Убийцы от сатаны. Сборник самых страшных грехов, попавших в реальность прямо из ада - Уайлд Хорди - Страница 4

Кристина, будучи старшей из сестер и более опытной, скорее всего, выполняла самые сложные и ответственные задания, например на кухне, где могла продемонстрировать свои кулинарные способности. Со своей стороны, младшая Лея, менее опытная, занималась простыми и менее хлопотными делами, например стиркой и поддержанием чистоты в доме.

Сестры Папен, как и большинство наемных работников их класса, жили в том же доме, где работали, что стирало границы между их работой и личной жизнью. Как правило, им выделяли комнату, которая обычно была маленькой и менее удобной, чем остальная часть дома, и служила одновременно и спальней, и личным пространством.

Тем не менее, несмотря на кажущуюся нормальность, царившую в доме, под поверхностью вырисовывалось пугающее переплетение сложных межличностных отношений и эмоциональных переживаний. Во Франции тридцатых годов прошлого века условия содержания домашней прислуги часто были суровыми, а обращение с ними не регулировалось законом, что допускало определенные акты насилия. Кроме того, унижающее достоинство обращение, которому подвергались сестры, только усиливалось. Говорят, что в октябре 1928 года мадам Ланселин заставила Лею поднять лист бумаги, который она уронила, при этом прищемив ей руку до крови.

Тем не менее не все сообщения указывают на прямое физическое насилие. Идея о том, что сестры, возможно, стали жертвами жестокого обращения, отчасти проистекает из жестокости их преступления, которое заставило многих предположить, что оно, должно быть, было вызвано накопившимся негодованием по поводу несправедливого обращения с ними. Расследование преступления и последующие судебные процессы не внесли полной ясности, было ли жестокое обращение постоянным в жизни сестер Папен в доме Ланселинов, но версия о том, что из-за гнетущей атмосферы у них могла развиться психологическая неуравновешенность, действительно рассматривалась.

Так или иначе, толчком к совершению преступления послужило внезапное отключение электричества.

Подробности того, как развивались события той ночи, не совсем ясны. Несмотря на то что сестры не отрицали своей причастности, между их показаниями касаемо того, как происходило преступление, имелись значительные различия. Цепочка событий начала разворачиваться с того момента, когда в доме сломался утюг. Кристина отнесла его в ремонт, и стоимость ремонта была вычтена из и без того скудной зарплаты сестер. Однако утюг так и не починили. В тот четверг, пока семья отсутствовала, Кристина и Лея вновь воспользовались утюгом, в результате чего в доме перегорели предохранители и он погрузился во мрак.

Когда Женевьева Ланселин вернулась домой и узнала о случившемся, она пришла в ярость, не в силах сдержать свой гнев по поводу несвоевременного отключения электричества. Ее упреки вскоре переросли в физическую конфронтацию, которая, должно быть, произошла на лестничной площадке первого этажа дома. Кристина в порыве ярости набросилась на Женевьеву с неслыханной свирепостью и лишила ее зрения, вырвав ей глаза голыми пальцами. Женщина завопила как раненый зверь. В разгар этого жуткого безумия, с пальцами, испачканными кровью, Кристина приказала Лее повторить то же самое с мадам Ланселин. И та подчинилась приказу.

Но этого было недостаточно. Кристина, движимая кровожадным порывом, спустилась на кухню. Вооружившись ножом и молотком, она вернулась, чтобы продолжить атаку вместе с Леей. Они использовали кухонную утварь, чтобы обезобразить тела настолько диким и настойчивым образом, как будто хотели их уничтожить.

Одна из сестер взяла оловянный кувшин, предмет повседневного обихода, ставший в ее руках орудием смерти, чтобы с необыкновенной жестокостью наносить удары по уже истерзанным головам своих жертв.

Осмотрев место происшествия, следователи пришли к выводу, что сестры Папен совершали этот акт насилия с упорством и это продолжалось более часа. Все это время они нападали на безжизненные тела таким образом, словно хотели чего-то большего, чем просто убить своих хозяек. Возможно, это был своего рода катарсис или искупление, – нечто такое, что было под силу понять только им одним.

Вскоре после этого г-н Ланселин вернулся домой. Когда он обнаружил, что дом погрузился во тьму, в его горле пересохло. Его жена и дочь должны были быть дома и ждать его, чтобы отправиться вместе на ужин. Почему же свет был выключен? Он попытался войти, но дверь была заперта изнутри. Опасаясь самого худшего, он обратился за помощью к полицейским.

Агенту полиции удалось проникнуть внутрь через окно дома, перебравшись через стену. Его фонарик осветил сцену из дантовского ада, которая никогда не сотрется у него из памяти. На полу лежали разбросанные, словно кусочки жуткой головоломки, осколки разбитой посуды, вилки, пуговицы, а среди них шляпа и пара перчаток, которые когда-то имели форму и функцию. В раскрытом пакете лежали бумага и мыло, а сушеные цветы, казалось, оплакивали свою судьбу рядом со скатертью и оловянным кувшином, на котором виднелись вмятины. На столе лежали два генуэзских батона и две булочки.

Но более всего агента ужаснули безжизненные тела мадам Ланселин и ее дочери Женевьевы. Примененное насилие было настолько ужасающим, их головы были повреждены и раздроблены до такой степени, что их невозможно было узнать. С части головы в затылочной области был снят скальп, в результате чего обнажилась черепная кость. Их юбки были приподняты, а нижнее белье спущено, что позволяло лицезреть их изрезанные бедра.

Глаза мадам Ланселин были выдавлены из глазниц, и один из них запутался в ее шарфе. Глазные яблоки Женевьевы лежали подальше: одно – под ее трупом, другое – на ступеньке лестницы.

Перчатки все еще покрывали руки мадам Ланселин, а стрелки наручных часов остановились на 7:22 – времени ее неожиданной кончины. Ее руки рассказывали свою собственную историю защиты и борьбы, с синяками и неглубокими ранами, а в левой руке в ее скрюченных пальцах застряла прядь волос.

В свою очередь, у Женевьевы Ланселин были такие же травмы. Ее уже сломанные часы остановились на 7:47. Ее руки демонстрировали отчаянную попытку защититься, а лицо было опухшим и неузнаваемым. На черепе имелись глубокие симметричные раны, и одна из них, в височной области, свидетельствовала о жестокости нападения.

Полицейский, охваченный страхом застать горничных в таком же состоянии, поднялся по лестнице наверх и остановился перед закрытой дверью комнаты. Когда он не получил ответа на свою просьбу открыть дверь, подозрительность и безотлагательность заставили его обратиться к услугам слесаря. Дверь взломали, и тайна уступила место неслыханному откровению: сестры Папен были живы, – они стояли на коленях и обнимались на кровати, одетые только в домашние халаты. Мыло и вода не стерли улик их преступления; молоток с прилипшими к нему кровью и волосами, словно немой свидетель недавно творившегося ужаса, лежал на стуле. На допросе сестры признались в совершении этого зверского убийства.

Обеих сестер сразу же арестовали. На следующий день местная газета «Ла Сарт» разместила статью об этом преступлении на первой полосе. В ту пятницу, 3 февраля 1933 года, рядом с основным заголовком, гласившим: «Большинство немецкого народа поддерживает Адольфа Гитлера», находилась узкая вставка в рамке, помещенная туда из-за срочности выпуска, где было написано: «Ужасное преступление: мадам Ланселин и ее дочь Женевьева убиты своими горничными».

Проанализировав различные версии произошедшего, можно сделать следующие выводы: Кристина, будучи старшей сестрой и более сообразительной из них двоих, взяла на себя инициативу (цитируются ее слова: «Я собираюсь их убить»); она и Лея согласились разделить между собой ответственность за совершенное злодеяние. Заключенные в отдельные камеры они отказывались есть и пить, пока им не разрешили побыть вместе. В конце концов, тюремные власти согласились на это и разрешили встречу сестер.