Гений АЗЛК (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 18

— Ничего, — откровенно ответил Житков. — Сам ещё только осматриваюсь.

— Не забудьте. С 1 июля я — счастливый советский безработный в поисках нового поприща. Собственно, уже сейчас присматриваю место.

Ушёл из министерства с гадким ощущением, что Анатолий намеревается держать меня на АЗЛК куда дольше, до моего инфаркта. Ничего. 3 месяца у меня прописаны в контракте, экземпляр находится в министерстве, другой в кадрах, третий у меня дома, хранимый в тайнике не менее тщательно, чем итальянские лиры от покойного товарища коммуниста и золото ушедшей супруги.

На завод не вернулся и сразу газанул домой, в свою, пусть съёмную квартиру. Машка устроилась в институт на вторую смену, Валя на АЗЛК — на первую и только на полставки, Мариночка не окажется одна.

По пути увидел сонного ГАИшника, опиравшегося пятой точкой на старый М-408 и проводившего мутным взглядом «копейку» не с московскими номерами, в голову залетела очевидная мысль: дать взятку районной милиции. Перепишу им на баланс в качестве «шефской помощи» один трудноликвидный М-412 с самым ржавым кузовом, перекрасят кисточкой в жёлто-синий, сойдёт. Помогу подшаманить их «москвичи»-покойники, чуть пожертвовав запчастями. Зато пришлют патруль на территорию завода — наводить порядок, гонять пьяных, задерживать несунов. И в ОБХСС не все же насквозь продажные, посажу молодого честолюбивого опера к Зинаиде, пусть вскрывает уродливые язвы прежнего правления. Мне нужен самый объективный и самый скверный баланс предприятия на 1 апреля 1979 года как база для отсчёта, чтоб к 1 июля, началу 3-го квартала и дню моего увольнения, прогресс был виден налицо.

12 000 «москвичей», без нескольких штук, завтра же отправятся по таксопаркам страны. Пусть с отсрочкой платежа на месяц, расхватывайте, больше такой халявы не будет. Если у ГАЗа начнётся затык с поставками «волг» на те же таксопарки, упс, становитесь в очередь желающих отстрелить мне голову, очередь длинная. Зато самые большие дыры закрою.

На самом деле, денег хватит, если их не красть столь масштабно.

Уже на подъезде к дому вдруг вспомнил, хлопнул себя по лбу, едва на красный не проскочил. На АЗЛК трудится Эрнест Сергеевич Цыганков! Тот самый, что готов был об заклад биться, что не пропустит меня никуда, а теперь ставший моим подчинённым. Не удивительно, что тихарится, не попадается на глаза.

А ведь это один из самых честных людей на заводе, достаточно вспомнить историю с польскими злотыми. «Москвичи» и москвичистов знает лучше любой энциклопедии. Если удастся вернуть с ним нормальные отношения, этот мужик будет одним из столпов, на кого смогу опереться. Гонщик с гонщиком найдёт общий язык!

Глава 8

Трудовые будни — как на фронте

После второй недели директорства на АЗЛК я уже твёрдо знал: рулить таким предприятием и не нарушать законы так же физически невозможно, как летать быстрее скорости света. Начинал понимать предшественника: если всё равно одной ногой в тюрьме, чего мелочиться?

Валентина доложила, что производственная санитария в цехах и в складских помещениях не выдерживает никакой критики — ни по загрязнённости воздуха, ни по его температуре/влажности, ни по освещённости. Статистика по профзаболеваниям искажена, навскидку их гораздо больше, чем на МАЗе. То есть нужно или закрывать завод, или сажать гендиректора за незакрытие. Впрочем, остановка конвейера тоже не спасёт, ибо будет квалифицирована как злоупотребление служебным положением, нанёсшее экономике СССР существенный ущерб. Может, взять больничный до 1 июля? Увы, не в моём стиле.

— Спасай меня от уголовки, родная!

Естественно, просьбу озвучил наедине и при выключенном селекторе. Через стол говорил, она, завидев моё замученное состояние, не подходила близко, не касалась бедром, хоть в Москве это гораздо безопаснее, чем в Минске, Марианна Витальевна ни за что бы не пропустила посетителя без доклада по селектору. Валя дарила себя по субботам, когда Мариночка была уже покормлена и спала, а Маша отправлялась на занятия. Кроме минут плотского счастья и нервного, прерывистого ночного сна практически не отдыхал, в выходные занимался благоустройством, едва же переехали. На рабочем месте моя подруга-врач была скорее частью трудового коллектива, чем семьи, правда, наиболее доверенной частью.

— Чем тебе помочь?

— Пиши пространнейшую докладную на моё высочайшее имя с программой срочных мер по охране труда. Марианна облечёт её в форму челобитной в горком и в министерство. Мол, средств нет из-за тотального ограбления завода предшественником, а пролетариат страдает, болеет. Гегемон в опасности. Едва не скатился до революции, размахивая разводным ключом. Сама понимаешь, про ключ не надо.

— Понимаю. Жаль, с ключом колоритно. Ты — монстр, никогда не подозревала, что умеешь драться как профессионал. Ладно, сделаю быстро. Серёжа! В воскресенье команда Цыганкова собирается. Поедем?

Хотел было отказаться, предпочёл бы поспать… и согласился! Иначе загоню себя вконец. Заодно возьму Эрнеста в оборот.

Как с санитарией, так же классно обстояли дела с очистными сооружениями, какахи прямым потоком сливались в Москву-реку, с электробезопасностью, с техникой безопасности на металлообработке, на погрузочно-разгрузочных работах. Ровно как с Валей, я прикрывался письмами в вышестоящие инстанции с криком «караул», тем самым перекладывая ответственность и раздражая чиновников, предшественник крал, не отсвечивал и не беспокоил, идеальный руководитель!

И всё же на третьей неделе, как мне показалось, за тёмными тучами промелькнула полоска голубого неба.

Во-первых, сформировался новый управленческий костяк. Житков бессовестно сманил ко мне несколько человек с Ижмаша, всё равно за тот завод отчитывается Министерство обороны, в том числе Николая Ивановича Слесаренко, человека гораздо старше и опытнее меня, занявшего должность первого зама, подозреваю — основного кандидата в преемники. Сохранили должности все, а некоторые даже повысились, из числа участников памятного совещания при прежнем Генеральном, не поддержавших верховное начальство в забрасывании меня фекалиями. Беседовал с каждым. Не то чтобы чисты как агнцы, какие-то крохи получали с мутных схем, зато понимали: так больше жить нельзя, и я — как раз тот, кто способен изменить бордель к лучшему.

Меня поддерживали в главном: остановить производство заднеприводных, использовав все заготовки кузовов, далее для М-412 и его родственников клепать только запчасти, перевыполняя план: они гораздо выгоднее машин в сборе. Второе: максимально нарастить выпуск М-2140, подтянув качество без повышения себестоимости, только за счёт оптимизации. И третье: начать подготовку к выпуску М-2150, с которой пока не определились.

20 апреля, как раз заканчивалась третья неделя моего царствования, я собрал конструкторов, раскиданных по другим подразделениям, в основном — молодых, многие ветераны возмутились предложением о перемещении и уволились по собственному либо на пенсию.

— Товарищи! Последние годы вы занимались абы чем, в свободное время от основных заданий становились к кульману и рисовали машины, которым никогда не суждено быть воплощёнными в металле. Звучит парадоксально, но я предлагаю продолжить в том же формате. Вы продолжаете выполнять на нынешних местах работу, крайне необходимую для спасения и выживания завода, и одновременно поднимаете проект, способный попасть на конвейер и заместить 2140. Представляю вам Екатерину Журавлёву, моего соавтора по седану «березина». Из-за достаточно нелепого конфликта, возникшего не по её вине, фамилия Журавлёвой не значится среди создателей машины, прошу поверить на слово, без её участия белорусская 3101 не получила бы столь пропорциональных и выверенных форм.

Катька приехала в «мужском» виде. Коротко стриженая и снова седая, но с ярким макияжем и длинными бижутеринами в ушах, она была женщиной от макушки и до воротника салатового свитера. Ниже принадлежность к сладкому полу выдавали лишь две выпуклости впереди, маскированные мешковатым трикотажем, и ухоженные руки с идеальными ногтями. Штаны, широкие как у матроса, а также ботинки без каблука были унисекс и совсем не секс. От соблазнительницы, целовавшей меня в Париже и прижимавшейся голышом в море у Марселя, не просматривалось ничего.