Заклинатели войны (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 3

И наверняка скалы, окружающие «мокрый могильник», не слыхали подобного смеха с тех самых пор, как боги поставили их на границе моря и земли.

* * *

Ещё никогда Стайни так не хотелось в свой барак. В его тепло, вонь, в храп, зубовный скрежет и стоны тех, кого мучают кошмары. А утром понять, что весь этот ужас ему приснился. Что впереди – привычная медленная пытка, которая истаивает день за днём. Ещё год – и домой.

А ведь после суда Стайни думал, что ждать больше нечего, жизнь кончена. Обесчещенному каторжнику закрыта дорога к людям, равным по положению. Кто отворит для него двери своего дома? Кто назовёт другом? Кто выдаст за него дочь? Кто просто подаст ему руку? Сиди сычом в отцовском замке...

А сейчас это «сиди в отцовском замке» казалось верхом счастья. Дорога в замок Вэлиар заказана навсегда.

Да что там в замок – вообще никуда дороги нет! Долина Горького озера заперта, а ключик в воду выброшен. Вокруг скалы – не пролезет даже леопард. Единственный перевал закрыт отрядом стражи. А морской берег стерегут адские крабы.

При воспоминании о крабах беглец поёжился. Может, стая уже лезет на откос? Твари часто захаживают в лагерь, бродят меж бараков и амбаров. Чтобы ночью высунуть нос за двери – надо быть идиотом. Или смертником.

Переждать ночь в лесу? Нет, не спасёшься. Лесок сквозной, деревья низкие. Из подлеска один терновник, а в нём прятаться – хуже не придумаешь.

Всё-таки надо отсидеться в лагере. Где-нибудь на крыше. До сих пор панцирные гадины по крышам не шебуршились. Правда, и приманки такой каторга им ещё не предлагала...

По лагерю беглец шёл не таясь. Здесь на караул не нарвёшься. Охрана заперлась в казарме. Ну, кроме тех стражников, которые для порядка ночуют в бараках, за каторжниками приглядывают. И никто не увидит беглого: в казарме окна наглухо закрыты тяжёлыми ставнями, а в бараках окон вовсе нет.

Хотя... что там за полоска света впереди?

Забыв о крабах, Стайни подобрался к добротному, сложенному из массивных брёвен дому сотника.

Да, верно! Ведь этой ночью командир маленького гарнизона уступил своё жилище знатному гостю. А тот здешние порядки знает плохо. Закрыл ставни на верхнюю щеколду, а нижний засов заложить не позаботился!

От этого ставни чуть перекосились, в щель можно разглядеть часть комнаты. Бревенчатую стену напротив. Угол стола. Спину, плечо и блестящий лысый затылок сидящего за столом человека.

«Око наместника». Тот самый чиновник из Вейтада, что приказал скормить Стайни крабам.

Сначала каторжнику показалось, что он видит мертвеца: так неподвижна была эта плотная, крепкая фигура. Приглядевшись, Стайни понял, что чиновник просто чем-то увлёкся, да так, что весь мир перестал для него существовать.

Говорят, что матёрые, опытные бойцы чувствуют спиной вражеский взгляд. Если так, то лысый мерзавец свои кисточки на ножнах заработал не на поле брани. В Арко́н-То заработал, при королевском дворе!

О Джакар Игрок, неужели ты решил подарить надежду человеку, который уже ничего от тебя не ждёт?

Оба светила – и Ро́хо, и Со́хо – были в эту ночь в небесах, но сквозь разрыв в тучах лишь Рохо увидела, как каторжник подобрал прутик, подтянулся на подоконнике, прутиком откинул щеколду... и сразу же, рывком – через подоконник, в комнату!

Лысый здоровяк и обернуться не успел, как ему на плечи обрушился враг – яростный, озлобленный, потерявший всё, кроме жизни.

Драки не было. Застигнутый врасплох чиновник откинулся назад вместе с табуретом, рухнул на пол и, звучно стукнувшись затылком о крашеные половицы, затих.

Каторжник первым делом метнулся к окну: сказалась здешняя выучка! Поспешно захлопнул ставни, вернул на место щеколду, задвинул тяжёлый засов. И только тогда обернулся к поверженному противнику: жив ли? От живого больше пользы. Можно, например, заявить сотнику, что знатный господин будет убит, если каторжника не выпустят за перевал, через кордон стражи...

Взяв со стола маленькое зеркальце, Стайни поднёс его к губам незнакомца. Стекло запотело от слабого дыхания. Он был жив, этот мужчина лет пятидесяти, с пергаментно-желтоватой кожей, резкими чертами лица и крючковатым носом.

– Ну-ну, лежи пока, – пробормотал Стайни и огляделся.

Он уже бывал в доме сотника: носил дрова для печи. Сейчас, кстати, печь была протоплена, хотя на дворе и месяц рыбы, самый разгар весны. (Только сейчас каторжник понял, как замёрз он на морском ветру.)

В комнате почти ничего не изменилось. Только на узкую деревянную кровать – сотник жил скромно – наброшено узорчатое шерстяное покрывало.

На столе у кровати – доска для игры «власть драконов», позиция расставлена. Вот, значит, чем гость был увлечён допоздна. На скамье – дорожная сумка... ладно, это потом...

Стайни перевёл взгляд на пленника – и только сейчас заметил некую странность его облика.

Знатный господин был бос.

Да, конечно, он собирался отойти ко сну – вот на вешалке из оленьего рога висят плащ, шляпа и накомарник. Вот на скамье под вешалкой лежит чёрный бархатный камзол. Вот валяются под столом сапоги. Сам чиновник остался в рубахе и длинных чёрных штанах.

Но если господин приехал на несколько дней в чужой дом – что же не взял с собой пару домашних туфель? Слуга забыл уложить их в дорожную сумку? Ну, допустим...

Каторжник перевёл взгляд с узких босых ступней пленника на свои ноги – голые, ободранные в кровь, разъеденные солью до язв... на правой щиколотке железное кольцо с уцелевшим звеном цепи... Горько хмыкнул. Нагнувшись, быстро, зло содрал штаны с пленника и принялся натягивать их на себя. Высокородный господин, которого нагло грабил беглый преступник, не очнулся, только застонал. Теперь он остался в рубахе и синей набедренной повязке.

Облачившись в чужие штаны, беглец принялся за сапоги. При этом он не забывал поглядывать на пленника: не вздумал бы тот очнуться...

Хвала тому, кто придумал моду на широкие мягкие голенища! Удалось натянуть правый сапог на ногу с железным кольцом!

А в левом сапоге обнаружились вшитые ножны с ножом. Спасибо богам за подарок, но почему в левом? Должно быть, хозяин обувки – левша.

Стайни знал, что где-то здесь должен быть меч. Но именно находка ножа вдохнула в сердце лихую, отчаянную радость. Нет уж, теперь его не возьмёшь! С таким клиночком – да чтобы пропасть!..

Забыв об опасности, Стайни вертел в руках добычу.

Лезвие отличной стали. Наверняка выковано в Аркон-То или привезено из-за моря алонке́ями. А рукоять... не приходилось такого видеть.

Отец говорил: по рукояти узнаётся мастер. Когда ученик становится мастером-оружейником, он придумывает рукоять, какой нет у других мастеров, и впредь делает только такие ножи, чтобы никто не спутал его работу с чужою.

Но вот этот нож – сплошная загадка.

Сборная рукоять, костяная с металлом, странная такая... Раз уж мастер решит заказывать рукояти косторезу, то придумает рисунок красивый, но простой, чтобы косторез не заломил цену за сложность: ему же раз за разом повторять один и тот же узор... А тут такое чудо: пляшущие на волнах дельфины! Живые, лёгкие, весёлые – явно работа ша́утис.

Но отец рассказывал, что шаутис никогда не повторяют свои изделия дважды. Скучно им, видите ли...

А небольшой шарик-навершие на рукояти, покрытый рельефными завитками... они же не складываются в узор, в них нет порядка! Кто отлил такое, зачем?

Наверное, всё-таки заморская работа, привозная вещь. Не шаутис вырезали этих задорных танцующих дельфинов, а умельцы с какого-то далёкого острова, название которого не дошло до архипелага Фетти...

Стайни разглядывал нож – и не слышал рядом тихого смеха. Не уловить тот ехидный смешок смертному человеку. Не догадаться бедняге, что Джакар Игрок учудил новую проказу, дал его судьбе хитрый поворот...

А вот стон лежащего на полу человека Стайни услышал. И забеспокоился.

Огляделся. Подошёл к кровати. Ножом срезал шнур, на котором держались кольца полога. Полог грудой упал на пол, а Стайни затащил пленника на кровать и прикрутил за руки и за ноги к обеим её спинкам.