Искупление варвара (ЛП) - Диксон Руби - Страница 9

ЭЛЛИ

Когда я просыпаюсь, то снова смотрю в потолок медицинского отсека. Вот дерьмо. Только не снова.

Я не сбежала. Я закрываю глаза, собираясь с духом. Мои новые хозяева будут недовольны. Я буду наказана.

Но оно того стоило. Я должна была снова увидеть солнце. Я должна была почувствовать свежий воздух — каким бы холодным он ни был — на своем лице. Я бы сделала это снова. Я бы терпела ежедневные побои, если бы это означало, что я могу регулярно выходить на улицу. Забавно, как что-то настолько маленькое может стать чем-то таким важным. В детстве мне не сильно нравилось выходить на улицу. С другой стороны, будучи ребенком, я никогда не думала, что меня украдут инопланетяне и заставят десять лет жить в клетках.

— Если ты закончила притворяться спящей, все ждут тебя, чтобы они могли уйти. Включая нас. — Острая на язык синяя женщина говорит где-то сбоку от меня.

Я открываю глаза и смотрю на нее, затем сажусь, проверяя, все ли в порядке. У меня пульсирует голова, но в этом нет ничего неожиданного. Однако мои ноги не болят, и я вижу, что они замотаны бинтами. Я их совсем не чувствую и подавляю легкую панику из-за того, что они были обморожены. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до своей ступни.

— Оставь это в покое, — огрызается женщина. — Я дала тебе дозу лекарства, чтобы остановить инфекцию, но от этого твои конечности онемели на следующие несколько часов. Тебе следовало бы поблагодарить меня, вместо того чтобы возиться с этим.

Я просто тупо смотрю на нее. Поблагодарить ее? Она совсем не была добра ко мне. Над ее манерами обращения с больными определенно нужно поработать.

Когда я не отвечаю, она вздыхает и включает свой наручный коммуникатор.

— Она проснулась. Скажи своим друзьям, чтобы пришли и забрали ее из моего медотсека.

Я держусь напряженно, не забывая ссутулить плечи, чтобы выглядеть тоньше и меньше на случай, если большой и злой инопланетянин набросится на меня с кулаками. Я наклоняю голову вперед, позволяя своим противным волосам упасть мне на лицо, и подтягиваю бумажное платье поближе к телу. Жаль, что я не сохранила свое одеяло.

Дверь открывается, и внутрь заходит синий парень с татуировками. Позади него стоит большой и злой. Я чувствую, как отшатываюсь назад, и пытаюсь забраться обратно на стол от силы его неудовольствия. Он врывается в комнату, направляясь к тому месту, где я сижу, и меня снова охватывает желание убежать.

— Ей следует не вставать на ноги в течение следующего дня или двух, — говорит женщина, обращаясь к нему так же резко, как и ко мне. — Ее ступни сильно повреждены.

— Я понесу ее, — говорит тот, что побольше.

О нет, нет, нет. Я не хочу, чтобы меня несли на руках. Я пытаюсь встать, чтобы доказать, что могу ходить, но большой синий инопланетянин просто рычит в мою сторону. Рычит. Я застываю на месте, и он подхватывает меня на руки, как будто я девица в беде, а не рабыня.

Я замечаю, что он очень теплый, хотя изо всех сил стараюсь не прикасаться к его обнаженной коже. Теплый, и его кожа на ощупь пушистая, как замша. Он как будто плюшевый, что вдвойне странно, учитывая, что выглядит он чертовски устрашающе.

— Перестань дергаться, — рычит он на меня. — Я не хочу тебя уронить.

Я… не могу сказать, угроза ли это. Но я знаю, что не должна давить на него больше, чем я уже давила до сих пор. Если с моими ногами все так плохо, как кажется, то я никуда не убегу, пока они не заживут. Я застряла. Поэтому я неподвижно замираю, изо всех сил стараясь не двигаться и не беспокоить его.

Большой синий инопланетянин выходит из медицинского отсека и направляется по коридору. Он идет молча, и я мысленно съеживаюсь, ожидая, что его гнев выплеснется на меня. Он идет по коридорам корабля, и затем, впереди, я вижу ожидающих его остальных. Мои подруги-рабы-люди с головы до ног закутаны в огромное количество мехов, выглядывают только их лица. Инопланетянин по имени Ваза стоит рядом с ними с копьем в руке, и странно видеть его лишь в набедренной повязке рядом с мохнатыми человеческими свертками.

Он протягивает большое меховое одеяло инопланетянину, несущему меня, и они оба останавливаются, чтобы укутать меня в две руки. Их ладони скользят по моему телу, когда они это делают, и я отталкиваю их руки, когда они подбираются слишком близко к моей груди.

— Перестань дергаться, — снова рычит здоровяк.

Я сжимаю кулаки. Если один из них хотя бы слегка заденет сосок…

Но они этого не делают. Они только подоткнули вокруг меня одеяла и позаботились о том, чтобы я была хорошо укутана. Затем Ваза кивает моему похитителю.

— Когда будешь готов, Бек.

Значит, самый злой из них — Бек. Я сохраняю эту информацию, запоминая ее. Это имя даже звучит неприятно, совсем как он сам.

— Сейчас мы выходим, — говорит Ваза остальным. — До нашей деревни рукой подать. Не более чем на несколько часов. Держитесь поближе к нам, и вы не пострадаете.

— Вы побьете нас, если мы не сможем угнаться за вами? — кричит кто-то.

Ваза выглядит шокированным.

— Нет, я имел в виду, что так дикие животные не причинят вам вреда.

— Здесь водятся дикие животные? — Кто-то еще издает полуприкрик, и все они прижимаются ближе к Гейл.

— Успокойтесь, — говорит им Гейл. — Они не стали бы покупать кучу человеческих рабов только для того, чтобы скормить нас медведям или что-то в этом роде. Как он и сказал, просто держись поближе. — Она игнорирует взгляд, полный явного удовольствия, которым Ваза одаривает ее, и жестом указывает на остальных. — Для нас это большие перемены. Мне жаль. Теперь мы будем вести себя тихо и повиноваться.

Ваза неуверенно кивает и смотрит на Бека.

— Давай покинем это место, — говорит мой мрачный похититель. — Я больше не хочу здесь находиться.

Затем двери открываются, и жестокий ветер снова врывается внутрь, лишая меня дыхания. Остальные визжат от холода, но тот, кто держит меня, не обращает на них внимания. Он делает шаг вперед, на солнечный свет.

И я снова вижу солнца. Небо прекрасного бледно-голубого цвета, усеянное облаками, а солнца маленькие и далекие, но они есть.

Вид их делает меня такой счастливой.

БЕК

Это мягкий день с хорошей погодой, но новые люди визжат, дрожат и скулят, как будто это самый холодный день в суровом сезоне. Я напоминаю себе, что у них нет кхая, чтобы согреть их. Я напоминаю себе, что они провели много времени в слишком теплой пещере-корабле с трусливыми Траканом и Кап-таном. Вот почему они не любят холод и ведут себя так, как будто он их убивает.

Но все равно неприятно слышать их жалобы.

Та, что в моих объятиях, молчит. Она — единственная. Даже Чейл, их лидер, пожаловалась Вазе на холод. Та, что у меня на руках, так тиха, что только постоянная дрожь ее маленького тельца говорит мне о том, что она жива. Она, из всех женщин, имеет право жаловаться, но она ничего не говорит, держа свои слова при себе. Возможно, она все еще отходит от ошейника.

Наверняка. Я все еще в ярости. Огонь моего гнева все еще горит глубоко в моем животе. Пройдет много лун, прежде чем он покинет меня. Женщине никогда, ни в коем случае нельзя причинять вред. Когда-либо.

Вот почему мне все равно, что большой корабль-пещера снова улетит, не попрощавшись. Я наблюдаю за происходящим с холодком в животе и смесью гнева и радости в сердце. Мне все равно, увижу ли я когда-нибудь снова Тракана или Кап-тана. Я наблюдаю, как корабль поднимается из снега и взмывает в небо так, как не летает ни одна птица, а затем исчезает в небесах.

И я рад этому. Люди здесь, и они с нами.

На ходу я изучаю молчаливую. Грязное облако ее гривы заставляет ее голову казаться больше, чем она есть на самом деле. Всякий раз, когда она выглядывает из-под нее, я не вижу ничего, кроме глаз. По-моему, она слишком худая, ее фигура более тонкая, чем у Фарли в молодые годы, и такая легкая, что я задаюсь вопросом, весит ли Эревэр больше.