Обнаженный Бог: Финал - Гамильтон Питер Ф. - Страница 22

— Как мелко — даже для вас.

— Присоединяйтесь к нам. Еще не поздно.

— Даже клише не меняются за пятьсот лет. Это многое говорит о роде человеческом, или вы так не думаете? Определенно это что-то такое, что мне нужно знать.

— Вы переходите к абстрактным концепциям. Ненависть к себе самому — общий признак больного рассудка.

— Если это я — нездоровая и ни к чему не способная, почему же в конечном счете неприятности у вас?

— Тогда перестаньте быть проблемой и помогите нам с решением.

— А мы вовсе не представляем собой проблемы. — Ее рука хлопнула по столу, заставив обе кофейные чашки подпрыгнуть. — Мы — народ. Если бы этот простой факт мог запечатлеться в вашем фашистском мозгу, тогда бы вы смогли посмотреть в ином направлении, в том, которое смогло бы положить конец нашим страданиям. Но это за пределами ваших возможностей. Чтобы думать в этом направлении, нужно быть гуманным. А после всех этих недель изучения я пришла к единственному определенному выводу — вы не гуманны. И никогда не сможете стать человечными.

— У вас нет ничего, никакой моральной основы, из которой можно расти. Латон и Гитлер были святыми по сравнению с вами.

— Вы воспринимаете свою ситуацию слишком уж лично. В конце концов, ясно, что вы едва ли сможете отступить от своей позиции. Для этого у вас смелости не хватит.

— Нет. — Она выпрямилась. — Но я могу совершить свой последний благородный поступок. И оградить флот Конфедерации от вашего так называемого таланта — это будет для меня достаточным достижением. Ничего личного, понимаете ли.

— Я могу положить этому конец, Жаклин. Теперь мы так близки к ответу.

— Посмотрим, как ваша рациональность вынесет реальность потусторонья. Вы сейчас испытаете каждый его аспект. Каково это — быть одержимым одним из его обитателей, жить в этом и с этим. А если вам действительно повезет — жить в качестве одержателя, вечно страшащегося того, что какой-нибудь удачливый живущий подлец вот-вот вырвет вас из этого драгоценного существования, полученного в награду, и отправит вас, издающего дикие крики, назад. Интересно, каков тогда будет ваш ответ?

— Он не изменится. — Гилмор улыбнулся ей печальной улыбкой потерпевшего поражение человека. — Это называется решимостью, способностью и предрасположенностью видеть вещи и события до самого конца. Каким бы неожиданным или разочаровывающим ни был этот конец. Не то чтобы каждый это знал. Но я остаюсь верным себе.

Встревоженная его решительным тоном, Жаклин начала протягивать к доктору правую руку. Сполохи белого огня отделились от ее запястья.

Альтернативы Гилмор придумать не мог. Было никак не избежать мучений. Он станет одержимым, или, еще вероятнее, ему нанесут такой ущерб, что тело его умрет, изгнав душу в потусторонье. И тут кончалась логика. Он верил — или считал, будто верит, — что существует путь из потусторонья. И все же его охватывало сомнение. Противоречивая, нечистая человеческая эмоция, которую он не выносил. Если существует путь через потусторонье, почему души остаются его пленниками? Больше никакой определенности не было. Ни для него, ни для здешнего мира. И Гилмор не мог этого вынести. Факты и морализирование были больше тех четких конструкций, которые составляли его мозг, они были его существованием. Если потусторонье действительно такое место, где отсутствует логика, тогда Пирс Гилмор не имеет никакого желания существовать там. А его собственная жертва хоть ненамного продвинет людское понимание. Такое знание было бы подходящей последней мыслью.

Он настроил процессор на вариант антипамяти. Рука Жаклин уже почти достала его, когда проекционная аудиовидеотумба с крышки его стола стала беззвучно распространять по офису ослепительный красный свет.

Шестьдесят минут спустя Мерфи Хьюлетт и его взвод взорвали дверь снарядом и бросились на помощь. Они обнаружили, что Гилмор упал на свой стол, а Кейт Морли лежит на полу перед ним. Оба были живы, но никак не реагировали на стимуляторы, что пытался применить к ним взводный врач. Как Мерфи позже заявил, отчитываясь о выполнении своего задания, оба представляли собой не более чем бодрствующие трупы.

18

Проделав четверть пути от безопасности маленького плато вверх к северной вершине, Толтон настроил свой телескоп на вестибюль звездоскреба. Сквозь купол, поддерживаемый белыми арками, еще прорывался водоворот темноты. Обвалившиеся куски здания раскидало по измятой лужайке, окружающей заброшенное строение. Он все ждал, что звуки бьющегося стекла одолеют это расстояние. Телескоп давал хорошее, четкое изображение, как будто Толтон находился всего в нескольких метрах. Поэт стряхнул с себя эту отвлекающую мысль, он все еще ощущал волну холода, проходящую через него всякий раз, когда над головой пролетало это чудовище.

— Это странник. — Толтон отодвинулся и дал Эренц посмотреть в окуляр.

Она с минуту изучала увиденное.

— Ты прав. И набирает скорость.

Посетитель срезал себе путь между дымящимися развалинами строений, оставляя за собой глубокую борозду. Теперь он пересекал лужайки, лежащие позади. Росшие пучками розовые травяные стебли вокруг него становились черными, как будто бы их подпаливали.

— Движется достаточно плавно — и при этом быстро. С такой скоростью он должен через пять-шесть часов достигнуть южной вершины.

— Как раз то, что нам нужно,— проворчала личность. — Еще один мерзавец, паразитирующий на нас. Нам толькоследует уменьшить производство питательной жидкости до минимума выживания, поддерживать нейтральный уровень жизни. Целые годы уйдут у нас на то, чтобы восстановить разрушенное.

Теперь с Джербы прибыли уже восемь зловещих посетителей; трое из них прилетели. Они безошибочно направлялись к южной вершине, точно так же, как это сделали первые и самые крупные. Те, которые продвигались по земле, оставили за собой четкий след в виде погибшей растительности. Когда они достигли вершины, они прокладывали себе путь через полипы — и проникли в артерии, которые питали гигантские органы, всасывая питательную жидкость.

— Скоро мы сможем их всех выжечь, — сказала Эренц. — Огнеметы и зажигательные торпеды действуют отлично. Ты будешь о'кей.

Взгляд, которым Толтон наградил ее, восполнил недостаток сродственной связи. Толтон снова склонился над телескопом. Посетитель с хрустом пробирался через лесок. Деревья качались и валились на землю, сломанные у основания. Кажется, это существо не способно обходить что-либо.

— Эта тварь чертовски сильна.

— Да, — в голосе Эренц прозвучало беспокойство.

— Как продвигается сигнальный проект? — Толтон задавал этот вопрос по нескольку раз в день, боясь, как бы не пропустить какое-нибудь удивительное открытие.

— Большинство из нас работает над тем, чтобы произвести и сразу же пустить в действие это оружие — прямо сейчас.

— Вы не можете от него отказаться. Не можете! — Толтон произнес это громко, чтобы существо слышало.

— Никто и не сдается. Главная команда физиков вовсю действует.

Эренц не сказала ему, что проект застрял у пяти теоретиков, которые большую часть времени проводят в спорах о том, как двигаться дальше.

— Тогда — о'кей.

— Приближаются еще двое,— предупредила личность.

Эренц бросила на уличного поэта поспешный взгляд. Он уже снова занялся телескопом, следя за движениями посетителей, все еще бродящих по травянистой равнине.

— Нет нужды сеять панику среди остальных.

— Никакой.

Эти твари прибывали со скоростью примерно по одному в каждые полчаса, с тех пор как Эренц совершила свой губительный налет на Джербу. Личность теперь была обеспокоена своей способностью поддерживать чистоту среды в обиталище. Каждый вновь прибывший неизменно пробивал себе путь в звездоскреб, затем долго молотил по внутреннему помещению башни. До сих пор аварийные перемычки между перекрытиями это выдерживали. Но, если вторжение будет продолжаться с той же скоростью, неизбежно образуется пробоина.