы, которые у нас только имелись. Я лично, с помощь Адама и Джо, помыл Льюиса в наскоро растопленной бане, помылся сам, и уже через два часа, покачиваясь от усталости, нацепив на лицо самодельную марлевую повязку и одев медицинский халат покойного Томаса, я приступил к операции.

Моими ассистентами были Чарли и Адам, которых я обрядил примерно так же, как и себя, заставив до скрипа вымыть руки спиртом. Остальных полярников, даже Ричарда, я без жалости выгнал на мороз. Только неподвижно лежачий Соверс остался в зимовье. Мне требовалось сосредоточится и не отвлекаться, а работать, когда за твоим плечом стоят зрители, то ещё удовольствие.

— Ох ты господи! Спаси и сохрани! Это как же так-то, мистер Волков⁈ Да на нем же живого места нет! Как же вы теперь, что же делать то⁈ — Едва я срезал с находящегося в беспамятстве Льюиса полоски грязной и заскорузлой от крови и гноя ткани, что служили нам бинтами, оба моих ассистента побледнели так, что готовы были грохнутся в обморок.

Вид ран и правда был ужасающим. Голова штурмана распухла как бы не вдвое от обычного, запястье и плечо от головы не отставали, края ран во многих местах потемнели. При нажатии, из-под швов сочилась сукровица и гной. Я и сам не испытывал оптимизма, смотря на всё это, хотя я уже и привык, но, когда я услышал причитания Адама, мой накопившийся стресс нашел выход, я взорвался.

— Пошел вон, если отвлекать меня собрался! И без тебя тошно! Мне нужен помощник, а не истеричка! Свои тупые вопросы будешь задавать своим кастрюлям и помойным ведрам! Уроды… наберут по объявлениям! Захлопни пасть, и делай то, что я тебе говорю, и не дай бог у тебя рука дрогнет или переспросить меня попробуешь, не поняв с первого раза!

Надо отдать должное Адаму. Он не обиделся на мою отповедь, и больше не произнес ни звука. Четко, как будто всю жизнь работал медбратом, он выполнял мои команды, вовремя подавая тампоны, карболовую кислоту, инструменты, лубки, шовный материал и дренаж. Адам протирал стерильным тампоном от крови места, где я работал, стягивал края ран, фиксировал кости, в том положении, в котором я ему говорил. А крови было много. Я безжалостно иссекал раны и срезал начавшую гнить плоть. Чарли от Адама не отставал. Он управлял лампами и выполнял обязанности санитара.

Ох и намучился я… Я старался не смотреть на состояние Льюиса, только время от времени просил Адама измерить ему пульс, проверяя жив ли он до сих пор. Мне было страшно, да чего там, я был в ужасе. Я работал практически на автомате, адреналин бурлил в крови, не хуже алкоголя туманя сознание. Я наблюдал за своими действиями как будто со стороны, вроде я делаю операцию, а вроде и не я… Я такого никогда не делал, и не дай бог мне, когда ни будь придётся пережить это снова! И всё же, на моё удивление, когда, потеряв счёт времени я всё же закончил, штурман ещё дышал.

Приказав ассистентам убрать окровавленные тампоны и бинты, поменять пропитанную кровью простынь, я запретил трогать Льюиса, и переносить его куда-либо. Ближайшие несколько дней ему придется провести на этом столе, ибо это место сейчас было единственным более-менее стерильным. С этого стола мы его снимем либо, когда ему будет лучше, либо отнесем в могилу…

Три дня Льюис был на грани жизни и смерти. Температура, которая поднялась у него после операции, не спадала, компрессы не помогали. Он метался в бреду и нам пришлось крепко зафиксированный его тело ремнями к жесткому основанию стола. Я потерял всякую надежду на благополучный исход, но всё же на глазах у других полярников крепился, и не отходил от больного, проверяя дренаж, проводя обработку ран антисептиком и делая перевязки. Больше ничего сделать я не мог, в конце девятнадцатого века ещё не придумали антибиотики, и сейчас нужно было полагаться только на то, что крепкий и закалённый организм штурмана справится сам.