Инженер Петра Великого 3 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 24

Карета все так же уныло ползла по колдобинам. За окном тянулись тоскливые осенние виды — голые деревья, серые поля, редкие деревушки с покосившимися избами. А в голове у меня уже вовсю полыхали разноцветные огни, взлетали в небо огненные драконы, распускались диковинные цветы. Задача, поставленная государем, была чертовски сложной. Главное — чтобы хватило времени, материалов и… фарта. Без него в таких делах никуда. А еще — чтобы мои основные проекты в Игнатовском не слишком пострадали от этой царской «потехи». Ведь бездымный порох и «Смирновки» были куда важнее для будущего России, чем самые распрекрасные огненные забавы.

Усадьба встретила меня своей обычной тишиной, которую только изредка нарушал собачий лай. Солнце уже давно завалилось спать, и только тусклый огонек из окон барского дома да пары караулок пробивался сквозь сгущающуюся темень. Орлов лично встретил меня у ворот. Коротко доложил: никаких ЧП, периметр на замке. Я про себя хмыкнул — этому церберу можно было доверять, как себе самому, служба у него была поставлена так, что комар носа не подточит.

Когда я, отряхиваясь от дорожной пыли, вошел в дом, из полутемных сеней беззвучно вынырнула Любава. Эта девка, которую мне Брюс приставил «по хозяйству», так и оставалась для меня какой-то загадкой. Тихая, как мышь, незаметная, порхала по дому, как тень, умудряясь поддерживать в моей холостяцкой берлоге какой-никакой порядок и уют, и при этом ни разу не сунулась с дурацкими вопросами или пустыми разговорами.

Сейчас она молча сняла с меня тяжелый дорожный кафтан, помогла стянуть сапоги. Двигалась она привычно, с какой-то неуловимой ловкостью, и от ее движений веяло чем-то успокаивающим. Я невольно поймал себя на мысли, что ее молчаливое присутствие стало уже частью моей жизни в Игнатовском.

Пока я, кряхтя и отфыркиваясь, умывался ледяной водой из медного таза, который она тут же подсунула, Любава уже вовсю шуршала на кухне. Не успел я толком обтереться, как на столе в моей небольшой столовой, которая по совместительству была и кабинетом, уже дымилась миска наваристых щей, лежал добрый ломоть черного хлеба да стоял кувшин с холодным, аж зубы сводило, ядреным квасом. Еда — проще не придумаешь, но после долгой дороги и питерской суеты она мне казалась вкуснее любых заморских яств.

Я ел на автомате, почти не разбирая вкуса, голова была забита совершенно другим. Фейерверки, иллюминации, соли стронция, схемы ракет, расчеты зарядов… Я машинально макал хлеб в щи, запивал все это дело квасом, а сам уже прикидывал, где в Игнатовском можно будет безопасно проводить эти пиротехнические эксперименты. Подальше от пороховых цехов — это и ежу понятно. Подальше от жилых домов — тоже обязательно, чтобы не перепугать местных до икоты. Нужно было найти какую-нибудь просторную поляну в лесу, на отшибе, желательно с подветренной стороны, чтобы дым и вонь от горящих составов не тянуло на усадьбу. И, конечно, оцепить это место так, чтобы ни одна живая душа, кроме меня, Федьки и Гришки, туда и носа сунуть не могла. Охрана, охрана и еще раз охрана. После недавнего нападения наемников я стал настоящим параноиком в вопросах безопасности, и это, пожалуй, было единственно верной реакцией в моих-то обстоятельствах.

Любава тем временем так же бесшумно убрала со стола грязную посуду, подлила мне квасу.

— Спасибо, Любава, — буркнул я, поднимаясь из-за стола. — Все было очень вкусно. Иди, отдыхай.

Она лишь чуть заметно кивнула и так же тихонько выскользнула за дверь. А я снова засел за свои расчеты. Нужно было составить подробный список необходимых химикатов для Брюса, причем так, чтобы не слишком «светить» свои секреты. Придется зашифровать некоторые названия, использовать какие-нибудь алхимические словечки, чтобы, если список попадет не в те руки, никто и не понял, о чем речь. Потом — чертежи ракет, «бенгальских огней», «фонтанов». Нужно было продумать конструкцию запалов, систему крепления пиротехнических фитилей на щитах для «огненных картин». Работы — непочатый край, а времени — в обрез. Новый год неумолимо приближался.

До самых петухов я ковырялся в своих бумагах. Голова трещала от цифр, формул и чертежей. Я уже не помню многое из химии, поэтому было тяжко. Список химикатов для Брюса рос и пух, как на дрожжах — чем глубже я закапывался в эти пиротехнические дебри, тем больше всякой экзотической дряни мне требовалось, чтобы забабахать по-настоящему крышесносное зрелище. Усталость валила с ног, глаза слипались.

Наконец, когда огарок свечи в подсвечнике совсем уж догорел, а за окном начало сереть, я решил, что на сегодня хорош. Отдал последние указания Орлову, который, несмотря на глухую ночь, был на посту. Приказал ему с утра пораньше присмотреть подходящую полянку — подальше от жилья и пороховых цехов, да еще и охрану по всему периметру усадьбы усилить, особенно вокруг моих «секретных» объектов. Мало ли что.

Выжатый как лимон, я поплелся в свою комнату, мечтая завалиться спать хотя бы на пару часов. Только-только успел расстегнуть ворот рубахи, как тишину ночи разорвал такой грохот, что стены барского дома затряслись, а стекла в окнах задребезжали, готовые вот-вот посыпаться. Невероятно мощный взрыв, от которого уши заложило, заставил меня подскочить на месте. Сердце бешено заколотилось в груди.

Первая мысль — налет! Опять эти головорезы, или кто похлеще нарисовался? Но звук взрыва был другой, не похожий на ружейный залп или разрыв гранаты. Это было что-то другое.

Я рванул к окну, одним махом сдергивая тяжелую штору. То, что я увидел, заставило замереть. В той стороне, где мы с таким трудом и такими предосторожностями отгрохали новый корпус для производства бездымного пороха, где только-только наладили эту чертову нитрацию и стабилизацию, полыхало гигантское пламя. Языки огня жадно лизали деревянные стены, взлетая высоко в ночное небо и окрашивая все вокруг в зловещий, багровый цвет. Густой черный дым, клубясь и переваливаясь, валил столбом, застилая звезды. Картина была — чистый апокалипсис.

Мое самое секретное и важное детище на моих глазах, превращалось в труху и пепел. Все мои труды летели коту под хвост.

Усадьба проснулась, охваченная ужасом.

Глава 10

Вонища и едкий дым всё никак не рассеиваются над Игнатовским. Запах въелся в одёжу, в волосы, казалось, в самую кожу въелся, и ничем его было не вывести. Я стоял на краю здоровенной чёрной проплешины Ещё недавно тут красовался наш новенький пороховой цех — моя гордость. Теперь на этом месте торчали обугленные брёвна, криво топырились оплавленные железяки от моих хитроумных приблуд, ветер гонял по земле серый пепел вперемешку с ошмётками недогоревшей целлюлозы. Картинка похлеще любого Страшного суда. Руки сами в кулаки сжимались, а в груди ворочался холодный ком — эдакая смесь опустошения, горькой досады и бессильной ярости. Всё коту под хвост! Все расчёты, бессонные ночи, рискованные эксперименты, куча перелопаченных материалов — всё это к чертям собачьим взлетело на воздух из-за…

И из-за чего⁈

Рядом, понуро шмыгая носами, топтались два главных виновника этого «торжества» — Федька и Гришка. Мои верные помощнички, первые ученики, на которых я такие надежды возлагал! Сейчас они больше походили на двух побитых щенков, все в саже, глаза красные. Федька только и делал, что всхлипывал, утирая грязным кулачищем очередную слезу, а Гришка мрачно ковырял носком сапога головешки. Тошно на них было смотреть. И жалко до одури. Сами-то чуть на тот свет не улетели — Орлов со своими ребятами их считай из самого пекла вытащил, полуживых, наглотавшихся дыма, оглушённых.

— Ну что, орлы, — буркнул я, — выкладывайте еще раз. Всё как есть. Как на духу.

Они переглянулись. Федька не выдержал первый, опять завыл в голос, да так, что вороньё на ближайшей обгорелой берёзе и то шарахнулось.

— Пётр Алексеич, родимый наш… прости ты нас, окаянных… — мычал он сквозь рёв. — Бес попутал… Мы ж как лучше хотели…