Холодный март 14-го (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 32

В панике человек теряет способность к рациональному мышлению и действиям. Говорят, что она даже является защитным механизмом. При определенных условиях - возможно, но в данном случае она носила исключительно деструктивный характер.

Щеневмерлики дико орали, носились по коридору, долбились во все двери и ломились на свежий воздух. Слышно было, как звенели и рассыпались оконные стекла, как трещали двери, выносимые вместе с петлями, как отдельные вопли вдохнувших хлорпикрина сливаются в многоголосый душераздирающий рёв. И это, по моему наблюдению, продолжалось уже полчаса.

В течение этого времени я занимался тем, что любят делать маленькие дети - разбирал и ломал. Выдергивал с мясом подводящие кабели, отрывал ручки управления и тумблеры, разносил вдребезги мониторы, отвинчивал шильдики и устраивал вандализм в недрах приборов. Несмотря на открытое настежь окно и плотно закрытую дверь горчичный запах хлорпикрина понемногу просачивался в помещение, вызывая резь в глазах, словно туда попал песок. В горле першило, как при весеннем ОРЗ.

Однако никакой праздник не может длиться вечно, и вскоре крики со стонами стихли, а потом вовсе прекратились. Враг пришел в себя и почти сразу же очутился под окнами и дверями моего убежища. И если из-за дверей почти сразу послышался надсадный кашель и всхлипы - там эта гадость будет еще неделю выветриваться, то на улице, на свежем воздухе кастрюлеголовые чувствовали себя гораздо увереннее.

-Сова, открой, медведь пришел! - процитировал чей-то смешливый голос слова советского “Винни Пуха”.

-Да как он тебе откроет? Решетка ведь! Намертво вмонтирована! - возразил ему командир части.

-Эй, ты там не умер случайно? Дай знать, если живой, - обратился ко мне кто-то незнакомый.

Я оглядел образцово-показательный разгром. Всё, что можно - сделал. Отсюда враги уже ничем управлять не смогут. Свалить бы по-тихому, да вот некуда.

За окном зафырчал, заскрипел двигатель видавшей виды “буханки”.

-Давай, цепляй!

“Бздынь”. Где-то сбоку за решетку уцепился крюк буксировочного троса. “Ну вот и всё, - мелькнуло в голове, - сейчас сорвут крепёж, и закончится моё геройство быстро и трагически”.

Двигатель взревел, трос натянулся, и одновременно со скрежетом выдираемых из стены дюбелей всё пространство перед учебным корпусом наполнилось оглушительным треском, словно за окном рухнула на землю целая дубовая роща. Когда я с удивлением выглянул в окно, по глазам резануло такой яркой вспышкой, что перестал видеть.

Светошумовые гранаты, называемые в простонародье световухами или флешками, щедро рассыпавшись по учебному плацу так удачно легли на измученные хлорпикрином души бандеровских активистов, что ни о каком организованном сопротивлении ветеранам, просочившимся через забор и КПП, не могло быть и речи. Ослепление и оглушение оказывают настолько сильное давление на психику, что даже самые стойкие не способны избежать хотя бы кратковременной прострации. Всё же чаще случается более сильная реакция организма - с потерей сознания и с бессознательным освобождением желудка. Именно вследствие этого на плацу перед учебным зданием находились не только в беспорядке лежащие тела, но и клубился запах нечистот, вполне гармонирующий с атмосферой майдана.

Всего этого я, однако, не видел. В сумерках, сгустившихся вокруг меня после вспышки световухи, на каких-то инстинктах мне удалось доползти до стоящих в ряд стульев и рухнуть на них. Всё, дальше воюйте без меня…

А потом меня подхватили и куда-то потащили чьи-то сильные руки. Куда? Зачем?..

Глава 25. Конспиративная

Очнувшись, словил дежавю - я опять лежал на жестком, неудобном, но сравнительно просторном заднем сиденье УАЗика. Из новых ощущений - железисто-кислый привкус хлорпикрина во рту и солнечные блики в глазах, отчего вся картинка казалась засвеченной фотографией. В остальном всё было очень похоже на процесс эвакуации из Харькова. Чавкал и кашлял плохо отрегулированный движок, шипели колеса, елозя по разбитому асфальту, а на передних креслах забористо матерились, проклиная ухабы, мои хорошие знакомые Ник и… Нет, рядом с ним сидел не Макс. Второй затылок сидящего впереди был седым, с короткой крепкой “бычьей” шеей за высоким воротником кожанки.

-Ауч, - я невольно вскрикнул, приложившись неловко головой. Даже бьюсь об те же выступающие части тем же местом, что и в первой раз.

-О! Майкл! С возвращением! - не переставая крутить баранку, Ник кинул быстрый взгляд на меня. - Ты с завидным постоянством приходишь в себя ровно через полчаса после того, как оказываешься в моей карете.

-А куда мы направляемся? - спросил я, пытаясь перейти в вертикальное положение, моргая слезящимися глазами и судорожно ощупывая своё “наследство”. Рюкзак с планшетом на месте, браслет - тоже, и даже не поменял своей температуры.

-Дальше Севастополя не уедем, - улыбнулся Ник на все тридцать два. - Мы тебя изъяли, чтобы людской энтузиазм не накрыл. А то народ у нас дюже злой на правосеков и как прознал, что они тут нарисовались… От митинга с легким дружеским мордобоем мы решили тебя избавить, и заодно себя - от объяснения каждому встречному, что ты у нас “Штирлиц” - свой среди чужих, чужой среди своих. Главное, что дело сделали - никто никуда не летит, никто никого не сбивает…

-А американцев прихватили?

-Каких американцев? - Ник даже притормозил.

-Которые в командирском доме фестивалили.

-Нет… - Ник помотал головой, - как призраки - все их видели, но куда делись, никто не знает. Такое впечатление, что у них тут есть свой человек. Уж очень технично свалили…

-Плохо, - огорченно вздохнул сосед Ника, - все наши злые, что пиндосов упустили. Многие исключительно из-за этих субчиков в нашу авантюру ввязались - уж очень хотелось за вымя пощупать тех, в чью сторону на службе даже чихать было запрещено - всё обидеть боялись.

-Было бы желание - возможность найдется, - хмыкнул я, потирая ушибленное место, - эти ребята домой не собирались.

-Где? Когда? - отрывисто спросил пассажир.

-В Крыму - вряд ли, - остудил я горячего пенсионера, - а вот в Харькове они нарисуются.

-Откуда знаешь? - пассажир, наконец, обернулся и его сходство с Ником, за вычетом возраста, стало почти абсолютным.

-Слышал, - пожал я плечами, взмолившись про себя, чтобы далее не последовали уточняющие вопросы. Ну не говорить же, что эти знания у меня из будущего. (*)

-Да-а-а, глаза у вас, как у вурдалака, - перевел разговор сосед Ника, и я заметил, как они похожи, к гадалке не ходи - родственники. - Хорошо досталось, вижу. Это у нас была кассетная шестидесятка, 130 дБ и два млн кандел. Серьезное изделие, хоть и кратковременное. Это за стенкой, за стеклом. А те, кто на плацу стояли, натуральным образом обгадились. Запашок там стоял…

-Батя, подожди! Как глаза, Майкл? - участливо перебил отца Ник, - если видишь хоть что-то - посмотри в свой компьютер. Всё время пиликал, пока ты тут отдыхал…

-Да тут с такой тряской читать всё равно невозможно, - отмахнулся я от заманчивого предложения, - “приземлимся” где-нибудь, тогда посмотрю. Куда мы сейчас?

-Главное не куда, а откуда? - поднял палец вверх Ник.

-Именно, - кивнул его отец, - там сейчас международный конфликт разгорается, и мы постарались обставить всё так, что забравшиеся правосеки сами по пьяни набедокурили с боеприпасами.

-А они были пьяными? - уточнил я, пытаясь вспомнить лица кастрюлеголовых.

-Лично в глотку горилку вливал, - засмеялся Ник, - говорил, что это самый лучший антидот. К приезду прокуратуры и властей они уже лыка не вязали.

-Вот поэтому мы и решили, - закончил Ник, - что во всём этом тебе лучше не участвовать… Как, впрочем, и нам тоже.

-А сейчас - милости прошу к нашему шалашу, - произнес его отец, - переоденемся, умоемся, поедим нормально, а потом можно и продолжать делать революцию. Готов?

-Всегда готов, - ответил я пионерским салютом и повернулся к окну, мимо которого бежал, торопился Севастополь 2014-го года.