Изъ Москвы с любовью. Том 2 (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 3

Фу-ух, добежали. Теперь самое сложное — подъём. Вроде небольшой, тут у нас за стеной Васильевский спуск, а он пологий. Не то, что тропинка со ступеньками к Благовещенской башне, по которой спускаюсь к стенам. Но мне надо его бежать в гору, а это… В гору.

— Раз-два-три-четыре! Ра-два-три-четыре! Гвардии кадет, шустрее ножками шевелим, шустрее! Чего как макака беременная? Раз-два! Раз-два! Да-вай! Да-вай! — подбадривала буквально парящая рядом сестрёнка. Вся такая воздушная — не запыхалась даже. Она каждый год на сборы ездит, методику тренировки армейских инструкторов знает, вот и покрикивает. Успокаивало то, что в памяти «я» армейская дрессура куда круче, и он её в своё время прошёл и выжил. Но Маше об этом лучше не говорить.

Осилил. Наконец мои родные и любимые БТРы и «Шилка» у Спасских ворот. Как я вас обожаю!

— Не спать! Теперь вокруг площадки до Глухой, мимо Пушки и к Колоколу наперегонки! — командовала царевна Марья. — Хотя нет, не так, — что-то изменилось в её прекрасной головке, а уголки губ предвкушающе, как у хищницы перед добычей, растянулись. — Саш, диспозиция меняется. Ты убегаешь, я догоняю, и если догоню — дам поджопника! Вперёд!

Ой-йой-ой-ой-ой!!! Это серьёзно!

Откуда силы нашлись припустить? Сам не знаю. Но даже так она показательно догнала и стукнула. Правда, всего раз, но даже так обидно?

— Сволочь ты! Нехорошо сильным одарённым слабых мужчинок обижать! — я стоял, оперевшись обеими руками о гранит постамента Колокола и брюзжал. Машка же просто запрыгнула на двухметровую платформу под памятником и села, свесив ноги.

— Саш, первое, я — твоя сестра. — Ехидная покровительственная улыбка. — Мне — можно ВСЁ! Второе. Я не просто тебя воспитываю; у нас творческий процесс, мы спортом занимаемся. Это то же самое, что во время спарринга предъявлять, что кто-то кого-то бьёт. А третье… — Она сделала голос потише. — ТЕПЕРЬ, братик, пощады не жди! Я из тебя человека сделаю, даже если ты сам будешь против.

— Маш, всё нормально. Я за. — Поднял лицо и улыбнулся. — Я всегда…

— За любой движ, кроме головдовки! — подхватила она мою теперь уже коронную фразу. — Пошли, скоро завтрак, надо душ успеть принять. — И соскочила с постамента.

Царь колокол не был ТЕМ Царь-колоколом, что остался в неизвестном мире, что помнит «я». Он не надколот. И вообще, отлит в восемнадцатом веке, и надпись на табличке гласит: «Царям Борису и Фёдору от благодарных потомков. Софья II». О как! А я считал, что тот колокол со времён Ивана Грозного, упал с этой вот высоченной для Средневековья колокольни, надкололся и с тех пор так и стоит. Не-не, там колокола падали, и не раз, и первый — как раз в правление моего предка царя Бориса, родоначальника династии. Но конкретно этот памятник отлит целенаправленно и значительно позже.

А вот Пушка та же, во всяком случае, «я» разницы не чувствует. Жаль, что она не стреляет!..

О моём даре не говорили. Боялись. Я шёпотом в кровати объяснил страхи насчёт прослушки, а Маша точно знала, что мне много чего много куда устанавливали для наблюдения, и не только в комнату и в учебную, где принимала Ромодановская. Неизвестно, пишет ли кто-нибудь в её комнате, и если да — все наши телодвижения напрасны, но с другой стороны, а может и нет? Всё же Марья — царевна, своя? Если что ляпну не то — сама об этом должна рассказать, а если нет — чего нас слушать? Ой, не знаю. Ссыкотно, но вариантов нет. На будущее буду предохраняться, но вчерашний мой огонёк был, и это не изменить. Если судьба — маман узнает и наведёт порядок, если нет — я ещё побегаю и повоюю. А чему быть — того не миновать, и не стоит раньше времени себе забивать голову.

Душ принимал у себя. Переодевашки. Марин, золотце, я сам пока ещё способен одеться! Да, одевала — я тогда был беспомощным. Всё, баста карапузики, теперь здоров, и даже от Машиных поджопников бегаю. Да трахну я тебя, трахну! Только не прямо сейчас! Ой, я это вслух сказал? Да не красней, как институтка, взрослая стерлядь, а целку строишь. Просто не красиво, не идёт тебе, красавица. Я не взрослый? Не-не! Я без паспорта! А так, раз пиписька стоит (ты ж именно из-за неё здесь, да?), значит взрослый. Нормальный средневековый возраст детеделанья. Короче, в столовую вошёл хоть и последним, но в прекрасном расположении духа.

А вот маман представляла собой мою противоположность.

— Государыня! Ваш сын, гвардии кадет Годунов, для получения положенных люлей прибыл! — отчитался я, заранее настраиваясь на худшее.

— Гвардии кто? — оживилась она.

— Это я придумала! — повернула голову болтавшая с сёстрами до этого Маша. — Если назвать кадетом дружины — это неправильно. Он не служит и не будет служить в дружине. Но если Саша будет у наших инструкторов обучаться по дружинной программе, то какое-то отношение всё же будет к ним иметь? А дружину у нас в стране часто именуют на немецкий манер гвардией, вот я и назвала его гвардии кадетом.

— А потом стану гвардии рядовым, если будет на то ваша воля, матушка! — Говоря эти слова, я внимательно смотрел на маман… И та вздрогнула. Узнала слово. Зыркнула испуганно… Но ничего не сказала.

— Гвардии рядовым только с моего разрешения!

Я сел на своё место, заложил салфетку за воротник.

— А люлей… — продолжала она. — Оль, Жень, Карл, посмотрите на этих голубков.

Батя оторвался от газеты на немецком, которую читал, а Оля с Женей глянули на Машу с улыбками.

— Сухая констатация фактов об их вчерашней прогулке, по данным скупого же отчёта Горлицы. Первое. Нанесение урона чести декламированием вашим сыном и братом пошлых стихов с нецензурной лексикой с бортика фонтана перед массовкой. Артист, Карл, чувствуется твоя кровь! — Батя от этих слов нахмурился, но я видел, ему приятно. — Затем игра на гитаре с уличной группой, состоящей из бродяжек. Причём во время оной игры было собрано до полутора сотен зрителей, в пику трём десяткам, кто слушал группу до его прихода. Все песни как одна — про армию, войну, и прочее, и фраза «за душу берёт» это цитата. Далее, угроза расправы вне дуэльного кодекса над группой отдыхающих в детской кафешке — здесь к Саше подключается уже Марья, её соло. После — эпическая баталия в луже на Чистых Прудах — сотрудники лодочной станции городскую стражу не подключили только по нашей настоятельной просьбе. Теперь уже не к вам претензия, дети, но, Карл, глядя на них, у Насти поехала крыша, захотелось самой покуражиться, и она в творческом споре с другим офицером спецназа проиграла в тире дорогой командирский хронометр. Правда, с жалованья возместит, но сам факт. При этом твой сын, также участвовавший в споре, проиграл всего лишь выигранного ранее в другом тире плюшевого мишку.

— Единорога, — поправил я. — Это был единорог.

— Не важно, — отмахнулась мама. — Но, Карл, можешь им гордиться — мальчик выбивал очки из винтовки на уровне двух диверсантов комитатов! Именно диверсантов, то есть стреляют обе отлично.

— Das ist gut! Sohn, du bist großartig! — подал голос папаня.

— Danke, Vater! Ich bin froh, dass du stolz auf mich bist. (1)

Кажется, впервые на лице Карла Ульриха я узрел эмоции в мой адрес. Да вообще какие бы то ни было эмоции! Расту!

(1) — Это хорошо, сынок! Ты молодец!

— Спасибо, отец. Я рад, что ты мной гордишься (нем)

— Но это далеко не конец вечера, — продолжала мама. — Да-да, Оль, как раз к главному и перехожу. Затем эта сладкая спевшаяся парочка в компании друзей провоцирует на скандал в плавучем ресторане на набережной некую предводительницу банды из Замоскворечья, и начинает драку с её ближницами. И Жень, драку начал твой братец, не округляй глаза по пять рублей. За что Мария Карловна сегодня отхватит по своей прелестной нежной заднице, я просто пока не решила, чем её озадачить. А царевич Александр умудрился в этой драке не только выжить, но даже остался без видимых последствий, после чего напинал поверженную лежащую бандитку ногами.