Предатель (ЛП) - Райан Энтони - Страница 11

— К сожалению, я знаю только наш язык. — Квинтрелл хорошо умел врать, но я заметил, как он чуть замешкался и скрыл неправду очередным поклоном. — Хотя, благодаря времени во Фьордгельде, я запомнил несколько аскарлийских фраз.

Я хмыкнул и поднял своё седло на спину Черностопу.

— А писать умеете?

На этот раз он решил не лгать — возможно, Лорайн предупредила его, что избыток неправды привлечёт моё внимание.

— Да, милорд. И неплохо, как мне говорили, но не настолько, как вы, наверное.

— Наверное. — Я повернулся к Эйн, которая необычайно напряжённо смотрела на нашу беседу, скрестив руки и чуть опустив голову. — Что скажете, рядовой Эйн? — спросил я её. — Готовы научить его одной из своих песен?

— Только если он научит меня играть, — быстро пробормотала она, и я увидел, как она стрельнула взглядом на мандолину на спине менестреля. Мне пришло в голову, как редко она говорила, что хочет чего-либо, да и сам факт подобного проявления доставлял ей явное неудобство. Я догадался, что это очередное наследие её ужасной матери — Эйн с ранних лет усвоила, что от просьб бывают только наказания.

— Что скажете, мастер Квинтрелл? — спросил я менестреля. — Брали когда-нибудь учеников?

— Немного. — Он склонил голову, глядя на Эйн, которая, как я с изумлением заметил, отчётливо покраснела. — Хотя никого с таким прекрасным голосом. Я с радостью научу вас играть на мандолине, дорогуша.

— Отлично, — сказал я, взявшись за ремни седла. — Садитесь на коня — как я понимаю, герцогиня вам его предоставила. Мы выезжаем в течении часа.

— Хорошо, милорд. — Квинтрелл снова поклонился, а потом нерешительно оглянулся через плечо. — Но позвольте сначала попросить ещё об одном одолжении. — Он махнул рукой человеку, стоявшему в тени дверного проёма. На свет вышел юноша, который так низко пригибался, что поначалу я счёл его жертвой какого-то уродства. Когда он, не разгибаясь, подошёл ближе, я узнал в нём неуклюжего жонглёра с пира. В отличие от Квинтрелла, этот был вызывающе симпатичным, хотя его приятные черты лица с квадратным подбородком портил лиловый синяк на щеке.

— Милорд, представляю вам Адлара Спиннера, — сказал менестрель. — Он бы хотел с вашего разрешения сопровождать нас.

— В качестве вашего слуги?

— В качестве солдата, — произнёс жонглёр, впервые подняв голову. Он говорил с нажимом, но, встретившись со мной взглядом, побледнел и снова опустил лицо. — Если вашей светлости будет угодно.

«Очередной шпион?». Эту мысль я немедленно отбросил, заметив явный страх юноши, который подчёркивал нервный писк из его внутренностей. Такое очень сложно подделать.

— Выпрямись, — рявкнул я. Адлар Спиннер снова содрогнулся, а потом подчинился и, выпрямившись, оказался на несколько дюймов ниже меня. Его тело выглядело крепким, натренированным, что говорило о постоянных упражнениях, но, за исключением синяка на щеке, не было никаких свидетельств того, что он в жизни хоть раз сталкивался с насилием.

— Это твой отец тебе поставил? — спросил я, указывая на синяк.

— Я упал, милорд.

— Хера с два. Вот тебе совет, парень: когда просишь у человека одолжения, не ври ему, особенно если не умеешь. Так это был твой отец?

Жонглёр заморгал и заёрзал, стрельнул взглядом на Эйн и ответил:

— Моя мать, милорд, — ответил он, натянуто улыбнувшись. — Разозлилась, когда наше представление прошло не очень-то хорошо.

Я ожидал стыдливых признаний в жестоких, возможно, пьяных поступках отца. Это дало бы мне возможность спросить Адлара, ответил ли он тем же, а затем отказать ему, когда он сказал бы «нет». «Возвращайся, когда побьёшь ублюдка, мальчик. В этой роте сопляки не нужны». А то, что он получил тумаков от матери, выставляло всё в ином свете.

— Можешь ездить верхом? — спросил я его, глядя ему в глаза, проверяя, запомнил ли он мой запрет на враньё.

— По правде говоря, нет, милорд.

— Знаешь, как пользоваться алебардой?

Он сглотнул и покачал головой.

— Меч? Лук?

Снова покачал головой.

— На нас быстро надвигается война. — Я отвернулся от него, чтобы закончить седлать Черностопа. — И у меня нет времени изображать наставника неуклюжим нахалам. Если тебе так хочется маршировать под знаменем Леди, то бери вилы и иди в ногу с керлами.

— Адлар, — сказал Квинтрелл. — Покажи лорду Элвину, что ты можешь.

От спокойной уверенности в тоне менестреля я снова взглянул на Адлара, который снова заёрзал.

— Если тебе есть, что показать, — сказал я, — то давай на это посмотрим.

— Мне потребуется нож, — сказал он. — Мать продала все мои в Фаринсале.

— Вот, — проговорила Эйн, доставая один из клинков из ножен на поясе. Повернув рукоятью вперёд, она шагнула и протянула его Адлару.

— И, — жонглёр закашлялся, — игральную карту, или кусок пергамента, будьте любезны.

— Помазанная Леди запрещает азартные игры в роте, — отметил я.

— Не беспокойтесь. — Квинтрелл ободряюще подмигнул Адлару и достал колоду из стоявшей рядом сумки. — Они немного потрёпаны, но, думаю, сойдут. — Он достал одну карту из колоды и перевернул. — Зелёная Дама? Она всегда сулила мне удачу.

Адлар взялся за рукоять ножа и кивнул менестрелю. Квинтрелл дёрнул рукой, карта взмыла в воздух, а через мельчайшую долю секунды рука Адлара размылась пятном и мелькнул нож Эйн — слишком быстро, не уследить. Зато я услышал глухой удар ножа, вонзившегося в деревянную стену конюшни, и увидел дрожащую рукоять — клинок точно проткнул голову Зелёной Дамы.

— Милый трюк, — сказал я, припоминая разбойника в банде Декина, который мог изобразить нечто подобное. Тот кордвайнец сбежал от петли у себя на родине, но язык у него оказался слишком длинным, и потому он не продержался настолько долго, чтобы продемонстрировать практическое применение своего умения. Мы с другими пробовали повторить способность того человека, заработав лишь презрительное фырканье Лорайн, когда потеряли нож, пытаясь вонзить его в широкий дуб с десяти шагов.

— Но это всего лишь трюк, — добавил я. — Есть ещё что-нибудь?

Юноша снова опустил голову, не находя слова, и потому Квинтрелл заговорил за него.

— Милорд, вы упомянули, что вам пригодятся те, кто говорит на других языках. Адлар говорит на четырёх.

— Правда? — я не отрывал глаз от жонглёра и получил в ответ кивок. — И на каких же?

— Аскарлийский, милорд. А ещё этрисканский, на котором говорят за южными морями, иштанский — самый распространённый язык на востоке, и вергундийский — во всяком случае, тот диалект, на котором говорят на центральных равнинах.

Тут я замолчал. То немногое, что я слышал из языка жителей равнин, звучало как бессмысленный бубнёж, и они славились своей изолированностью, а это означало, что лишь немногие посторонние могли говорить на их языке.

— Как ты выучил вергундийский?

— Моя мать наполовину вергундийка, милорд. Она меня научила.

«Это объясняет и её характер».

— Тогда скажи что-нибудь, — велел я ему. — Что-нибудь на языке дикарей.

Это была просчитанная колкость, чтобы вызвать в нём гнев, но он всего лишь удивлённо моргнул и произнёс короткую фразу.

— «Трекаш ирет мекрова». «Стрелы — это истина». Девиз клана моей матери. — Он замолчал, выжидающе глядя на меня. — Я… сказал верно, милорд?

— Блядь, откуда мне знать-то? В Атильторе есть вергундийские торговцы, и может, некоторые даже родня тебе. Как думаешь, сможешь вонзить в них нож, если потребуется?

Он ещё немного выпрямил спину и посмотрел мне в глаза.

— Милорд, я выполню всё, что требуется от солдата на службе Леди.

— Ты уж выполни. А то смерть от порки — неприятная судьба. — Я повернулся к Эйн. — Передай ему лошадь Дровосека и внеси его имя в списки Разведроты. Половина жалования, пока не обучится. И, — добавил я, глянув на её нож, всё ещё прикреплявший Зелёную Даму к стене, — найди ему ножей.

По моему опыту те, кто попробовал войну на вкус, вскоре теряют аппетит к новым войнам. Когда лязгает сталь, летают стрелы и арбалетные болты, потенциальные герои и хвастуны быстро обнаруживают непредвиденные глубины трусости. И так же страстные верующие, оказавшись перед очевидными свидетельствами смертности, зачастую трансформируются в философствующих сомневающихся, которым хочется найти тихий мирный уголок, где можно продолжать медитации.