Оракул с Уолл-стрит 5 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 24

— Стерлинг! — окликнул меня знакомый голос. Обернувшись, я увидел Гарольда Финча, управляющего одним из крупнейших инвестиционных трастов. — Как дела? Слышал, вы проворачиваете какие-то масштабные сделки.

— Ничего особенного, — уклончиво ответил я. — А как ваш траст? Goldman Sachs Trading Corporation показывает неплохие результаты.

— Фантастические! — глаза Финча загорелись. — За последние шесть месяцев мы выросли на сто восемьдесят процентов! Инвесторы просто сметают наши паи. На прошлой неделе мы выпустили дополнительную эмиссию на пять миллионов, раскупили за день!

Я кивнул, не выдавая своих истинных мыслей. Goldman Sachs Trading Corporation была одной из самых агрессивных финансовых пирамид нынешнего времени. Когда рынок рухнет, она обрушится в числе первых.

Рядом с баром стояла группа пожилых брокеров, обсуждающих международную ситуацию:

— Европа окончательно восстановилась после войны, — утверждал седовласый мужчина с тростью. — Германия выплачивает репарации, французы строят линию Мажино, англичане возвращаются к золотому стандарту.

— Европейские деньги текут в Америку рекой, — кивнул его коллега, — British American Tobacco вложила сто миллионов в наши предприятия. Royal Dutch Shell покупает американские нефтяные компании. Мы становимся финансовым центром мира!

Я едва заметно усмехнулся. Германия балансировала на грани финансового кризиса, а европейские инвестиции в Америку основаны на американских же кредитах. Классический замкнутый круг, который рухнет при первом серьезном потрясении.

Официант предложил нам коктейли из только что изобретенной смеси: джин «Бифитер», французский вермут «Нойи Прат» и оливка. Бармен назвал его «мартини».

— Интересный вкус, — заметил О’Мэлли, пробуя напиток. — Крепко, но изящно.

В углу зала развернулась шумная дискуссия о новых технологиях. Группа молодых брокеров обсуждала перспективы инвестиций в авиационные компании:

— Wright Aeronautical выросла на триста процентов за год! — восклицал невысокий блондин с усиками. — Авиация это новая железная дорога! Скоро люди будут летать из Нью-Йорка в Чикаго за несколько часов!

— А вы слышали про телевидение? — подключился к разговору другой. — Jenkins Television Corporation разрабатывает аппарат, который передает картинки по воздуху! Представляете — кино у себя дома!

— Все это прекрасно, — заметил стоявший рядом пожилой брокер, — но не забывайте основы. Люди всегда будут есть, пить, одеваться, жить в домах. Пищевая промышленность, текстиль, строительство — вот надежные инвестиции.

— Дедушкины методы! — фыркнул молодой авиационный энтузиаст. — Будущее за технологиями!

К половине девятого атмосфера в зале достигла пика эйфории. Шампанское лилось рекой, разговоры становились громче, а хвастовство — все более невероятным. Один брокер рассказывал, как купил целый этаж в строящемся небоскребе на Парк-авеню, другой — о яхте длиной сто двадцать футов, заказанной на верфях Коннектикута.

Я держал бокал в руке, но не пил. Рядом О’Мэлли также только изображал участие в веселье.

В этот момент к нам подошел Джеймс Спенсер, один из директоров Нью-Йоркской фондовой биржи. Крупный мужчина с внушительным животом и красным лицом, он держал в руке сигару «Монтекристо».

— Стерлинг, старина! — хлопнул он меня по плечу. — Слышал, вы даете довольно мрачные прогнозы некоторым клиентам. Не пора ли стать более оптимистичным?

— Я предпочитаю реализм оптимизму, — ответил я, встречая его взгляд. — Особенно когда реализм может спасти людям деньги.

— Ах, бросьте! — Спенсер затянулся сигарой. — Мы переживаем величайший бум в истории человечества! Вы слишком серьезны для такой вечеринки. Расслабьтесь, выпейте еще шампанского.

Часы в углу зала пробили девять. Вечеринка достигла апогея, но я чувствовал, что пора уходить. Слишком много самодовольства, слишком много слепой веры в бесконечное процветание. Эти люди танцевали на краю пропасти, не подозревая, что через несколько недель многие из них потеряют все.

— Пора, — тихо сказал я О’Мэлли.

— Согласен, босс. Много чести для одного вечера.

Мы незаметно направились к выходу, когда нас окликнул молодой брокер по имени Дженкинс, тот самый, который хвастался своими заработками на RCA:

— Мистер Стерлинг! — он подбежал к нам, слегка покачиваясь от выпитого шампанского. — Можно задать вопрос? Говорят, вы самый умный финансист на Уолл-стрит. Что думаете о моей стратегии с Radio Corporation?

Я остановился и внимательно посмотрел на него. Парень молод, не больше двадцати пяти, с честными глазами и открытым лицом. Скорее всего, выходец из небогатой семьи, пробившийся в финансовый мир благодаря способностям и трудолюбию.

— Мистер Дженкинс, — осторожно начал я, — могу дать вам один совет. Никогда не инвестируйте больше, чем можете позволить себе потерять. И никогда не занимайте деньги под залог акций для покупки тех же акций.

— Но все так делают! — возразил он. — Маржинальная торговля — это нормальная практика!

— Нормальная, пока рынок растет, — я положил руку ему на плечо. — А что будет, если он начнет падать?

— Не начнет! — уверенно заявил Дженкинс. — Экономика слишком сильна. У нас есть радио, автомобили, авиация, электричество. Америка никогда не была так богата!

Я посмотрел в его молодые, полные веры глаза и понял, что переубедить его невозможно. Как и остальных в этом зале.

— Желаю удачи, — тихо сказал я и направился к выходу.

На улице прохладный октябрьский воздух показался освежающим после душной атмосферы яхт-клуба. Мартинс уже ждал с открытой дверцей Packard.

— Домой, босс? — спросил О’Мэлли, устраиваясь на заднем сиденье.

— Нет, в банк — я поглядел в окно на огни ночного Нью-Йорка. — И, Патрик?

— Да, сэр?

— Больше никаких вечеринок до Нового года. У меня нет сил наблюдать, как люди празднуют приближение собственной гибели.

О’Мэлли молча кивнул, понимая мое настроение. Автомобиль плавно тронулся с места, увозя нас прочь от храма финансового безумия, где сотни людей продолжали танцевать на краю пропасти, не подозревая, что музыка вот-вот оборвется.

Через полчаса автомобиль остановился перед величественным зданием First National Bank на углу Уолл-стрит и Бродвея. Даже в девять вечера окна верхних этажей светились. Банкиры работали допоздна, пытаясь справиться с растущими проблемами.

— Подождите здесь, — сказал я Мартинсу. — Встреча может затянуться.

О’Мэлли вышел вместе со мной.

Ночной охранник, пожилой ирландец с седыми усами, узнал меня и кивнул:

— Добрый вечер, мистер Стерлинг. Мистер Крэнстон ожидает вас в кабинете. Лифт справа.

Джордж Крэнстон, управляющий директор First National Bank, был одним из немногих банкиров, которые понимали истинное положение дел. Высокий, худощавый мужчина шестидесяти лет с проницательными серыми глазами, он начинал карьеру еще до паники 1907 года.

Его кабинет на восьмом этаже представлял собой образец консервативного вкуса: темно-зеленые стены, массивный дубовый стол, книжные полки с кожаными томами по экономике и банковскому делу. Единственным современным элементом была новейшая модель телефона с несколькими линиями.

— Стерлинг, — Крэнстон поднялся из-за стола, протягивая руку. — Спасибо, что пришли так поздно. Ситуация требует немедленного обсуждения.

— Судя по тому, что вы созвали совещание вечером, дела плохи, — я пожал его сухую, но твердую ладонь.

— Хуже, чем плохи, — он указал на кресло напротив стола. — Налить виски? Боюсь, нам обоим понадобится.

Крэнстон достал из сейфа бутылку односолодового шотландского виски Macallan восемнадцатилетней выдержки и два хрустальных стакана. Налил щедрые порции и придвинул один стакан мне.

— Что именно вас беспокоит? — спросил я, хотя и подозревал ответ.

Крэнстон открыл массивную папку из черной кожи и достал несколько документов:

— Посмотрите на эти цифры. Объем непогашенных маржинальных кредитов в нашем банке достиг восьми с половиной миллионов долларов. Это втрое больше, чем год назад.