Ментальная Кухня 4 (СИ) - Злобин Максим - Страница 29

— А… это ты. Тогда открыто.

— Владимир Агафонович? — сперва удивился Гио.

— Да-да, это я…

Тут же Пацация заметил кудрявую седую бабульку, что молча сидела за кассой. Глаза стеклянные и лицо, что называется, на ноль — ни единой живой эмоции. Руки на коленях, губы сжаты в полоску, а взгляд куда-то внутрь себя. «Опять эти ментальные штучки», — подумал Пацация.

— Вася объяснил, что нужно делать?

— А должен был?

— А-а-а-ай! Да что же вы все… никакой организации. Так! Короче! — Владимир Агафонович обошёл Гио, закрыл входную дверь на ключ и зашторил жалюзи. — Сейчас мы с тобой будем снимать фильм.

— Фильм?

— Ну не совсем фильм, — Его Благородие достал телефон. — Скорее видеообращение. Запишешь пару ласковых тому бедняге, у которого ты жену увёл…

— Владимир Агафоныч!

— А что «Владимир Агафоныч»⁈ Не так что ли дело было⁈ Ты не спорь давай, а делай! Сперва наговоришь гадостей, а под конец что-нибудь крутое. С вызовом. Мол, я готов к встрече, ты знаешь где меня искать, я не боюсь, приходи если не ссышь… видишь сколько я вариантов уже с ходу накидал? Так что давай, погнали, времени в обрез.

С тем Ярышкин включил запись и уставил объектив на человека-грузина, а тот:

— Э-э-э-э…

— Гио, соберись.

Нет! Суть задания была предельно проста и понятна. Однако вот так, с наскока, без подготовки и суфлёра Пацация потерялся.

— Привет, Павел, — сказал он, улыбнулся и помахал в камеру рукой. — Ты гад.

— Так, — Его Благородие тяжко вздохнул и опустил телефон. — Начало вот прямо как надо, одобряю. Звучит как издёвка. Можно ещё добавить: «надеюсь, у тебя всё хорошо». А вот дальше очень плохо, попробуй-ка ещё раз.

— Привет, Павел! Надеюсь, у тебя всё хорошо! Ты дурак…

— Стоп! Ёптумать, Пацация! Ну ты ещё «негодник» скажи! Ты вообще когда-нибудь обижал людей⁈

— Ну я…

— Ну-у-у, я-я-я-я, — передразнил Ярышкин. — У тебя такая благодатная почва для сарказма! Ты же человеку рога наставил; ты ведь его уже считай, что унизил ниже плинтуса! Вот и танцуй от этого! Давай, поехали!

— Привет, Павел! Надеюсь, что у тебя всё хорошо! Я наставил тебе рога и унизил ниже плинтуса…

— Да не надо ЭТО говорить! Пацация⁈

— Что?

— Разозлись, б****ь!

— Я не могу.

— Разозлись, я сказал! Вспомни что-нибудь обидное!

— Что?

— Да что угодно! — Его Благородие на секунду задумался. — Хинкали твои — говно, вот что!

— Это неправда, — с явно что проработанным спокойствием ответил Гио. — Я знаю, что это не так и вам не удастся меня задеть.

На какое-то время повисло молчание. Жужжание вентилятора, сопение бабушки-кассирши, да ещё детские радостные визги, доносящиеся из открытого окна, — кажется, малышня Вытегры по поводу жары наделала себе брызгалок.

— Попробуем ещё раз, — сказал Ярышкин. — Повторяй за мной: «я трахнул твою бабу».

— Я трахнул твою бабу, — от такой грубости Пацация невольно поморщился.

— А теперь так же, но на камеру. И харю не криви. Поехали!

— Привет, Павел! Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я трахнул твою… Владимир Агафонович, это крайне неуважительно по отношению к Рите! Можно я скажу, что занимался с ней любовью? И слово «баба»… оно… м-м-м-м…

— Ну п****ц, — Его Благородие засунул телефон обратно в карман. — Я всё понял. Иди сюда, вместе текст писать будем.

После Ярышкин силой мысли прогнал бабушку в подсобку, нашарил за кассой тетрадь, что служила для учёта наличности, как в школе вырвал из её центра двойной листочек и… внезапно для самого себя завис.

— И где только Еремей Львович, когда он так нужен? — задумчиво спросил он, покусывая ручку.

На словах Лев Толстой, а на деле вовсе нет. Внезапно оказалось, что набросать подобный спич не так-то просто и, наверное, было бы неплохо озаботиться этим заранее. Однако время поджимало, нужно было действовать, и тут Владимиру Агафоновичу в голову пришла гениальная идея.

Всё это время он знал нужных людей. Людей, которые возвели скабрезность в абсолют и на унижении ближнего своего съели собаку.

— Чумно-о-о-ой! — весело закричал Салоимитатор.

— Как дела, старик⁈ — подключился к видеоконференции Изжога.

— Ребята, привет. Есть дело по вашей части.

— Слушаем внимательно.

— Короче. Фабула вот в чём: этот господин за моей спиной…

Под весёлое хрюканье ребят, Ярышкин по полочкам разложил братьям Бобровым всю ситуацию, и поставил цель. Ну а дальше… дальше оставалось лишь успевать записывать…

Часть клана Каннеллони уже приехала и обосновалась в Мытищах. Всего лишь пара человек. В качестве агентов, они пытались узнать о Сидельцеве всё, что только возможно. Где живёт, где бывает, с кем видится и так далее и тому подобное.

Понятное дело, что без знания русского языка было тяжко. Да и вообще… добыть сведения о человеке, который живёт вне закона и потому старается не светиться в людных местах — уже звучит, как неразрешимая задача.

Однако прогресс был.

Дорвавшийся до свободы Павел Геннадьевич был неосторожен кутить со своей новоиспечённой свитой. И до того ему нравился один ресторанчик неподалёку от погорелого «Грузинского Дворика», что бывал он там чуть ли не через день. По многим причинам, подобраться к нему вплотную возможности не было, но на данном этапе оно и не требовалось. Прямо через дорогу стоял особнячок, обнесённый высокой белой стеной. Ну чем не полотно для проектора?

Да-да-да, всё по плану. Проектор был спрятан в заранее припаркованной машине — на присоске к лобовому стеклу, так что издалека казался обычным видеорегистратором, просто каким-то чересчур большим. Ну а колонки… маленькие, беспроводные, синхронизированные друг с другом колонки агенты Каннеллони разбросали по округе так щедро, будто это была какая-то странная посевная.

И осталось им в нужный момент лишь нажать на кнопочку. И нужный момент настал.

На заборе показалось заблюренное лицо, а изменённый до неузнаваемости голос, — таким обычно говорят свидетели в криминальных хрониках, — начал вещать странное:

— Слышь, Сидельцев! Выходи! Выходи, подлый ****!

И никаких тебе «привет». И никаких «надеюсь, что у тебя всё хорошо». Прежде чем перейти к основной части, голос сперва около минуты нараспев вызывал Павла Геннадьевича на улицу. Сработало. Вместе с подвыпившими братками, Сидельцев выскочил на парковку. Ещё не до конца понимая в чём тут дело, он уже начал закипать, ну а потом:

— Какого хера⁈

— О-о-о-о! Кого я вижу⁈ А вот и ты, петушара недолюбленная!

— Вырубите это к чёртовой матери!

— Рита передаёт тебе привет, неудачник! Радуйся, гнида! Твоя жена наконец-то с нормальным мужиком…

— АА-ААА-ААА!!!

Ярость ударила в голову крепче любого алкоголя. Пускай монолог был записан аж на несколько минут вперёд, чтобы вывести Сидельцева из себя хватило и вступительного слова. Едва сдерживаясь от превращения, Павел заметался по парковке.

— Ищите! Ищите, мать вашу!

Паша злился. Паша свирепел. Паша бил, пинал и толкал своих людей, лишь бы они уже начали что-то делать. А они и начали. Авто с проектором было обнаружено уже спустя несколько секунд, когда голос на записи только-только перешёл к шутке про «смотрящего» и «куколда».

Мордовороты Паши разбили лобовое стекло, вытащили шайтан-машину, и картинка прервалась. Но на ней и до того не было особо ничего интересного, а вот голос… голос продолжил вещать.

— ААА-АААА-АААА!!! — Сидельцев ревел так, будто пытается заглушить его.

А тем временем Гио Пацация рассказывал ему о том, какое он «жалкое ничтожное чмо», «фестивальный додик», «абсурдная крыса» и «опущенный харчок», не забывая при этом уделять внимание бывшей жене, их с ним романтической связи и причинах размолвки непосредственно с самим Сидельцевым. И всё это при его же собственных людях.

— ЗАТКНИТЕ ЕГО!!! ЗАТКНИТЕ ****!!!

— … ты перепутал, малыш. Жена — не холодильник. Не надо так радоваться, когда кто-то засовывает в неё чужую колбасу…