Начало всех Начал - Никитин Юрий Александрович - Страница 30

Он улыбнулся подбадривающе и, превратившись в яркую звезду, унесся ввысь. Ева счастливо завизжала, в глазах темнеет от голода и холода, вода леденит тело настолько, что едва выкарабкалась на четвереньках на берег и пустилась по следам Адама.

Полдня бежала на подгибающихся ногах, падала и поднималась, мелькала не раз мысль, что Адам ушел слишком уж далеко и реки в самом деле нет, но наконец ощутила в воздухе влажность, впереди блеснул водный простор.

Навстречу выбежал пес, радостно замахал хвостом и, встав на задние лапы, передние опустил ей на плечи и облизал щеки. Предчувствуя недоброе, она поковыляла к берегу, тот, к счастью, очень пологий, начала спускаться к воде и увидела голову Адама. Он вошел в воду по самые плечи и теперь стоит так, чтобы не смог опустить голову, даже засыпая.

— Адам! — закричала она в тревоге и удивлении. — Что случилось? Почему ты там? Разве ты отверг, что тебе сказал ангел?

Он открыл глаза, измученный и похудевший так, что был похож на скелет, обтянутый кожей.

— Какой… ангел? — прохрипел он слабо.

Торопясь и сбиваясь, она рассказала ему о визите ангела. Адам выслушал молча, не перебивал, да и сил на это не осталось, а потом сказал глухо:

— Все пропало… Это был ангел не от Создателя, Ева…

— Не… от Господа?

— Да, — ответил Адам горько. — Люцифер, убоявшись, что Творец в самом деле может сжалиться, постарался сорвать наше покаяние…

Он повернулся и тяжело пошел к берегу. Там упал на мокрый песок, долго лежал, грудь вздымалась тяжело, всякий раз так выпячивая острые ребра, что Ева страшилась, чтобы не прорвали кожу.

— Что будем делать, Адам?

Он ответил в песок:

— Будем жить и бороться. Если звери живут, то сможем и мы.

— Но мы не звери! — сказала она с отчаянием.

— Значит, — сказал он, — будем жить лучше.

В его злом голосе она ощутила силу и уверенность. Казалось, неудача только обозлила его и заставляет бороться за жизнь, а не надеяться на милость Творца.

Она плакала и пыталась его поднять, тащить, он обнял ее сильно исхудавшей рукой и шепнул совсем тихо:

— И все-таки… кое-что мы выиграли. Очень важное.

Она прошептала в слезах:

— Что?

— Господь велел нам, — прошептал он еще тише, — как и всем скотам, плодиться и размножаться. Наверное, там, в Эдеме, мы так бы и делали… всю вечность. Но здесь мы познали нечто новое… чего не было в Эдеме.

— Что, Адам?

Он обнял и прижал ее к груди.

— Любовь.

Глава 3

Пес трудился вовсю, вынюхивая, а то и принося им гнезда с птичьими яйцами, а так они питались в самом деле травой, срывая самые молодые листки и почки, выкапывали корни, некоторые оказались даже сладкими.

Адам еще не оправился от голода, но, оставив Еву в пещере, ушел на поиски. Он умел не только смотреть, но и видеть и, собирая корни и плоды, наблюдал за животными, птицами и даже насекомыми. Здесь они вели себя иначе, чем в саду Эдема, и Адам с дрожью во всем теле обреченно понял, что это и есть основные законы этого мира. Хочешь жить в этом мире, прими их. Иначе умрешь…

Ева сидела в пещере и задрожала, услышав тяжелые шаги, похожие на шаги ее мужа и в то же время чужие, тяжелые и грубые.

На землю что-то упало с шумом. Ева опасливо выглянула, Адам разминал усталые плечи, а у его ног распростерлась безжалостно убитая косуля с прекрасными удлиненными глазами, такими печальными и непонимающими: за что?

— Адам, — вскрикнула она пораженно, — ее убили?

— Да.

— Волки? А как ты спасся?

Он покачал головой.

— В этот мир пришли мы с тобой, Ева. А мы еще те волки.

Она охнула.

— Это ты… ее убил?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы жить, — ответил он. Увидев на ее лице отвращение, сказал теплее: — Ева, в этом мире, чтобы жить, нужно убивать. Если найдем другой путь — пойдем по нему. Ты пока собери сухого хвороста, а я разделаю это… существо.

Она переспросила:

— Разделаешь… это как?

— Увидишь, — ответил он кротко.

Она собирала хворост недолго, а когда вернулась, содранная кожа косули уже сушилась на камнях, а ломти красного мяса поджаривались на огне. Пес с урчанием поедал внутренности, еще для него Адам сложил целую кучу отделенных от мяса костей. Ева сложила хворост вблизи костра, ноздрей коснулся незнакомый запах, странный и волнующий.

Адам смотрел, как она непонимающе водит носом, прятал горькую улыбку. Что делать, и его нежная, робкая жена будет, как хищный зверь, пожирать мясо убитого зверя. Насчет другого пути он сказал, чтобы утешить и подбодрить, пусть надеется на лучшее впереди, но… возможно, такие пути в самом деле есть. Хотя, если честно, это так прекрасно: сидеть у костра, смотреть в багровые угли и с удовольствием есть жареное мясо, в котором только что еще билась жизнь.

Шкуры Адам приспособил как подстилки в пещере.

Он приходил поцарапанный, он набрал вес после того голодания, однако остался сухим и жилистым, без капли ненужного мяса или жира. Глаза его часто смеялись, Ева с изумлением видела, что он счастлив. Он научил ее сшивать шкуры и теперь отправлялся на охоту в крепком кожаном панцире. Даже руки он оборачивал шкурами, прокусить ее непросто, тем более никакие когти уже не процарапают. Ева наловчилась выскабливать шкуры так тщательно, что сделала из них одежду, в которой бесстрашно садилась на любые колючки и камешки.

Блистающую одежду неохотно сняла, после того как Адам сказал недовольно, что слишком блестит. Этот мир почти весь серо-зеленый, и такая одежда для них чересчур яркая.

Ева послушно убрала одежду в дальний угол, хотя, когда Адам уходил на охоту, тайком вынимала ее, надевала и прохаживалась перед входом в пещеру, представляя, что все звери и птицы смотрят на нее и завидуют.

Мяса он приносил вдоволь, потом научился бить птицу, чуть позже сумел проткнуть острым суком первую рыбину, а потом сделал для этой цели особое копье с загнутым сучком на конце.

Ева собирала сладкие ягоды, их великое множество как в траве, так и на кустах, однажды приготовила жареное мясо с начинкой из ягод, и оба ощутили наконец, что живут здесь… счастливо.

Сегодня ночью Ева во сне всхлипывала, Адам прижимал ее к себе, успокаивал, она переставала вздрагивать, но из-под плотно сжатых век бежали слезы.

Утром он проснулся, худой и с ввалившимися глазами, но голос его был твердый:

— В минуты слабости я готов умолять Господа, чтобы Он смилостивился и простил нас. И чтобы вернул в сад Эдема… Но потом я стыжусь своих мыслей.

— Адам!

— Мы уже научились, — сказал он, — как козы и овцы, питаться травами и злаками. Мы научились, как хищные звери, питаться мясом других зверей!.. Вот там в кустах чирикают птицы, у них там гнездо с отложенными яйцами, их тоже можно есть…

Она вскрикнула испуганно:

— Адам! Как можно? Из тех же яиц выведутся птенчики! Ты не дашь им жизни!

Он напомнил с жесткой усмешкой:

— А мы ведь в первые дни… Помнишь?

Она замотала головой.

— Нет! И вспоминать не хочу. Мы тогда умирали. А теперь мы уже встали на ноги. Мы не должны убивать…

— Лучше они, — сказал он, — чем мы.

— Адам!

— Все звери и животные, — напомнил он, — как птицы и рыбы, — неразумные. Никто из них даже не понимает, что живет. Этот мир Господь отдал мне, и отныне я в нем заведу свои порядки, свои законы!..

— Адам, — произнесла она жалобно, — я не узнаю тебя… Я, наверное, тоже изменилась?

Он поцеловал ее и сказал тепло:

— Ты стала еще прекраснее.

— Адам, не смейся надо мной.

— Я говорю правду, — ответил он и сам ощутил, что это правда. Если Господь не сжалился над ней, маленькой и беспомощной женщиной, то он, Адам, простил ее в первый же день. — Ты не только плоть от плоти моей, Ева… Душа у нас вообще одна на двоих!.. Отдыхай, набирайся сил.

— А ты куда?

Он мотнул головой.

— На тех холмах, через которые мы шли сюда, растет дикая рожь. Сейчас она созрела. Я думаю, если собрать семена, то часть можно измельчить и съесть, а часть посеять в хорошем месте…