Чудесные рецепты крестьянки-самозванки (СИ) - Мельницкая Василиса - Страница 3

Глава 3

— Афанасий! Афанасий! Где тебя бесы носят⁈ Афанасий!

Зычный мужской голос раскатом грома прокатился по дому. И, казалось, оконные стекла звякнули.

— Я здесь, ваше превосходительство.

Хрустальная ваза разбилась вдребезги, ударившись о притолоку, аккурат над головой Афанасия. Он успел отпрянуть за дверь, прячась от осколков.

— Я просил обращаться ко мне по имени и отчеству, — зло процедил Владияр.

— Прошу прощения, Владияр Николаевич, — невозмутимо ответствовал Афанасий, возвращаясь в столовую. — Привычка.

В байку о его забывчивости Владияр не верил. Едва получив звание генерал-майора, он лично выбрал прапорщика Афанасия Серова в адъютанты за гибкий ум, прекрасную память и добросовестное отношение к службе. А вот в то, что бывший адъютант, а ныне добровольный слуга, хотел обратить гнев хозяина на себя, поверить мог. Но и Владияр целился не в его голову, а в притолоку.

— Дорогая, должно быть, вещь, Владияр Николаевич. — Афанасий поцокал языком. — Княгиня расстроится.

А вот это вряд ли. Матушка никогда не привязывалась к таким вещам. Кособокую вазочку, слепленную внучкой из глины, она всяко ценила больше, чем хрусталь завода «Валь Сен-Ламбер».

— Ты мне зубы не заговаривай, — произнес Владияр уже спокойнее. И ткнул пальцем в тарелку, стоящую перед ним. — Это что?

— Ваш завтрак, ва… Владияр Николаевич.

— Это помои! — отрезал Владияр. — Я такое и собаке не позволил бы есть.

Он демонстративно перевернул тарелку, и жидкая овсяная каша скользкой массой растеклась по белоснежной скатерти. За дверью всхлипнула женщина.

— Это рекомендации… — начал было Афанасий, но Владияр грохнул кулаком по столу.

— Лекарь не рекомендовал жевать овес, замоченный на воде! Он не говорил, что пища должна быть несъедобной!

— Да я все правильно сделала, — запричитала женщина за дверью. — Я в больнице при кухне служила. Если пища должна легко усваиваться, то овсяная кашка…

— Уволена, — оборвал ее Владияр. — Афанасий, принеси мне что-нибудь съедобное. Хоть творогу со сливками.

— Жирное вам нельзя, — подала голос женщина.

— Ты еще здесь? Афанасий, рассчитай ее немедленно.

Афанасий молча поклонился и вышел. Владияр толкнул колеса кресла, откатываясь к окну.

«Достало. Все достало. Ни уюта в доме, ни вкусной еды…»

Ни женской ласки, ни дружеской поддержки, ни занятия, приносящего радость. Увечье разделило жизнь Владияра на две половины: до и после. Сила, здоровье, удача, блестящая военная карьера — с одной стороны. Никому не нужный инвалид — с другой.

Владияр знал, что сгущает краски. Семья его поддерживала. Матушка, отец, братья… Все желали ему добра и старались помочь. Просто Владияр устал быть обузой. К тому же матушка, наконец выйдя замуж за батюшку, наслаждалась медовым месяцем в кругосветном путешествии. Старший брат Владимир перебрался в Лукоморье, не желая расставаться с женой-хранительницей даже ради собственной компании. И когда Владислав, младшенький, вернулся с семьей в столицу, Владияр с преогромным удовольствием передал ему бразды правления и переехал жить на дачу в Малаховку. Все одно дом давно стоял пустой.

Владислав возражал. В огромном доме вполне хватало места и всем: И Владияру, и Владиславу с женой Марьяной и детьми. Владияр никому не признавался в том, что сбежал. Позорно дезертировал с поля семейной жизни. Он чувствовал себя лишним в гостиной, когда вечерами Влад и Марьяна, уложив детей, пили чай. Его раздражали детские голоса — смех, слезы, крики. Он завидовал счастью брата. И надеялся, что на расстоянии будет проще смириться с тем, что у него никогда не будет ни любящей жены, ни детей.

Смешно, но раньше Владияр о семейной жизни вовсе не задумывался. И не влюблялся. Вернее, не любил. А влюбленности случались. Он мог заполучить любую красотку, не шевельнув и пальцем.

Звякнули осколки вазы. Афанасий вернулся с веником.

— Тебе не надоело? — громко спросил Владияр, чувствуя, как подкатывает раздражение.

— Что именно, Владияр Николаевич?

— Вот это все! — Он махнул рукой. — И я, в первую очередь. Ты же мог остаться на службе, сделать карьеру. Какого беса ты моешь мне зад и меняешь штаны⁈

— Мы уже говорили об этом. — Голос Афанасия звучал спокойно. — Вы спасли мне жизнь. Это мой выбор. И кто-то должен это делать. Чем я хуже других?

Все верно. Владияр заводил этот разговор с завидной регулярностью. И, стыдно признаться, всякий раз боялся услышать в ответ: «Вы правы, ваше превосходительство. Я ухожу».

— Ты мог бы жениться, — упрямо продолжил Владияр. — Жена, дети…

— Вы — моя семья, — привычно ответил Афанасий. — А коли богам будет угодно, то и женюсь, одно другому не помешает.

— А эта… как ее…

— Глафира, — подсказал Афанасий.

— Глаша тебе не приглянулась?

— Не пойму я, Владияр Николаевич, вы экономку в дом ищете или мне жену?

— Одно другому не помешает, — пробурчал Владияр, намеренно повторяя слова Афанасия.

— Тогда нет. — Афанасий закончил сметать осколки и выпрямился. — Вороватая она. И нечистоплотная.

— Где их только берут, — фыркнул Владияр.

Матушка умела нанимать прислугу. И Влад предлагал взять кого-нибудь из дома в помощницы. Но Владияр решил, что найдет экономку сам.

— Я напишу в агентство, пусть пришлют кого-нибудь другого. Чтобы готовить умела и за порядком в доме следить. Неужели я слишком многого прошу, Афанасий?

— Никак нет, Владияр Николаевич. А за творогом к молочнице я сейчас схожу. Суп попрошу соседскую кухарку сварить. Добрая баба, поможет. С остальным сам справлюсь.

— Газету принесли? Проверь почту.

С газетой Афанасий принес письма: от матушки, от Владимира и от Владислава.

Матушка прислала открытку из Баден-Бадена, с видом на недавно открытый фонтан «Жозефина». Она справлялась о здоровье и просила писать чаще, но уже не в Баден-Баден, а в Лейкербад.

Владимир подробно рассказывал о разработке нового артефакта для инвалидной коляски. Владияр все порывался написать ему, чтобы не маялся дурью, но опасался обидеть. Брат от чистого сердца старается, и кому-то его изобретение может помочь.

— Мог бы приехать, а не переписку вести, — пробурчал себе под нос Владияр, открывая письмо от младшего брата.

Из конверта выпал листок, исписанный крупными печатными буквами, и детский рисунок. Послание от Василисы, старшей дочери Влада, было коротким.

«Дорогой дядюшка Яр! Как твои дела? Мои хорошо. Я научилась кататься на велосипеде. Я скучаю. Когда ты нас навестишь?»

Буквы отчего-то стали расплываться. Владияр моргнул.

«Люблю. Целую. Василиса».

На рисунке двое сидели у камина: мужчина в инвалидной коляске и девочка у его ног. Мужчина держал раскрытую книжку.

Владияр вспомнил, что то недолгое время, что он прожил под одной крышей с семьей младшего брата, вечерние чтения у камина стали для них с племянницей традицией.

Владияру казалось, что брат с женой специально отправляют к нему Василису. Из жалости. Зависть страшна тем, что отравляет душу.

Владияр скомкал письмо и рисунок и бросил на пол. А потом корячился, доставая их из-под буфета, чтобы спрятать в карман домашнего сюртука.

И едва успел раскрыть газету к возвращению Афанасия, делая вид, что занят чтением новостей.

Глава 4

В агентство «Крошечка Хаврошечка» я пришла вместе с Митей. С кем я могла его оставить? С чужим человеком в гостинице? При одной мысли об этом нутро сворачивалось в тугой узел.

После крушения поезда я все время держала сына при себе, хотя он был вполне самостоятельным ребенком. С одеждой справлялся сам, из-за еды не капризничал, мог играть один, не требуя постоянного внимания. Но страх потери я испытывала задолго до его рождения, и теперь он только усилился.

В агентстве на меня взирали, как на сумасшедшую. Я и сама понимала, что конкуренция высока даже среди женщин с безупречной репутацией, молодых, сильных и здоровых. Я могла соврать, что рано овдовела, но и при этом условии найти хорошее место с ребенком на руках очень трудно, несмотря на прекрасные рекомендации.