Тайны Калинова моста (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 2

Никита смутился, озадаченно почесал в затылке, и тут раздался спасительный для него звонок. Не утруждаясь открыванием двери, в класс сквозь стену просочилась редколлегия математической стенгазеты и замерла в дальнем уголке, прижимая к груди листы, краски, карандаши и прочие орудия своего труда. Правда, «математической» эту стенгазету называли только по привычке (так уж исторически сложилось), а в реальности целые колонки в ней давно были захвачены предприимчивыми коллегами Василисы, которым тоже всегда находилось, о чём сообщить. Пришёл и Ян Вольфович – учитель физкультуры и трудов у мальчиков. Пришёл с набором инструмента и широко улыбнулся, игриво подмигнув Василисе:

– У какого стула ножка покосилась? В кабинете математики столь прелестной учительницы всё должно быть прекрасно: и столы, и стулья, и транспортиры с циркулями.

Будучи вервольфом, двуликий Янус жизнь имел долгую и не отчаивался, что приглянувшаяся ему девушка не ответила сразу взаимностью на пылкую симпатию. С его точки зрения год-другой значения не играл, так что он по-прежнему оказывал Василисе знаки внимания, хоть и не так настойчиво. Балагура и признанного дамского угодника выдавали только глаза: в их чёрных омутах нет-нет да и проскальзывал отблеск глубокого чувства. Если б Василиса не любила сама, могла бы его и не заметить.

«Если бы чувства поддавались приказам разума – жизнь была бы намного проще», – беззвучно вздохнула она про себя, указывая Яну на сломавшийся стул.

Не успела она просмотреть и малую часть всех предложенных к публикации материалов, как в кабинет ворвался бумажный голубок и проговорил голосом старшеклассника Ковалёва:

– Василиса Алексеевна, зайдите, пожалуйста, в питомник! Нам к Галюсе подойти надо, у нас научная работа горит ясным пламенем, а ее родители опять нас не подпускают!

По крылышкам голубка пробежали голубые искорки, и он осыпался пеплом на пол к вящему неудовольствию духа-уборщика. Ребята из редколлегии заверили, что сами со всем справятся, и Василиса отправилась к стене рекреации второго этажа. В питомник вели исполинские железные двери, украшенные орнаментом из пентаграмм и всяческими мистическими символами. Приложив руку к соответствующей выемке, Василиса произнесла волшебное заклинание открывания дверей:

– Допущена до работ приказом директора номер восемь тысяч пятьсот тринадцать.

Створки дверей со скрипом распахнулись, явив густой смешанный лес и оглушив криками птиц и рычанием зверей. В питомнике царило вечное лето – малым зверятам требовались тепло и солнце.

Василиса уверенно двинулась в ту сторону, откуда доносился гневный многоголосый рев трехглавых змеев и раздраженная брань людей. В питомнике под пристальным присмотром специалистов содержался и дрессировался молодняк волшебных зверей, здесь их осматривали ветеринары и делали прививки, здесь разрабатывались особенно полезные питательные корма. Питомник через проход в горах соединялся с заказником, так что общества своих взрослых родичей малыши лишены не были – в свободное от занятий с тренерами время они могли без помех перемещаться во всех направлениях, ограниченные лишь рамками защитного полога, не пропускающего их в жестокий мир людей.

Впрочем, как показал случай с Галюсей, сбежать при случае можно даже из заказника. Василиса тщетно пыталась понять, как такие огромные пространства умещаются в пределах не то что школы, а хотя бы одной деревни, на что ей удивленно отвечали, что пространство многомерно и совсем не обязательно ограничивать себя лишь одним набором трех координат.

– Если тебе интересна теория вопроса, то с этим лучше к физику обратись, – посоветовала ей Мара, когда Василиса впервые озвучила свои недоумения. – Я только практику продемонстрировать могу.

Тогда подруга Василисы подхватила со стола тарелку, сделала широкий жест – и тарелка исчезла.

– Не исчезла, а перешла в другое трехмерное пространство, – пояснила Мара.

Она-то давно освоила основы основ магической науки и была студенткой факультета тёмной магии ОМИИ ПАСК*, специализируясь на ритуалах, бесах, демонах и тёмномагических артефактах. Однако такой примитив, как многомерные пространства и трансгрессионные переходы, изучался ею ещё в школьные годы, и она совсем не понимала затруднений подруги. Хоть очень старалась понять и помочь.

– Человек способен существовать в трех пространственных координатах и одном времени, так? Обозначим наши текущие координаты как икс, игрек, зет. А еще три координаты как икс-один, игрек-один и зет-один. Находясь в своих координатах, мы другие измерения видеть не можем, но можем переместить в них что угодно. Себя тоже можем переместить в пространство икс-один, игрек-один, зет-один и тогда увидим там эту тарелку, но перестанем видеть школьную столовую, что тут непонятного? Когда ты на второй этаж поднимаешься, ты же не можешь одновременно сидеть в кабинете первого этажа. Когда ты проходишь сквозь двери питомника или библиотеки, то автоматически и совершенно незаметно переходишь в другой набор координат, никак не ограниченный стенами школы, которая к новому набору отношения вообще не имеет, ясно? Тут только одна взаимосвязь имеется – реальное время течет одинаково и необратимо в любом наборе пространственных координат. Ось реального времени – это та нить, на которую нанизаны все прочие измерения, словно бусины в ожерелье.

– А бывает еще и нереальное время? – ахнула Василиса.

– Еще бы, и много видов! Простейший пример: ты во сне целую жизнь прожить можешь, а в реальности не пройдет и минуты, – пожала плечами Мара. – Ты учебники издательства ОМИИ ПАСК читаешь, подруга?

– По мере сил, сколько успеваю, – ответила Василиса. – Я же еще с Всемилой Ламиевной и с Родом Вааловичем занимаюсь.

– Это всем известно, – рассмеялась Мара, а Василиса обиженно насупилась: ну, пришлось ей вчера в стене застрять из-за неверно озвученного вербального воздействия. Противный географ, держа над ее головой зонтик (на улице, где торчала голова, моросил холодный дождь), требовал, чтобы она сосредоточилась и всю себя через преграду перенесла. На жалобные замечания, что она так простыть может, пока сосредоточится, Род Ваалович возражал, что главное – это сухие ноги. Ноги действительно были сухими – они же в кабинете географии спокойненько стояли, и Василиса чувствовала, как дух-уборщик натирает ее туфли вощеной губкой. Само собой, свидетелей ее конфуза нашлось много, даром, что уроки к тому времени давно закончились.

Очнувшись от воспоминаний, Василиса своевременно успела присесть, иначе несущаяся к ней с радостным верещанием тушка легко опрокинула бы ее на землю: Галюся радовалась встрече. За прошедший месяц она еще прибавила в росте и весе, достигнув размера крупного сенбернара, если, конечно, вы можете представить себе сенбернара с двумя головами на длинных шеях и со слабенькими, недавно развернувшимися крыльями вдоль хребта. Водрузив передние лапки на девичьи плечи, двуглавый детеныш Змея Горыныча упоенно вылизывал язычками Василисино лицо, а удачно стукнув по ее ногам хвостом, уложил-таки хозяйку на лопатки и радостно взгромоздился на нее.

– Ты подрастешь еще немного и насмерть меня затопчешь, невоспитанное чудовище, – пропыхтела Василиса.

Над ней зависли три огромные морды Галюсиной мамы, выпустив струйки дыма из широченных ноздрей. Аккуратно прихватив за шкирку плохо выдрессированную дочурку, ее оторвали от хозяйки и опустили в паре метров, после чего доброжелательно лизнули Василису в нос. В ответ Василиса погладила все три довольно прижмурившиеся морды. Ревнивое верещание Галюси раздалось над самым ухом – непоседливый детеныш сам лез под ласкающую руку и уже заносил чумазую лапку над лицом Василисы, отвоевывая свое законное право на приоритетное внимание хозяйки...

К счастью, у Галюси был еще и папа, решительно дернувший доченьку за хвост, подкинувший ее в воздух, а после совершенного Галюсей кульбита подхвативший ее в момент падения и крепко зажавший в зубах. Болтающаяся в воздухе под средней головой отца Галюся громко возмущалась родительским произволом, пока Василиса вставала и отряхивалась от травы и сухой хвои.