Начало всех Начал - Никитин Юрий Александрович - Страница 55

— Господи! — взмолилась она горячо. — За что мне такая участь? Чего я бегу, когда от них все равно не скрыться? Не проще ли сесть и дождаться, когда их дубины обрушатся на мою голову?

И вдруг она с удивлением и страхом услышала тонкий детский голосок из своего чрева:

— Мама, беги еще!.. Прячься!.. Я поспешу прийти на помощь…

Она прошептала в ужасе:

— Ты?.. Мой ребенок? Но тебе еще рано…

— Что делать, — ответил голосок, и ей показалось, что он стал чуть звонче, — если надо…

Она из последних сил бежала, упала, доползла до темных в ночи скал, а там кое-как, теряя сознание, заползла под ветви кустарника, пробралась в щель, уже там потеряла сознание. Очнувшись, слышала наверху грубые голоса, брань. Ее искали, потом начали расшвыривать камни, догадавшись, что она таится где-то в щели.

Их шаги были все ближе, когда она ощутила начало схваток. Сжав зубы, чтобы не выдать себя криком, она задержала дыхание, натужилась и ощутила, как ребенок начал выкарабкиваться на свет. Снова боль, затем облегчение. Она лежала без сил, потом с великим трудом приподнялась и… онемела, несмотря на смертельное изнеможение.

Ребенок сам перегрыз пуповину, на глазах светлел, а когда она протянула к нему руки, сказал торопливо:

— Быстрее покорми меня!

Она прижала его к груди, он сосал быстро и жадно, но грохот раздавался все громче. Скалы раздвинулись, в темном проходе показались две гигантские фигуры.

Огромный бородатый мужчина захохотал злорадно:

— А, вот ты где! Далеко же заползла…

Ребенок оторвался от груди, сглотнул молоко. Глаза его были не по-детски серьезными, а голос прозвучал сурово:

— Но ты отсюда даже уползти не сумеешь.

Великан раскрыл рот. Ребенок выпрямился, он на глазах становился крепче, выше, а в лице проступила злая решимость. Мужчина с хохотом подошел ближе и протянул руку.

— Это что за козявка? И как она разговаривает?

— Я разговариваю, — подтвердил ребенок. — А вот ты сейчас замолчишь.

Мужчина захохотал, из темноты раздался злой крик:

— Ты чего ржешь?

Мужчина ответил с хохотом:

— Есть над чем! Иди сюда, тоже расхохочешься!

— Нашел?

— Нашел, — ответил мужчина с хохотом, больше похожим на рев, он вытер выступившие слезы, — не поверите, но тут разговаривающая козявка… тебя как зовут, малец?

— Мафусаил, — ответил ребенок. — Меня отец и мать собирались так называть. Значит, я он и есть.

Мужчина перестал хохотать и, схватив его обеими руками, поднял к своему лицу. Ребенок неуловимо быстро вывернулся, ударил ногой в горло бородачу. Тот захрипел и начал сползать по скале.

Руки его разжались, ребенок упал на землю, но не успела Адни броситься к нему на помощь, как он извернулся, выхватил из-за пояса бородача острый нож.

В пещеру ворвались двое, глаза их заблестели, когда увидели беспомощную женщину. Один бросился сразу к ней, второй в полутьме, слабо освещаемой светом трепещущего огня факела, споткнулся о труп бородача.

— Погоди, — сказал он озабоченно, — что с братом…

Первый отмахнулся нетерпеливо:

— Потом! Сперва потешимся с этой девкой, а потом…

Второй не ответил, а Адни расширенными глазами смотрела, как в темноте блеснуло лезвие и разбойник начал сползать по стене точно так же, как и бородач.

Первый разбойник повалил Адни и с жадным сопением начал задирать ей платье на голову. Он только всхрюкнул, когда острие ножа вонзилось ему в шею по самую рукоять.

Адни прошептала, не веря своим глазам:

— Как ты сумел?

— А что оставалось? — ответил ребенок по-взрослому. — Либо умереть, либо возмужать раньше времени. Дети бедных взрослеют рано… Ведь мы бедные, мама?

Она прошептала печально:

— Очень, сынок.

— Вот видишь, — сказал он угрюмо. — А родись я у богатых, то до женитьбы в песочке бы играл! Ладно, я не один, кто не знал счастливого детства, кого лишили детства… Пойдем, мама? Обопрись на меня. Дети должны быть опорой родителей.

Она воскликнула:

— Откуда ты все это знаешь?

Он хмыкнул:

— А отец мой Енох? Он же замучил тебя нравоучениями! Тебе что, могла и убежать, а мне только и оставалось, что сидеть во тьме и слушать. Ну, я мог еще и плавать, но там не расплаваешься, а он зудит и зудит, ровно муха в паутине… Так что наслушался на всю оставшуюся жизнь. Хочешь, я и про Адама и Еву в саду расскажу?

Она отшатнулась:

— Не-е-ет! Я тоже наслушалась на всю оставшуюся. Лучше скажи, откуда тебе ведомо про мух и паутину? Плавал, я еще понимаю… Тоже от Еноха?

Он чему-то хихикнул:

— Нет, тот дядька сказал про Еноха. Ну, который к тебе по ночам прилетал. Который толкался так сильно.

Она заговорила торопливо, голос был смущенным:

— Давай быстрее уходить отсюда. А то, не ровен час, явятся еще всякие… Пойдут искать этих…

— Не придут, — сказал он рассудительно.

— Почему?

— Разбойники друг друга не ищут, — объяснил он по-взрослому. — Это соратники ищут, но не сообщники.

— Ох, ты еще и умный…

— Это отец у нас умный, — пояснил он. — Он мудрец, не знала? Лучше подождем здесь до утра. За это время разбойники точно уйдут. Справа город Каинана, а за теми холмами несколько городов семени Иареда. Они увидят огонь в ночи и обязательно придут посмотреть…

Она вздохнула.

— Как скажешь. Ты мужчина, тебе виднее.

— Да, мама. Отдыхай.

— И ты отдыхай, — сказала она заботливо. — Тебе не надо, надеюсь, после богатырского подвига отдыхать по трое суток? И все трое суток искать в твоей головке?

— Мама, — ответил он с неудовольствием, — старые богатыри до того наотдыхались, что чудищ расплодилось, как муравьев. Нам, молодым да ранним, отдыхать некогда. Со мной пришло новое поколение героев!

Он лег у ее ног, уже не младенец, но все-таки ребенок, на вид ему не больше пяти лет, а когда заснул, лицо стало совсем младенческим, невинным и бездумным.

Потом его пухлый ротик раскрылся, розовые губки плямкали, словно сосал ее грудь, но она видела, как изо рта неспешно вышел клуб полупрозрачного пара, принял облик молодого мужчины с суровым, даже жестоким лицом.

Был он высок и статен, в плечах широк, а когда облик уплотнился, она, едва дыша, рассматривала его диковинные доспехи, каких не зрела еще, его длинный меч за спиной, его опасно красивый и мужественный облик.

— Мама, — произнес он мужественным голосом, больше привыкшим отдавать приказы на поле битвы, чем обращаться к женщине с таким словом, — мама, только не буди!

Она прошептала:

— Кто ты?

— Сын твой, — ответил он хмуро.

— Но как же ты…

— Мама, — прервал он нетерпеливо, — я мал, плоть моя слаба, но дух силен!.. Я не могу еще держать меч взрослого, но чую, что враг пока в нашем городе. Ты не давай мне проснуться, а я быстро погляжу, нет ли за нами погони.

Она вскрикнула в страхе:

— Не смей! Ты даже в моем чреве спал всегда чутко. Если вдруг ворона каркнет, сучок треснет, ты проснешься… и тогда, оставшись без души, ты здесь умрешь!

— Мама, — сказал он нетерпеливо, — у нас нет выбора. Да и что я буду за мужчина, если не научусь рисковать жизнью?

Он унесся, а она в страхе склонилась над спящим младенцем. Эти минуты были самыми страшными в ее жизни.

Енох не находил места от горя, когда с другими домочадцами разбирал руины сгоревшего дома. На месте многих домов все еще дымились головешки, вдоль забора рядами складывали погибших. Разбойники убрались довольно быстро, еще под покровом темноты, но увели с собой множество молодых девушек и подростков для глумления.

Редкая семья избегла ущерба или потерь. В город пришли люди из города Каинана, помогали растаскивать дымящиеся руины, затем пригнали телеги с запасом досок.

Енох мог надеяться, что жена каким-то чудом уцелеет и даже вернется с ребенком в подоле, но раскрыл рот в безмерном удивлении, когда увидел, как ее ведет за руку крепкий подросток, удивительно похожий на Адни, с ее широко расставленными глазами и красиво изогнутыми бровями.