Трон галактики будет моим! (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 8

Ну, как же, помню из уроков истории об этой легендарной персоне. На каждой планете найдётся городок с таким названием. И из жизни в Пантеоне помню. Кажется, он построил первый корабль как раз между изобретением радио и запуском первого ядерного реактора. О других подробностях история умалчивает. Тёмные века.

— А что случилось? — спросил я. — Почему всё в упадке?

— Послевоенная разруха, — пожал плечами Семёныч. — Денег не стало. А с тех пор как на имперский акведук пираты грузовую баржу уронили, так тут теперь жизни и вовсе нет, без воды-то. Ну, все и разъехались. А пиратским родам из Княжьего Порта процветающая Гербера ни к чему. И так дети старых дворянских родов к ушкуйникам простыми абордажниками идут от безысходности. Другого достойного дела им здесь нет.

Вото оно как. Ничего себе повороты внутренней политики. Впрочем, стоило ожидать.

— А ты, Семеныч, сколько тут уже исполняешь обязанности? — спросил я.

— Двадцать лет скоро, — отозвался Семеныч отпирая двери в башню связи.

— Ого, — поразился я. — Ветеранский срок почти отмотал!

— Так это уже второй, — усмехнулся Семёныч. — Краснознаменный вакуумно-пехотный полк имени принца Александра, от звонка до звонка, выслужил.

Точно. А должность эту типа хлебную Семёныч по ветеранской квоте и получил. Кто-ж тебя так в армии-то невзлюбил Семёныч, что отправил тебя мести песок в пустыне? Хуже, наверное, только снег на ледяных спутниках мести.

Между тем Семёныч установил связь:

— Восточная Гербера, космодром Королёв говорит.

— Слушаю вас, Королёв.

— Лоханку часом не теряли?

— Вот чёрт! Он рядом с тобой свалился? Видишь их? Выжившие есть?

— Танцуй рванина, все живы, даже пузо не поцарапали. Сели прямо на космодром, ждут помощи.

— Семёныч! Я тебя поймаю и, расцелую, несмотря на то, что ты борода небритая! Высылаем транспорт! Их тут ищут уже все.

— Ждём, — отозвался Семёныч и прервал связь. — Ну вот, скоро вас отсюда и вытащат. Пошли, народ обрадуем.

Пока мы ходили, ветер нанес на бетон заметные барханчики.

— Тяжело здесь, на космодроме одному-то? — прищурился я.

Семёныч плечами только пожал:

— Двадцать лет я его подметаю, — Семёныч пожал плечами. — И ещё двадцать буду, если придётся. Порядок — есть порядок. Космодром должен быть готов принимать корабли.

— Так получается, это ты нас спас, Семёныч, — вдруг понял я. — Если бы ты эту полосу не расчистил, разбились бы мы сегодня в пустыне — вот и всё.

— Да ладно, скажешь тоже, — отмахнулся он. — Кто там сажал эту развалюху, вот зверь — человек, без нервов. Я-то видел. Я бы так не смог.

— Ха! — усмехнулся я. — Спасибо на добром слове.

— Так это ты, что ли был? — нахмурился Семёныч. Потом улыбнулся: — Ну, летаешь ты точно как бог, Александр. Могуч.

— Стараюсь. — усмехнулся я. — Очень жить хотелось.

— Если человек жить хочет, его ничто не остановит, — рассудительно заметил начальник космодрома.

— Вообще, — заметил я. — Тебе за это дело имперское достижение положено, Семёныч.

— Может и положено, — Семёныч пожал плечами. — Только это полным имперским служащим, положено, а я тут просто обязанности исполняю. Обойдусь. Я уж несколько лет забесплатно тружусь, имперской валюты никто не присылает.

Я внимательно посмотрел на этого упертого мужика. Явно с самых низов выбился, землю драл, пробивая себе путь. Человек, на которого можно положиться, надежный и верный, соль Империи.

Он и без награды обойдется.

Но я не обойдусь.

Я обязан наградить Семеныча, хотя бы за то, что он принца крови спас, то есть меня лично. Имею право. И имею намерение. Он не только меня спас, он всех этих людей спас.

Я довольно легко по запросу в административную базу космодрома определил зарплатный счет Семеныча и перевел ему половину полученных имперок — пятнадцать тысяч. Может, Империя всего и не замечает. Но я это видел, и награды это достойно.

Семеныч вдруг встал на месте, Илья чуть в спину ему не врезался.

— Случилось что, Семеныч? — равнодушно поинтересовался я.

— Я премию получил, — глухо произнес Семеныч.

— Так это же хорошо?

— Из наградного фонда принца Александра Леонова, — выговорил Семеныч. — А такой фонд есть, что ли?

— Ну, значит есть, — я похлопал Семеныча по плотному плечу. — Вот видишь. Империя все видит.

— Выходит, что так, — медленно произнес Семеныч и с подозрением поднял глаза к небу. Словно оттуда за ним кто-то мог зорко наблюдать.

А я сам тут же получил достижение «Награждающий», Первого уровня'. О как. Ещё достигушка. Неплохо! Что-то я сегодня прямо разошёлся.

Октавия ждала меня у входа в зал ожидания. Ого, даже больного покинула.

— Чего-то ждешь, Октавия? — крикнул я еще издалека.

— Где вы были, господин рыцарь?

— Беспокоишься за меня? — усмехнулся я. — Зря. У меня все под контролем.

— Не смею сомневаться, господин рыцарь, — скептически скривила бровь Октавия.

Семёныч искоса глянул на Октавию и бросил:

— Хороший у вас андроид, рыцарь Александр. Дорогой.

— Так и есть, — отозвался я. — Не жалуюсь. Хотя бывает той ещё врединой.

А Октавия вдруг насторожившись замерла на месте.

— Господин рыцарь, — произнесла она. — Внимание. Наблюдаю неустановленный органический объект. Быстро приближается.

Я резко развернулся на месте и увидел, что Октавия права.

Вот блин!

Глава 4

Тысяча наследных принцев

Я обернулся, увидел приближающуюся опасность и усмехнулся.

Это оказался тот самый броненосец, что притворялся дохлым на бетоне космодрома. И теперь вполне живо ковылял прямо к нам, явно с недобрыми намерениями вымутить у бестолковых человеков чего вкусненького.

— Ага. Вот оно что, — усмехнулся я. — Ложная тревога. Местная живность пожаловала.

Зверушка клацая когтями по бетону перебралась в тень отбрасываемую неподвижно замершей Октавией и завалилась там на бок, тяжело дыша. Устал и запарился бедолажка. Октавия настороженно покосилась на него и брезгливо отодвинула ногу:

— Это ещё что?

— Это местный, — определил я. — Эндемик. Герберский хамелеоновый броненосец. Вроде был когда-то вымирающий вид.

— Ага, как же, — буркнул Семеныч. — Вымрет он. Эта сволочь ещё нас всех переживет. Всю изоляцию мне с проводов сгрыз… Ладно хоть самец, держит территорию, а то бы они тут расплодились и живьём меня съели.

Зверек, уловив что говорят о нем, приподнял забавную лопоухую голову и уставился на нас глазами-бусинками. Цвет чешуи на его теле медленно менялся с песочного на белый цвет бетона под ним.

— Он опасен для автоматов? — настороженно поинтересовалась Октавия.

— Ещё как, — сварливо отозвался Семеныч — Всю технику мне попортил, всё сгрызть пытался, а что не сгрыз, то поцарапал. Да ты его не бойся, солнышко, пинай сразу, прям от души. Он хоть и крепкий, да легкий, гордая птица. Пока не пнешь — не полетит. Если долбанешь его посильнее, станет фиолетовым.

— Не надо никого долбать, — предупредил я. — Зверушка прикольная, у меня в детстве одно время такой же был.

Октавия настороженно следила за зверьком.

— Он мне не нравится, — проговорила она наконец. — Какой-то он странный, эндемик. Не удивлюсь, если он оставляет радиоактивный помет.

— Это запросто, — усмехнулся Семеныч. — Лично видел, как он ракетное топливо лакал.

Потом Семеныч выпрямился, прищурился глядя в даль:

— Так. А это, похоже, за вами едут.

И Семеныч был, конечно, прав. На поле космодрома ворвалась стая взметающих за собой пыль глайдеров. Это неслись близкие наших пассажиров, добравшиеся сюда личным наземным транспортом. Они кучей запарковались у зала ожидания, из которого высыпала им навстречу толпа пассажиров, и две кучи людей смешались.

— Ну, начинается, — усмехнулся Семеныч.

Из понаехавшей толпы выскочила жена Ильи, кинулась ему на шею, зарыдала:

— Илюша! Живой! А нам уже сказали, что вы разби-и-ились!