Призраки Пянджа (СИ) - Март Артём - Страница 5

Разговоры пограничников тихим, несмелым эхом отражались от стен пещерки. Колыхался огонёк коптилки. Везде плясали робкие тени.

Когда мы вернулись в пещеру, Ильяс только-только пришёл в себя и даже схватился за автомат, когда услышал наши с Васей шаги. Когда увидел, что мы идём — отложил оружие.

Старик, сидевший у стены, только время от времени поглядывал то на меня, то на других пограничников. Был тише воды, ниже травы.

Мы стали разбираться, что же произошло.

— Освободился же как-то, — пробурчал Вася, сидевший у стены и ощупывающий затылок. — Зараза. Голова трещит. Тошнит. Видать, сотрясение.

Я сидел напротив Айдарбека, затихшего у противоположной стены, и крутил в руках петлю концов шнура, которой мы связали Кариму руки. Петля оказалась совершенно нетронутой. Казалось, Карим просто снял её с рук, будто бы она была слишком велика для его запястий.

Я знал, что это невозможно. Единственное, что приходило на ум — вывихнуть себе большие пальцы, чтобы протиснуть руки. Причём, сделать это незаметно, а потом вправить обратно.

Конечно, такая версия казалась мне очень фантастической. Словно бы из кинофильма, но другого объяснения я не видел. Доказательствами были совершенно нетронутые концы шнура.

Ну ведь не призрак же наш лазутчик? Ведь так?

На веревке не было признаков того, что её пытались перепилить. Развязать её тоже не представлялось возможным.

М-да… А мы и правда имели дело с серьёзным профессионалом. Профессионалом, которого ни Сагдиев, ни Уткин просто недооценили. И поплатились за это.

Хотя, конечно, пограничников нельзя было винить в этом. Мы готовы ко многому, и всё же, ко всему подготовиться невозможно.

— Как ты? Нормально? — бросил я Сагдиеву.

Тот прочистил горло.

— Жить буду. Голова гудит, но это пустяки. Главное — живой остался.

Флегматичный Сагдиев, казалось, совсем не переживал после того, что с ним случилось. А ведь он, считай, по краю прошелся. И, тем не менее, выглядел Ильяс совершенно спокойным. Разве что, немного погрустневшим.

— Саша, спасибо тебе, — вдруг сказал Ильяс, глядя не на меня, а на пламя коптилки. — Если б не ты…

— Да ладно, — проговорил я тихо. — Сегодня я тебя выручил, завтра ты меня. Служба — дело такое.

Только теперь смутившийся, казалось бы, Сагдиев решился перевести на меня свой взгляд. Он едва заметно кивнул.

— И что делать будем? — сказал Вася, а потом зашипел от боли. Видимо, нащупал на затылке какую-то ранку, оставленную камнем.

— А что делать? — ответил я и достал из кармана камень-маяк. Покрутил в руках. — Ждать, пока наши придут. Доложим обо всём Мартынову. А пока что — наше дело вон, гостя нашего стеречь.

— Это про вот эти штуки ты рассказывал? — Сагдиев указал на маяк взглядом. — Это их они расставляли везде.

— Да.

— М-да… Дела… — протянул Сагдиев задумчиво. — Чего только не придумают эти суки капиталистические.

Я ему не ответил. Вместо этого кивнул на Айдарбека.

Он, будто бы, спал. Просто сидел спокойно, не подавая виду, что ему интересны наши разговоры, а тем более всё произошедшее. Казалось, он даже не мучался ногой. Только вытянул её на земле, уложив в положение, которое казалось ему поудобней.

Тогда я подался к нему, позвал:

— Отец.

Айдарбек не ответил. Даже не среагировал.

— Отец, — повторил я и тронул его вытянутую ногу.

Айдарбек вздрогнул. Растерянно, но едва заметно задергал головой так, будто бы наскоро оглядывался. Узких его глаз почти не было видно, и казалось, что они почти всегда закрыты. Хотя я знал — это не так.

— А-а-а? — отозвался Айдарбек.

— Ты как?

— Болит, — кратко ответил он, погладив себя по бедру.

Айдарбек оставался безучастным ко всему, что происходило здесь, в пещере. Он просто сидел, и складывалось впечатление, что даже не наблюдал. Ждал, как повернутся события. Старый киргиз, будто бы просто покорился судьбе и готов был принять любой исход.

— Ну расскажи, Отец, — начал я. — Какое лихо тебя сюда, на Бидо, занесло? Кто был этот Карим?

Старик засопел. Опустил плечи и голову. Поджал губы, словно бы размышляя, стоит ли ему что-либо нам говорить, или же нет.

— Нельзя мне вам рассказывать. Будет мне беда, — пробормотал он хриплым голосом.

— Ну если и не нам, так на заставе всё равно придётся рассказать, — пожал я плечами. — Но я тебе вот что посоветую: не молчи, не отпирайся. Наши помогут разобраться с теми, кто тебя сюда, в горы, идти заставил.

Айдарбек вдруг оживился. Чёрные, реденькие брови его вскинулись. На плоском лбу проступили глубокие морщины.

Он понял — мы догадываемся, что здесь он не из злого умысла. Что он пришёл по чужой воле.

— Ты знаешь, кто меня в горы погнал? — спросил он несколько удивлённо.

— Нет. Только догадываюсь. Но очень скоро мы это выясним, — решительно ответил я.

Айдарбек задумался. Он молчал долго, но я не торопил старого пастуха.

— Если я буду вам рассказывать, вы поможете? — спросил Айдарбек тихо.

Голос его звучал твёрдо, но я заметил в нём едва уловимые нотки мольбы. Мольбы о помощи от человека, совершенно отчаявшегося найти эту самую помощь.

Сагдиев с Уткиным молчали. Только поочередно переглянулись со мной, ожидая, что же я скажу дальше.

— Поможем, по мере сил и возможностей, — пообещал я.

Айдарбек снова сглотнул. Уставился на огонёк коптилки, завораживающе плясавший на бинте, что торчал из горлышка гильзы.

— Я живу в Кара-Тюбе, — начал Айдарбек тихо. — Это кишлак, на том берегу Пянджа. В горах он стоит. Давно живу. Раньше в горы ходил. Караваны по горам водил. Теперь уже старый стал. Там живу. Пасу овец. Много лет живу.

Старик осекся. Шмыгнул носом.

Видел я, как тяжело ему рассказывать, от того и не торопил.

Я достал фляжку. Протянул ему.

— Пить будешь, отец?

Старик кивнул, и Вася Уткин поспешил передать фляжку горцу.

Тот молча принял её. Припал к горлышку, опрокинул и сделал несколько глубоких глотков. Утёр большие губы, кивнул, вернул её. Потом поморщился от боли в ноге, устраиваясь на прежнем месте.

— Там у меня семья. Жена, сыновья со своими жёнами. Туда они и пришли.

— Кто? — не выдержал интриги Уткин. — Кто пришёл?

— Душманы, — повременив несколько мгновений, ответил Айдарбек. — Душманы пришли в кишлак.

Уткин слушал историю старика, словно ребёнок, с широко открытыми глазами. Скупые, но всё же прорывавшиеся наружу эмоции Айдарбека волновали его душу.

Сагдиев был внимателен и выглядел сосредоточенным, словно опер на допросе.

— А дальше? — спросил я.

— Они искали проводника. Говорили, что заплатят за работу, — продолжил Айдарбек. — Но они пришли с оружием. Поэтому все их боялись. Кто-то сказал им про меня. Беду от других хотел отвести. Тогда душманы заявились ко мне домой.

— Сколько их было? — кивнул я вопросительно. — Ты кого-нибудь из них запомнил?

— Их было… — Старик наморщил лоб, стараясь сообразить.

Видимо, был он неграмотным и плохо считал.

— Много. — Выдал он наконец. — Много их было. Все с автоматами. С пистолетами. Они прятали лица. Но одного я видел.

— Как он выглядел?

Старик приподнял подбородок. Задумавшись, быстро заморгал маленькими глазками.

— Немолодой, — хрипло ответил он. — Глаза у него злые — серые. Как неживые. И борода с седым пятном.

Я полез в нагрудный карман своего кителя. Достал трубочку фотографии и развернул её. Потом встал.

Взяв коптилку с плоского камня, приблизился к Айдарбеку.

— Это он? Похож?

Старик взял фото толстыми, грубыми от тяжёлой работы пальцами. Стал щуриться, пытаясь рассмотреть миниатюрный снимок.

— Я стар. Глаз меня подводит. Не вижу.

— Так, ясно, — я сунул карточку в карман.

Вернув свет на место, уселся там, где сидел.

— Что было дальше?

— Они предлагали заплатить, если поведу их в горы, — продолжил Айдарбек. — Тогда я сказал, что уже давно не хожу по горам. Что сюда, за Пяндж идти нельзя. Что тут пограничники шурави стерегут свою границу.