Обнажённый Бог: Феномен - Гамильтон Питер Ф. - Страница 94

Грязевые потоки смывали все на своем пути, обнажая плотный субстрат — смесь гравия и глины, стерильный астероидный реголит. В расщелинах его не осталось ни семян, ни спор, ни яиц, да если бы даже что-то и сохранилось, то питательных веществ, чтобы поддержать их, здесь тоже не было.

С помощью сенсорных датчиков платформ стратегической обороны Ральф разглядывал в океане быстро растущее плотное черное пятно. В устье Джулиффа на Лалонде было нечто похожее. Но оно там было небольшое. Тут же дело пахло экологическим бедствием. Такой беды не было с двадцать первого века. Морские животные умирали в бесчисленном количестве, задыхаясь под трупами своих млекопитающих родственников.

— Знаешь, она была права, — сказал он Каталю к концу первой недели Освобождения.

— Кто?

— Аннета Эклунд. Помнишь, она сказала: для того чтобы спасти деревню, нам понадобится ее уничтожить. А я тогда еще сказал ей, что сделаю все, что понадобится, чего бы это ни стоило. Господи, Боже мой, — он свалился в кресло. Если бы не сотрудники за стеклянной стеной, схватился бы за голову руками.

Каталь смотрел на экран монитора. Нездоровое пятно возле мортонриджского побережья выросло, заменив собою сжавшееся облако. Дождь еще не перестал, но шел с остановками. Зловещее облако приняло нормальные очертания, в нем были промежутки.

— Да ладно, шеф, они сами это сделали. Не надо тебе казнить себя за это. Ни один человек из тех, что спаслись в ноль-тау, тебя не осуждает. Да они тебе еще и медаль повесят, когда все кончится.

Говорили о медалях, присвоении титулов, повышении по службе… Ральф не обращал на это внимания. Все это побрякушки, какой от них толк? Спасать людей — вот что нужно делать в первую очередь. Мортонридж уже не оправится. Не стать ему тем, чем он был. А может, эта уничтоженная земля и станет лучшим памятником, предупреждением будущим поколениям. И правду эту не уничтожить ни одному историческому ревизионисту. Освобождение, решил он, не будет победой над Эклунд. Это не последнее ее выступление.

Экейша легонько постучала в открытую дверь и вошла в комнату вместе с Янне Палмер. Ральф жестом пригласил их сесть, и дверь, по его команде, закрылась на кодовый замок. Началась виртуальная встреча. Княгиня Кирстен и адмирал Фарквар ждали за овальным столом отчета о прошедшем дне. На столе развернулось трехмерное изображение Мортонриджа. Маленькие мигающие символы отмечали ход кампании. Число красных треугольников, означавших скопление одержимых, за последние десять дней сильно возросло, так как облако похудело, и сенсоры беспрепятственно сканировали землю. Наступающие силы — зеленые шестиугольники — сплошной, параллельной берегу, 65-километровой линией двигались в глубь полуострова.

Адмирал Фарквар, наклонившись над картой, с унылым видом изучал ситуацию.

— Менее десяти километров за день, — мрачно сказал он. — Я думал, к настоящему моменту мы продвинемся дальше.

— Вы бы этого не сказали, доведись вам пойти по этой дьявольской грязи, — возразила Экейша. — Сержанты творят чудеса.

— Да я не хотел никого критиковать, — поспешно заметил адмирал. — В такой ситуации они действуют великолепно. Мне просто хочется, чтобы нам хоть немного повезло, а погода, как назло, благоволит Эклунд.

— По-моему, она начинает поворачиваться к нам лицом, — сказал Каталь. — Дождь и грязь вывели из строя все ловушки, которые они приготовили для нас. Мы знаем, где они находятся, и теперь одержимые от нас не ускользнут.

— Насколько я вижу, наземная операция идет хорошо, — вступила в разговор княгиня Кирстен. — У меня нет к вам претензий. Однако мне не нравится число потерь, которые происходят с обеих сторон.

На цифры, окруженные золотой рамкой, Ральф старался не смотреть. Однако забыть их не удавалось.

— Количество суицидов среди одержимых нарастает с угрожающей скоростью, — признался он. — Сегодня это уже восемь процентов, и ничего с этим мы поделать не можем. Они делают это намеренно. В конце концов, что им терять? Цель нашей кампании — освободить захваченные ими тела. Если они лишат нас этой возможности, то ослабят нашу решимость как на земле, так и на политической арене.

— Если это так, они глубоко заблуждаются, — заявила княгиня Кирстен. — Потому-то и сильно наше королевство, что моя семья принимает жесткие решения, когда в этом возникает необходимость. Кампания будет идти до тех пор, пока сержанты не встретятся на центральной горе Мортонриджа. И все же, я хотела бы узнать, что вы предлагаете для уменьшения потерь.

— Существует пока лишь один способ, — сказал Ральф. — Вряд ли безупречный. Мы замедляем продвижение авангарда, а за это время успеваем, сконцентрировав силы, окружить врага. В этот момент используем минимальное количество сержантов против повстречавшихся на их пути гнезд одержимых. А это означает, что сержантам для подавления противника придется применять усиленный обстрел. Когда одержимые поймут, что проиграли, они перестанут противостоять пулям. В противном случае проиграем мы. Каждый погибший человек станет рекрутом для души из потусторонья.

— Если увеличить количество сержантов, насколько уменьшатся потери?

— В настоящее время сержантов больше, чем одержимых, процентов на тридцать. Если мы удвоим количество сержантов, то, по нашим расчетам, самоубийства снизятся до четырех-пяти процентов.

— Само собой, обстановка улучшится, когда фронтовая полоса сократится, а число одержимых уменьшится, — сказал адмирал Фарквар. — Мы сейчас растянулись на максимальную длину, оттого что недостаточно углубились на территорию противника. Фронтовая полоса велика, зато сержанты встречают немало одержимых.

— В ближайшие три-четыре дня ситуация коренным образом изменится, — заверил Каталь. — Почти все одержимые уходят от линии фронта так быстро, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Скорость нашего наступления значительно возрастет, так что фронтовая полоса неминуемо сузится.

— Сейчас они бегут, — согласилась Янне Палмер. — Но в пятидесяти километрах от линии фронта имеются большие их скопления. Если у них есть здравый смысл, они перегруппируются.

— Чем их больше, тем сильнее они становятся, и тем труднее их подавить. С самоубийствами еще сложнее, — возразила Экейша. — Для сдерживания их передвижения AI рассчитал по моему запросу атаку с платформ. Думаю, дальше им не убежать. Однако нас беспокоит, что в центре придется иметь дело с огромным количеством противника, в результате чего ожидаются тяжелые потери.

— Ждать улучшения обстановки еще три-четыре дня мне бы не хотелось, — сказала княгиня Кристен. — Ральф, чтобы вы об этом думаете?

— Главная моя забота, мадам, — не дать им возможности собраться в одном месте. В Шелтоне, Кеттоне и Коле их уже очень много. И я не хочу, чтобы количество это увеличивалось. Но если мы не дадим им передвигаться, а потом и сами замедлим продвижение, сроки проведения кампании увеличатся как минимум вдвое.

— Ну а потери сильно при этом уменьшатся? — спросила княгиня.

Ральф посмотрел на Экейшу.

— Только среди людей, которых одержали. Если мы попытаемся подавить одержимых с помощью большего количества сержантов и применить меньше огня, возрастет риск потери сержантов.

— С самого начала мы знали, что риск будет велик, — ответила Экейша. — И были готовы к нему. Вынуждена признать: многие сержанты страдают от депрессии. Этого мы никак не ожидали, ведь в эти оживленные машины заложены простые программы. А теперь у них, как ни странно, проявляются черты, свойственные настоящим интеллектуалам. В нормальных условиях нам удается облегчить страдания человека. Даем выговориться и сочувствуем его переживаниям. Здесь же количество страждущих так велико, что нас на всех не хватает. Мало этого, мы и сами тяжко страдаем. Такого бедствия не припомним со времен Джантрита.

— Вы хотите сказать, они превращаются в настоящих людей? — спросила Янне Палмер.

— Пока нет. Да мы и не верим в то, что когда-либо это произойдет. Не могут же они превзойти уровень заложенной в них сержантской программы. Я хочу сказать, что они для меня уже не обычная биотехническая обслуга. Не думайте, однако, что в будущем машины перейдут некую границу. Сейчас сюда вмешался человеческий фактор, и его необходимо учитывать.